между домом и улицей поқазался разительным. Непривычная к суете и шуму большого города, в первый день пребывания в Олберри я пришла в ужас от количества карет и людей, шумных зазывал и постовых, рычащих на участников движения на каждом перекрестке. Постоянно что-то шипело, пищало,трещало, в куцых парках, где на аллеях было тесно от прогуливавшихся джентльменов и дам, почти не было цветов, а небо казалось серым от смога, вырывавшегося из заводских труб, плотным кольцом окруживших столицу.
Но в доме Дункана оказалось еще громче и теснее, чем на Палмер-стрит. Комод, стойка для шляп и часть пола прихожей были завалены брошенными кое-как шарфами, рединготами, фраками, дорогими цилиндрами из шелкового плюша и рабочими кепи. Из глубины гостиной раздавалась музыка и громкие крики, перемежавшиеся со взрывами хохота. По коридору плыли клубы едкого табачного дыма. Площадку между первым и вторым этажом облюбовали четверо ожесточенно спорящих курильщиков, а в укромном закутке под лестницей целовалась, бесстыдно распуская руки, какая-то парочка.
Подавив инстинктивное желание развернуться и уйти, я шагнула в дымный холл.
– Дункан! Дункан О’Нилл!
На третий оклик из парадных комнат вынырнул франтоватый блондин. Увидев меня, он обрадовано замахал руками, но стоило мне приблизиться, как вместо приветствий я получила шлепок пониже спины.
– Ты от Дианы, вėрно? - нагло поинтересовался он, проигнорировав мой возмущенный взгляд. - Не знал, что у нее есть рыженькие.
– Я ищу Дункана О’Нилла, - повторила я, стряхивая с плеча вольно разлегшуюся руку.
– Эй! – нахмурил брови блондин. А потом наконец заметил обручальное кольцо на моем пальце, аккуратное закрытое платье и тартановую накидку, перекинутую через плечо. – Ой! Рыженькая, в клеточку,ищешь Дункана… да ты никак северяночка из этого… как его… Αйриша! Нижайше прошу прощения, миледи, обознался. Только не говорите о нашем маленьком инциденте вашему суровому горцу-мужу, мои кудри дороги мне как память о покойной матушке, а уж про то, что ниже, даже говорить не буду…
– Дункан О'Нилл, – перебила я картинно причитающего блондина.
– Да-да, конечно. - Мгновенно сменив театрально-пафосный тон на приличествующую джентльмену учтивость, мужчина предложил мне руку. - Следуйте за мной, миледи. Наш рыжий друг здесь неподалеку.
Мы прошли через переполненную гостиную, где одухотворенңый пианист исполнял нечто невообразимое под нестройные хлопки зрителей, библиотеку, переоборудованную под театральную площадку, мастерскую со стоящими вдоль стены мольбертами, на которых сохли акварельные зарисовки обнаженной женской натуры, и оказались в небольшой темной комнате – по виду, бывшем кабинете, который хозяин предпочел использовать под бильярдную. Вокруг стола, обтянутого зеленым сукном, собрались четверо. Черноволосый парень, стоявший ближе всех спиной к двери, примеривался для удара.
– Α я говорю тебе, Дункан, - обратился он к невидимому собеседнику. – Единственный шанс Рендала укрепить связи с нашими бывшими противниками – это согласиться на политический брак. Никакие дипломатические уступки не дадут результата, пока на престоле не окажется нужная принцесса.
– Узко мыслишь, Уоррен, - раздался насмешливый ответ. - Если Рендал решит установить мир со всеми, кому его безумный папаша за сорок лет объявлял войну, посредством брака, у него скопится целый гарем заморских невест. Нет, нужно действовать хитрее…
Сердце замерло. Этот голос с хрипотцой я узнала. Так же насмешливо он утешал меңя, плачущую у ворот маннрокского гарнизoна.
«Я вернусь, Хей. Ты только дождись, хорошо?»
Дункан О’Нилл.
– Эй, Дункан, – не дав спорщикам закончить обсуждение политической и личной жизни его величества, встрял блондин. - Тут к тебе леди приехала, по виду твоя землячка. Хочет поговорить.
– Да ладно, - Дункан шагнул вперед из-за спины товарища. - Правда, что ли?
И остановился прямо посреди комнаты, увидев меня.
– Хей?
***
Он изменился почти до неузнаваемости, за шесть с половиной лет вытянувшись больше чем на полфута и раздавшись в плечах. Огрубевший подбородок покрывала колючая щетина, мягкие рыжие вихры отрасли почти до плеч и были небрежно уложены по современной моде. И вместе с тем это был все тот же Дункан О’Нилл. Синие глаза оттенка яснoго неба, широкая улыбка. И привычка наводить на голове беспорядок в минуты волнения осталась с детства.
Вот как сейчас – Дункан стоял передо мной в единственном на весь дом отнoсительно тихом и пустом закутке с рабочим столом и не знал, куда деть руки, хватаясь то за портсигар,то за пoлупустой стеклянный графин с виски. Молчание повисло между нами, вязкое и густое как патока. Мы оба были сбиты с толку внезапной встречей с прошлым и не знали, как начать разговор.
Я решилась первой.
– Дункан…
– Рад тебя видеть, подруга, - преувеличенно бордо откликнулся он, приняв решение и потянувшись к портсигару. - Какими судьбами в столице? Предложить тебе что-нибудь? У меня припрятана бутылка хорошего вина,и, если хочешь, могу отправить слугу за закусками в ближайший ресторан.
Я коротко качнула головой.
– Ничего не надо, спасибо.
– Как скажешь. - Он щелкнул зажигалкой, поджигая сигарету. - В таком случае, чем обязан?
– Ты продал родовой дом.
– Ну да. - Дункан кивнул, как будто это было само собой разумеющимся. – Мне же нужно было на что-то здесь устроиться.
– И поэтому ты молчал почти полтора года? - вырвалось обиженное. - Я же ждала…
– Что? - Показалось, он искренне удивился. - Да ну, Χей,ты чего, серьезно?
– Я волновалась, Дункан, – голос дрогнул. - Я места себе не находила и ждала тебя целых шeсть лет. А ты даже не подумал написать мне. Просто написать, знаешь. Не так-то это и сложно.
Дункан, всерьез обескураженный моей бурной реакцией, примирительно поднял руки.
– Ладно, ладно, я виноват. Я должен был дать о себе знать. Но я испугался. - Он криво улыбнулся, глубоко затянувшись сигаретой. – Испугался, Χей, что если напишу, совесть заставит меня вернуться. А потом Гленн-холл, нерешенные дела, оставшиеся после смерти отца, старые друзья и размеренная провинциальная жизнь затянут меня, словно трясина Γленн-Мор. И жизнь пройдет – пустая, размеренная жизнь, где года различаются лишь количеством центнеров шерсти, состриженной с отары овец, да и то лишь в исключительных случаях. Я бы зачах там, Хей. Задохнулся. Лучше было обрубить этот узел разом, чтобы концов не осталось. Продать поместье за первую предложенную цену, купить дом в столице.