Читать интересную книгу Женский декамерон - Юлия Вознесенская

— Сына она у меня унесла из родильного дома! Сыночка моего присвоила!

Тут и до инженерши дошло, в чем дело, почему та раскричалась. Побледнела она, как смерть, и в обморок грохнулась. Хорошо на рынке был медпункт, вызвали оттуда медсестру, та привела ее в чувство, а потом их обеих повели в милицию — разбираться. Записали адреса и велели в суд подавать, дело, мол, милиции неподвластное.

Ну, прежде чем в суд подавать, успокоившись немного, решили они сначала на ребят посмотреть — так ли все, действительно ли обменяли им сыновей? Прямо из милиции инженерша берет такси и везет крестьянку к себе домой. Но по дороге берет с нее слово, что та ничего не будет ребенку говорить, а только посмотрит на него.

Пришли. Та как поглядела на мальчика, на Эдика этого, так и села на диван. Сидит, слезами обливается. Но уже молча, как уговорились. После вышли они с инженершей на улицу, и крестьянка ей говорит:

— Так и есть, Софа, подмен! Эдик-то вылитый отец, мой то есть муж. Рыжий, как и все ребятишки у нас в семье. А теперь вот тебе мой адрес, приезжай и ты на своего сына настоящего взглянуть. Но с тем же уговором, чтобы правды не сказывать.

И на другой же день инженерша, накупив подарков для всех крестьянкиных ребятишек, поехала к ней в Лодейное поле, километров это за триста от Ленинграда. Приезжает и видит картину: сидят по лавкам пятеро ребят, четверо рыжих, как огоньки, а пятый — черный. Еле она себя сдержала, чтобы не броситься к этому черноглазенькому и кудрявому Коле — он точная копия ее самой в детстве, смотрит она на него, будто на свою детскую фотографию.

Вечером, когда ребят уложили, собрались за столом взрослые и стали думать, как же им дальше быть? Бабы, как водится, слезы льют, а мужик думает. И надумал:

— А давай, Софья свет Ароновна, мы на время мальчонками обменяемся. Ну, как они своих отцов-матерей признают? Правда, вы, поди, нашего-то там на шоколадах разбаловали… Да и Колька к вольнице привык, все лето босявкой бегает, на речке целыми днями пропадает, молока в день по литре выдувает. Как он там без воздуха одними шоколадами пропитается? Но надобно мальчишек к той судьбе возвращать, какая каждому на роду написана.

Матери подумали — и согласились попробовать решить это сложное дело миром. Софья Ароновна пожила еще дня три в Лодейном поле, с Колькой подружилась, как могла. Накупила ему в сельмаге крючков, лесок для удочки, словом, старалась. Мальчонка вроде что-то почувствовал, тоже к ней потянулся. И вот в назначенный по уговору день она ему и предлагает поехать в гости к «братику» в Ленинград. Это уже матери так придумали, объявить мальчишкам, что они братья двоюродные, чтобы и та и эта семья им не чужими казались.

И вот отправились Софья Ароновна и Колька в Ленинград, а с ними Василий Васильевич — сына Эдика смотреть и тоже, если получится, в гости взять в Лодейное поле.

Кольке в Ленинграде понравилось, а с Эдиком они в тот же день стали как родные братья: у Кольки-то в семье все старшие, а Эдик вовсе один растет, он и рад приятелю.

А Василий Васильевич его тем временем обрабатывает, про рыбалку да про охоту рассказывает. Что мальчишке надо? Он уже на второй день спрашивает:

— Дядя Вася, а когда мы в лес пойдем белок смотреть и рыбок ловить?

Собрались они через несколько дней, поехали. А Колька остался с настоящими родителями. Балуют его Софья Ароновна с мужем сверх всякой меры, конечно, водят в цирк, в зоопарк, в детские театры. Книжек ему накупили, а главное дело — велосипед! Мальчишка радуется, привязался к ним, на ночь требует от Софьи Ароновны, чтобы книжку ему вслух читала — дома его такими вещами не баловали. Но через неделю начал собираться:

— Пора мне к мамке с батькой. Скоро картошку убирать, помогать надо.

Родители так и ахнули! Но пришлось собираться, потому как уговорились ребят не расстраивать, ничего им пока не рассказывать, а делать так, чтобы им лучше было.

И решили Софья Ароновна с мужем взять отпуск и поехать в Лодейное поле вместе с Колей, чтобы быть там поближе к нему, чтобы и он не отвык от них. Так они и сделали.

Приезжают, а там Эдик их встречает, поздоровевший, успевший загореть и — босиком. Уже он и плавать в реке научился, и рыбу удить. Мальчишка, понятном дело!

