Читать интересную книгу Вперед, безумцы! - Леонид Сергеев

Она сошла на станции Мытищи, я ринулся за ней. Мы разговорились и я выведал — работает в типографии, учится в полиграфическом техникуме. Мы дошли до ее дома, прислонились к изгороди, покурили. Я болтал, болтал, потом обнял ее, и она сразу прильнула ко мне, уткнув нос в мою шею. Я предложил пройтись в лесопосадки и, пока мы шли, намечал кое-какие планы с ней на этот вечер. А она идет и рассказывает о себе. В восемнадцать лет изнасиловал парень, потом был еще один — бросил… Как-то лежала больная, температура тридцать девять. Мать ушла на работу, отчим начал приставать: «Я и на матери-то женился из-за тебя». А мать его сильно любила… Ничего матери не сказала… В другой раз опоздала на работу. Начальник вызвал: «Я это забуду, если сейчас в кабинете разденешься».

— Все мужчины хотят от меня только этого, — она тяжело вздохнула. — Только и смотрят под юбку.

«Вот и я такой», — подумалось, и что-то во мне сломалось. Жаль стало девчонку, что ли, я все ж не негодяй. Короче, походили мы по роще, накурились до одури, наболтались, потом я проводил ее к дому, она крепко поцеловала меня в щеку, благодарно, а может, разочарованно, кто их, девчонок, разберет.

Позднее с еще одной загородницей вообще получилась ерундистика. Она была чуть старше меня. В электричке держалась вежливо-недоступно, как-то ускользающе. О чем ни заговорю, отвечает игривым смешком и отворачивается к окну. Она жила в Мамонтовке, и когда я поплелся ее провожать, — вдруг разговорилась. Сказала, что работает лаборанткой, замужем, но все вышло случайно, в смысле — случайно вышла замуж.

— Муж только и рычит на меня. На стороне заводит романы и вообще … — она хмыкнула и я понял ее намек.

Вечер был — лучше нельзя придумать: тепло и тихо, в палисадниках копошились дачники. Мы спустились в низину, где протекала речка Уча, и присели у воды. Она снова начала рассказывать о своей неудачной семейной жизни, а я только и думал, как бы наброситься на нее, но никак не мог решиться. Когда стемнело, она попросила рассказать о себе. Вначале я вякал что-то невнятное — все пялился на нее, потом взял себя в руки и только завелся, вспомнил что-то захватывающее из жизни театра, как она стиснула мою руку:

— Поцелуй меня… Еще сильнее, по-настоящему. Ой, смешной какой! Целоваться не умеет. Давай научу.

Целую неделю я проходил школу любви под ее руководством (уже в моей лачуге): она научила меня целоваться и еще кое-чему, и только я стал делать первые успехи, как она сказала:

— Больше мы не увидимся. Мы хорошо провели время и все оставим в себе как маленький праздник. Как маленький праздник, — повторила и широко улыбнулась.

Заметив мою растерянность, она сжалилась и объяснила, что «муж стал заботливым, внимательным». Не сразу до меня дошло, что нашими встречами она попросту заглушала любовь к мужу.

В те же дни у меня появилась шпионка. Каждый раз, возвращаясь с работы и вышагивая по поселку, я кожей чувствовал — из одного палисадника за мной следят. Я вглядывался, и точно — замечал среди цветов большие светлые глаза. Они принадлежали девчонке с прямо-таки кукольно-ангельским лицом. На вид этой кукле-ангелу было лет шестнадцать, а то и меньше. Глаза внимательно следили за каждым моим шагом и провожали меня, пока тропа не сворачивала.

Со временем эта малолетка осмелела и, завидев меня, начинала куролесить по палисаднику и корчить всякие рожицы, а иногда с серьезным видом за что-то отчитывала собаку и при этом не отрываясь смотрела на меня. Я уже подумывал: «Надо пригласить шпионку на речку», но вдруг увидел ее в школьной форме и сразу выкинул из головы все планы. Но моя шпионка рассудила по-другому. Однажды подкараулила меня, открыла калитку и, когда я поравнялся, осторожно, тихим голосом проговорила:

— Вы мне нравитесь, — и затаилась с полуоткрытым ртом.

— Отличное начало, — хмыкнул я. — Ты мне тоже нравишься.

Она смутно улыбнулась, прижала лицо к рейкам забора и пристально посмотрела на меня.

— Я уже взрослая, не думайте. Если хотите, я пойду к вам.

— В каком классе ты учишься? — я небрежно засунул руки в карманы брюк.

— Это неважно, — она поморщилась и тряхнула головой. — Я же вам сказала, что уже взрослая. Чего вы боитесь?

— Есть чего! — буркнул я, ухмыльнулся и направился в сторону своего дома.

Несколько дней она не появлялась, и меня немного заело. Я подумал: «А вообще-то, чего дрейфлю?! Сейчас девчонки рано взрослеют. Да и может, ей не шестнадцать, а все восемнадцать. В десятом классе, вполне возможно».

