— Нет. Не хочу…
Он целовал меня уже в шею, нежно покусывая, и у меня подогнулись колени. Он вернулся опять к губам, и когда он поцеловал меня, я ощутила вкус мыла на его коже. Тело его, прижатое к моему, настолько близко, что если я открою ладонь, я могу его схватить, ошеломляло. Я поняла, что это больше, чем секс. Я хотела его телом, хотела впивать его энергию через кожу, прижатую к нему. Хотела этого до невозможности.
Его руки скользнули на мои груди, покрывая их мылом, они стали скользкими, а соски уже тугими и твердыми. Мои руки охватили его талию, давлением тела удерживая полотенце на месте. Кот шевелился, и грудь его так скользко, так гладко терлась о мою…
Он стал отступать, не выпуская меня из кольца своих рук, ведя нас обоих снова к воде. Я повела руками по скользкой твердости его спины, ниже, до опасного ниже. Будто я хотела каждым дюймом себя прижаться к нему, обернуться его телом, как простыней, и пить, впивать порами кожи.
Пока я я пыталась собрать волю, мысли, Кот отодвинулся на долю дюйма, и полотенце соскользнуло вниз. Он быстро придвинулся вновь, он прижимался к моему паху, к животу, и это было настолько дежа-вю, что я тихо застонала.
Моя ладонь обернулась вокруг тугой твердости Кота. Он полуприпал ко мне, и я его ласкала, и знала, что это не я хотела его тронуть, это моя кошка, или драконница, хотели знать, каково оно на ощупь. Он отпрянул от меня настолько, что я смогла убрать руку, но дело было сделано. Он тянул меня под воду, теперь как никогда уверенный, что я скажу да.
Котик повернул меня к стене, положил мои руки на кафель, прижавшись ко мне сзади
— Нет, не надо, пожалуйста, не надо!
Он лизнул меня сзади в шею, и я затрепетала, прижатая к мокрой стене.
Он чуть прикусил мне шею сзади.
— Нет!
Он прикусил сильнее, чуть-чуть только не пустив кровь, и тело мое обмякло и успокоилось. Будто он переключил выключатель, о котором я не знала. И когда он вдавился ко мне внутрь, он был скользкий, и я каким-то образом знала, что, пока я отвлеклась на борьбу он облил себя еще мылом, чтобы войти гладко и легко.
Он прижал меня к стене и входил, вскальзывал, дюйм за тугим дюймом. Он вталкивался, пока не вошел почти весь, и дошел до упора. И тогда он начал выходить — медленно, о, как медленно! И снова внутрь, медленно, все еще проталкиваясь, раздвигая, освобождая себе место. Я стояла, прижатая к стене, пассивная, недвижная. Но мне не хотелось шевелиться, не хотелось останавливаться, и не было мыслей, было только ощущение его — внутрь и наружу. Я уже была не такая тугая, и мыло сменилось моей собственной влагой, и он стал двигаться плавнее — внутрь и наружу. Он был нежный. Мое нутро ликовало, пело, звинело… и я не могла сдержать хриплых рычаний..
Кот оперся на стену, тело его полностью прижало меня, и он начал искать ритм, так же нежно, но быстрее. Он был очень осторожен со мной, а я не хотела осторожности.
— Сильнее, — произнес голос, не до конца похожий на мой.
Все нутро звенело, нарастал жар, тяжесть, ноги и нутро сводило судорогой… И он укусил меня за шею… с натужным криком, рычанием я взорвалась… почувствовала особ сидиный его толчок, буквально вдавивший меня в стену и горячий поток внутри с его глухим и торжествующим криком… я уплыла в нирвану..
очнулась в постели, с вымытыми волосами… одна.
закрыла глаза и зарычала… и что в моем реве было больше: разочарования, обманутого ожидания или ярости от того, что я одна- я и сама не поняла. но никто ко мне так и не пришел.
всю последующую недели меня потряхивало… от жажды повторения…
на требовательные взгляды он мне лишь отвечал, что стоит лишь попросить… позвать… и он мне подарит наслаждение…
я из принципа не сдавалась.
внутри нарастал дискомфорт… кошка начала бузить..
и, когда я в очередной раз поругалось с мамой, во мне лавиной хлынуло желание крови, рвать, грызть… я зарычала и недвусмысленно пошла на маму, выпустив когти.
Леси, который был тут, резко кинулся мне на перехват, поймал, и буквально швырнул в соседнюю комнату, спальню. Мою спальню.
зарычала и двинулась на него. На четвереньках… и мне очень мешали собственные ноги..
он кинулся мне наперехват. схватил… и тут я частично вернула себе контроль..
Я заставляла себя не двигаться. Не сопротивляться, когда Леси опускал меня на пол, обмякнуть в его руках, когда он навалился сверху. Тот, второй разум просто завизжал и зарычал, когда тело коснулось ковра. Он вопил, что нас убьют, и он в это верил. У него здесь друзей не было. Я всегда думала, что мой зверь — хотя бы разумное существо… но сейчас я сделать ничего не могла… мое тело медленно захватывал зверь…, То, что боролось со мной, никогда не понимало общественного порядка разумных, людей. Для него была только дичь, соперники, партнёры по спариванию и детёныши. А детёнышем я уже не считала Леси, ни в малейшей степени.
Я позволила ему положить себя ничком на ковёр. Юбка оказалась слишком короткой, чтобы расстелиться по полу, и она стала задираться. Тело Леси прилипло к моей спине, руки держали мои запястья. Я старалась подавить вопящий голос у себя в голове, лежать тихо, позволить Леси держать меня изо всех сил. Он не был обучен фиксировать человека на полу, и делал только то, что умел, раздвигая мне ноги бёдрами, чтобы я не могла встать на колени и его сбросить. И после навредить ему, себе и детям.
Юбка задралась так высоко, что ничего уже не было между ним и мною, кроме моих трусиков и его брюк. До ужаса беззащитное положение. Даже то во мне, что ещё было мной, этим не было довольно. Потому что, как только тебя вот так прижмут, то от тебя ничего не зависит. А я люблю, когда есть выбор. Выбор — это возможность.
Леси мне плохого не сделает. Не сделает. Не сделает.
Я повторяла это снова и снова, пока он пристраивался. Зверь во мне знал, что в этом положении он может нам спину поломать. Для меня самой это выглядело как подготовка к изнасилованию. Я знала, что Леси этого не сделает, и ещё знала, что если собираешься кого-нибудь изнасиловать, то надо сначала одежду снять, а потом уже ставить в такую позу, потому что иначе руки у тебя будут заняты, а штаны сами не расстёгиваются. Логически рассуждая, мне ничего не грозило, но логика не всегда побеждает страх. Зверь боялся, потому что другому коту доверять не умел. Я боялась, что будет, если он не сможет меня достаточно подавить, чтобы я не вырвала ему горло или не проломилась через хилую перегородку комнаты и не добралась до мамы и не растерзала всех, кто снаружи. Что Леси мне плохо не сделает, я верила. я не верила, что он сможет меня удержать и обезопасить всех остальных. Сомнения питали страх, страх раздувал сомнения, и я потеряла — потеряла себя, потеряла контроль.