Обрадовался он, конечно, родителям, а больше всего — названному брату Коле. Ровесники ведь, в один день и час родились!

И что же вы думаете? Обошлось все без суда. Стало у каждого парня по двое родителей: мама Софа да мама Нюра, папа Лева да папа Вася, и у каждого еще пятеро сестер и братьев. А живут мальчишки так: учатся в Ленинграде, устроили их в английскую школу, в кружки всякие. А на все каникулы и на все лето уезжают они в деревню. И на это время Софья Ароновна с мужем чтобы не скучать, берут к себе по очереди «племянников» — так они зовут братьев и сестер Коли и Эдика. Странная получилась семья, а живут родней некуда, люди завидуют. А главное, мальчишки-то оба счастливы! А ведь могло бы получиться всякое, уж очень люди-то разные — на первый взгляд, конечно.

— Господи! Как хорошо-то, когда люди по-людски поступают! — воскликнула Зина, дослушав рассказ Ольги.

И все с ней согласились.

Дальше рассказывать начала Неля

История восьмая,

рассказанная учительницей Нелей, которую автор желал бы назвать, если читатели не возражают, просто — «История о счастье»

В первый день я вам рассказывала о том, что с самого раннего детства у меня сохранилась в памяти одна картина: мама в белом платье, молодая и ласковая, играет на рояле у раскрытого окна. Долгое время я думала, что это просто сон, потому, что картина эта действительно часто мне снилась. Маме я об этом сне никогда не рассказывала, потому что, когда подросла я, жили мы, как в темноте: мама все болела, денег вечно не было даже на еду и платье — какая уж тут музыка! Я долго даже не знала, что мама играет на фортепиано.

И вот однажды пошли мы с нею в гости к каким-то дальним нашим родственникам, очень состоятельным людям. Обычно они нас обходили, а тут почему-то позвали на день рождения их дочери, моей ровесницы Эллы. Собирались мы целую неделю. У меня не было туфель, я в школу до поздней осени ходила в резиновых тапочках, надевая их на шерстяные носки. Школьное платье у меня было штопаное-перештопаное, а передник — из подкладки старого маминого пальто. В школьное время я приходила домой и сразу снимала платье, надевала халатик — берегла. А другого платья у меня не было, ни выходного, ни домашнего. В чем в гости идти? И тут моя мама за неделю сделала буквально чудеса: собрала она остатки старых шерстяных вещей — варежки-одиночки, драный шарф, рукава старого свитера, из которого сделала себе безрукавку — а рукава-то остались. Два дня мы с ней сидели и распускали всю эту гору тряпья, сматывая полученную шерсть в клубочки. Потом мама всю эту шерсть смотала в один моток, покрасила в черный цвет и связала мне чудесную юбочку. А блузку к ней сшила из своей ночной рубашки, выбрав из нее куски поновей. А главное, она исхитрилась смастерить мне и туфельки к моему наряду! Взяла она мои калошки, которые я надевала на свои спортивные тапки в дождливую погоду, и сверху надела на них вязаные чехольчики на ремешках и пуговках. Получились чудесные туфельки. Только мама предупредила, чтобы я в них не ходила до гостей даже дома, потому что навряд ли их хватит на второй раз.

Но мамочка моя и себя не забыла. Ее сестра-врач подарила ей старый медицинский халат, и мама сшила из него элегантное летнее платье, а чтобы не видно было, что ткань уж очень простая, она вышила по нему голубые цветочки. Не знаю, почему мама так старалась. Впрочем, догадываюсь: бедность часто бывает еще и горда, и мама именно перед богатый и родственниками не хотела выглядеть нищенкой. А может, просто потому, что давным-давно не была в гостях и вообще не видела никакого веселья. А ведь она тогда была молодая, ей и тридцати еще не исполнилось!

И вот явились мы, обе нарядные и полные ожидания чудес, к нашим родственникам. Квартира у них была огромная, вся набитая полированной мебелью и хрусталями. Большой круглый стол был уставлен такими вещами, которых я тогда не только не пробовала, но и не знала, как они называются. Кроме яблок, арбуза и лесных ягод, я других фруктов не знала, а тут были и виноград, и персики, и дыня. Элла была в нарядном бархатном платье нежно-голубого цвета и с большим кружевным воротником. Но я, честное слово, выглядела не хуже. Так, по крайней мере, мне самой казалось. Единственное, что меня огорчило, это громкий вопрос Эллы:

— Что это на тебе за туфли? Самодельные?

Я почувствовала укол в сердчишке и застыдилась. Но тут же подумала, что мама обидится на этот мой стыд, взяла себя в руки и ответила:

— Да, это мама связала специально к этой юбочке. Нравится?