Я стал топтаться около ее дома. Как-то она вышла в палисадник, и я предложил пойти ко мне. Она окинула меня быстрым взглядом, скривила губы и ответила с заминкой:

— Уже не пойду. У меня уже есть парень.

— Ну и ну, — проговорил я сквозь зубы и от злости добавил: — Сейчас все расскажу твоему отцу.

— Говорите! — она отошла от забора и скрылась за застекленной дверью террасы.

Вот такой оказалась эта блудница с кукольно-ангельским лицом.

А перед тем, как уехать от «хмыря», произошел жуткий случай. Однажды рассматриваю расписание на Каланчевке, а рядом тоже смотрит на табло отличная девчонка: глаза дымчатые, волос — целая копна. Она пошла на мою платформу, села в мой вагон, да еще на мое любимое место, стало ясно — бог хочет, чтобы мы познакомились. С этого я и начал. Она охотно заговорила, но как-то устало. Зовут Наташа, работает в ателье, живет в Хотьково. За разговором подкатили к Клязьме, я вижу — девчонка валится от усталости, предложил зайти ко мне, выпить чайку, передохнуть. Она кивнула и молча пошла за мной. В комнате прошлась взад-вперед, осмотрела книги на полке, потом сняла туфли и забралась с ногами на кровать. Я стал готовить бутерброды, а когда обернулся, она уже спала, подперев ладонью щеку. Я потряс ее за плечо; она приподнялась.

— Извини, я так устала.

Мы поужинали, и вдруг она начала рассказывать о себе. Я не просил, сама заговорила:

— Что же ты не спросишь, почему я так сразу к тебе пришла?.. Думаешь, я всегда так? Ошибаешься!

Я покуривал и размышлял: «Чудные они, девчонки, — каждая хочет приукрасить свою жизнь. Ну и пусть болтают. Раз они хотят, чтобы так было, — значит, для них так оно и есть».

— Мне дома нельзя показываться до десяти, понимаешь? — продолжала она. — Меня подкарауливают Колины парни… Коля Седой у них главарь. Они по вечерам всегда на Каланчевке, у трех вокзалов воруют чемоданы. И в поезда заходят… Поезд должен отойти, люди выходят, а они быстро по купе…

Я усмехнулся про себя: «Надо ж такую легенду накрутить!».

— …А у меня ребенок от Коли Седого. Три года назад он задурил мне голову. Наговорил всякого. Я и поверила, дура… Он интересный, модно одет, добрый… Кто ж мог подумать, что он вор. Я как узнала, сбежала к своим. А ребенка он забрал. У своей матери держит. В Загорске. А я ведь без малыша не могу, — ее голос задрожал, и на глазах появились почти неподдельные слезы — ох, уж эта женская слезливость! — от нее становится не по себе.

«Во заливает! Ей бы в актрисы, а она по станциям шастает», — подумал я, но обнял ее:

— Брось переживать, все устроится.

— Нет, ты дослушай. Я никому об этом не рассказывала. Даже отцу с матерью. Если б узнали, выгнали б из дома. И в милицию не заявляла. Еще хуже будет. Колины дружки потом все равно отомстят… Когда я приезжаю к ребенку, там меня уже подкарауливают Колины парни. Сажают в машину и везут к нему. Это где-то по нашей ветке. Я даже не знаю точно где. Три раза сбегала. Хорошо, машину смогла поймать.

«Ну и фантазия у девчонки! Только все это смахивает на дешевый детектив!». Я уж чуть не в глаза ей усмехался.

— А последний раз Коля сказал: «Еще раз сбежишь, будет плохо», — она всхлипнула, глубоко вздохнула: — Ну вот теперь ты все знаешь. И мне полегче стало. Выговорилась…

Она-то выговорилась, а мне каково было? Сидел как дурак: высказать жалость — значит подыграть ей, а разоблачать как-то неловко. В общем, прощанье получилось скомканным. Проводил ее на десятичасовую электричку и чмокнул в щеку.

Прошло несколько дней; как-то выхожу из метро на Комсомольской, вдруг вижу — толпа людей, голоса:

— …Это что ж получается! Прямо средь бела дня! Они стояли рядом, разговаривали. Вдруг мужчина побежал, а она упала…

Я протиснулся сквозь толпу и увидел ее, ту девчонку говорунью. Лежит, глаза остекленелые, а копна волос в крови… Подкатила «скорая помощь», выскочили санитары, положили ее на носилки. Я спросил:

— Вы в какую больницу?

— В Склифосовского.

Стою я на платформе, всего трясет, смолю одну сигарету за другой, перебираю в памяти тогдашний вечер. Потом позвонил в больницу. Мне ответил женский голос:

— Кто о ней спрашивает? Минуточку!

— Кто о ней спрашивает? — переспросил мужской голос. — Вы можете подъехать? Нам нужны сведения знавших ее, чтобы разыскать убийцу.