— Это дочь моя. Она ещё не замужем.
— Ах! Простите за неловкость. Я думала, замужем. — Но она успела приметить, что Ципра смотрит на Лоранда взглядом верной жены. Превосходный случай уязвить сразу двоих (если не троих)! И, не раскаиваясь в своей оплошности, поспешила прибавить: — Ну, да ведь всё ещё впереди! Не так ли, милый Лоранд?
— «Лоранд»! — пролепетали все в один голос.
— Ну вот! Ещё и выдала вдобавок! Хотя, собственно, чего вам таиться? Среди родных, средь добрых друзей! Ну, конечно же, это он, Лоранд Аронфи, наш дражайший родственник! И ты до сих пор его не узнала, Мелани?
Та побледнела как мел.
Лоранд же отошёл вместо ответа поближе к Топанди, который удержал его возле себя пожатием руки.
Но, впрочем, госпожа Бальнокхази никому не дала слова вставить.
— Я не собираюсь обременять вас долго своим присутствием, дорогой дядюшка. Я у господина Шарвёльди остановилась, тут, по соседству, он у нас имение покупает; мы ведь выиграли дело.
— Да?
Причины и ход судебного процесса госпожа Бальнокхази не стала, однако, излагать своему собеседнику, который, последовав дурному обыкновению, сам стал только односложно «дакать» в ответ. (И Лоранд и Топанди отлично разумели, что в венгерском языке это не ответ; мадьяр на вопрос: «Ты был сегодня в саду?» — отвечает по-разному, четырьмя способами — в зависимости от ударения: «я», «был», «сегодня», «в саду»; тогда как человек иной национальности всё будет твердить лишь своё неизменное: «yes», «oui», «jawohl».[146] Но в данном случае Топанди больше по душе было именно это не располагающее к разговору холодное, сухое «да».)
— Так что придётся проскучать тут несколько дней.
— Да?
— Надеюсь, дорогой братец, вы разрешите Мелани пробыть это время со мной, не лишите меня этой радости? Я, конечно, считала бы приличней попроситься к вам, но Шарвёльди меня предупредил и сам очень любезно предложил своё гостеприимство.
— Да-а-а?
(Топанди умел иногда подпустить очень заковыристое «да».)
— Поэтому не обижайтесь на просьбу отпустить со мной Мелани, моё единственное сокровище. После я опять оставлю её у вас — до той поры, пока ей не придётся, с благословения господня, насовсем нас оставить.
И она приняла вид самоотверженной материнской покорности, дабы яснее было, о каком благословении речь.
— Что же, пожелание вполне естественное, — кратко ответил Топанди, уставясь на гостью, словно в ожидании каких-нибудь пожеланий позанятнее.
— Я вам и так уже бесконечно обязана, что пригрели бедную, беззащитную сироту. Бог вас за это вознаградит.
— Не за вознаграждение нанялся.
Госпожа Бальнокхази хихикнула несмело, словно не решаясь шутить над небожителями слишком откровенно.
— А вы, дорогой братец, всё такой же шутник касательно некоторых вещей.
— Такой же безбожник, хотели вы сказать, милая сестрица? Да, постарел, а всё такой же.
— Знаем мы вас, знаем преотлично! — перебила гостья сладким голоском. — Это вы с виду только, а сердце у вас предоброе, всякий видит.
— То есть увидит — и драла поскорей, так, что ли, сестрица?
— Нет, нет, совсем наоборот, — запротестовала Бальнокхази. — Не пытайтесь дурно истолковать наш сегодняшний уход, милый братец. В доказательство того, как высоко мы ценим нашего дражайшего соседа, одно только словечко шепну вам на ушко — и вы убедитесь в искреннейшем нашем уважении. — И она, опершись рукой в перчатке о его плечо, сказала ему на ухо: — Хочу попросить вас, дорогой братец, если бог даст, всё будет хорошо, быть посажёным отцом Мелани.
Улыбнувшись, Топанди положил на её руку свою.
— Буду отцом, буду. Больше даже, чем посажёным. Даст бог по моему хотению — этими вот своими безбожными руками обоих благословлю и счастье их устрою. А не даст — что ж! Одним благословением и родственной любовью обойдутся — да стишками поздравительными, да вздохами умильными и чем там ещё, для чего денег не требуется. Всё это и я им отвалю quantum satis.[147] Так что воистину как бог даст.
Прижав его руку к своему сердцу, Бальнокхази возвела очи к небу: какого, дескать, родственника послал господь, такими разве лишь в знак особой милости осчастливливает, и привлекла Мелани к себе: поблагодари за эту бесконечную доброту, за великодушную заботу.
Лоранд с угрюмостью взирал на эту сцену. Ципра же неприметно выскользнула за дверь.
— Ну, а теперь не проводите ли нас к господину Шарвёльди в усадьбу? Окажите нам любезность, Лоранд.
— До усадьбы, — поправил Лоранд.
— А где твоя подруга, Мелани? Это прелестное милое создание? Попрощайся с ней. Но куда же она девалась?
Лоранд не пошевелился, никакого желания не выказав идти разыскивать Ципру.
— Ну хорошо, мы ведь ещё увидим прелестное это дитя, — видя, что её намерение не находит отклика, сказала госпожа Бальнокхази. — Предложите же мне руку, Лоранд.
И она прильнула к нему справа, указав глазами Мелани занять место слева от молодого человека. Но та не послушалась и взяла под руку мать. Так они и пошли по улице, а из окна их провожал взглядом Топанди, которому гостья с чувством помахала ручкой.
Мелани за всю дорогу не проронила ни слова.
Тем усердней щебетала мать: любопытствовала, осведомлялась.
— Наш почтенный родич не ладит, видимо, с Шарвёльди?
— Да.
— Он всё такой же безбожник, нечестивец?
— Да.
— И вы его терпите столько времени?
— Да.
— Но ведь вы сами всегда были таким благочестивым, богобоязненным. Вы и сейчас такой же?
— Да.
— Так, значит, Топанди и Шарвёльди — враги?
— Да.
— Но вы всё-таки навестите нас, пока мы будем здесь?
— Нет.
— Ну, слава богу, хоть раз услышала от вас «нет». Эти ваши «да» прямо-таки раздражать меня начали. Значит, и вы тоже с Шарвёльди во вражде?
— Да.
Тем временем они довольно быстрым шагом достигли жилища Шарвёльди. У входа Лоранд остановился, всем видом показывая, что не двинется дальше.
Госпожа Бальнокхази придержала Мелани, чтобы не вошла впереди неё.
— Ну-с, дорогой Лоранд? Вы с нами даже не прощаетесь?
Лоранд взглянул на Мелани. Та стояла, не подымая глаз.
— Всего доброго, сударыня, — простился Лоранд коротко и, приподняв шляпу, удалился.
Бальнокхази посмотрела ему вслед своими прекрасными, выразительными, красноречивыми глазами. Жгучая, смертельная ненависть читалась в этом долгом, выразительном, красноречивом взгляде.
Ципра поджидала Лоранда в дверях.
— Это и есть дама в зелёном! — подняв палец, шёпотом сказала она.