— Потом разберёмся, — пообещал защитник, — в более подходящем месте. Угу?
— Угу. Я не сплю?
— Нет. Тебе не страшно?
— Я есть хочу.
— Это хорошо. Я тоже хочу. Потерпим чуток, сестричка, ладно?
— Меня зовут Анюта.
— Тебе не нравится, что я называю тебя сестричкой?
Анюта подумала и решила — нравится. В «сестричке» есть что‑то весёлое и лёгкое, «сестричку» нельзя обижать или ругать. «Сестричкой» быть хорошо.
— Ладно. Называй. А мне как тебя звать?
— Меня — Юлий.
— Здорово! Ты, наверное, родился в июле.
— Как ты догадалась?
— Я не такая маленькая, как выгляжу, — с достоинством сказала Анюта, — а ещё у нас в классе есть мальчик, он родился второго августа, и мама назвала его Ильёй. Куда мы идём?
— Ко мне в гости.
От собственных вопросов Анюта устала больше, чем думала. Она замолчала, чувствуя своё тяжёлое лицо, неповоротливые губы и болезненно–сухие глаза. Девочка ещё глубже спряталась под плащ и попыталась задремать, прижавшись к горячему плечу Юлия. Некоторое время она вяло думала обо всех превращениях Морды от ящера до человека. Потом вспомнилось — очень нехотя, как она, Анюта, приветствовала Морду на пороге своей комнаты — выбросив вперёд длинный узкий язык. Мелькнула смутная мысль: «Вот почему он называет меня сестричкой… И всё‑таки я сплю… Ой, всего не увижу!»
Подстёгнутая догадкой, что возможности больше не представится — рассмотреть мир, который сон не сон, явь не явь; в котором она плевалась огнём, как заправский дракон, девочка высунула из‑под плаща встрёпанную головку движением, вызвавшим у Юлия улыбку: так котёнок таращится на мир вокруг из‑под материнской лапы.
Дверь открыли — отволокли в сторону, и она грузно отъехала после отчаянного сопротивления. Изнутри, из сгущённой тьмы, пахнуло сыростью и горелым.
Анюта чуть отодвинулась от защитника и, высвободив руку, обняла его за шею. Теперь, чтобы их разъединить, потребуется приложить очень большое усилие.
— Не бойся. Сейчас будет темно, но впереди пойдут факельщики.
— Я бояться не буду, — пообещала девочка. — Только вот, Юлий, я думаю про одну вещь, и мне кажется…
— И что тебе кажется?
— Я, наверное, всё‑таки сплю.
— Тебе так легче?
— Мне так лучше. Ведь есть всякие лунатики, всякие наркоманы, у которых сон другой. Вот и у меня тоже мой другой сон.
— Анюта…
— Что?
— Ты молодец, сестричка. Умничка. Ну, в путь?
— В путь.
Внешне землянка–засыпушка — так, насыпали за дверью холмик, замешенный на листьях и ветвях, — неприметное убежище прятало вход в сухую каменную пещеру. Сыростью пахло лишь на пороге. Неведомой ручищей от порога вниз разложены ступенями огромные валуны. Не темноты приходилось бояться здесь, а мечущихся по стенам огней, когда факельщики запрыгали с глыбы на глыбу. Вскоре движение упорядочилось: валуны стали мельче. Прихрамывающий Юлий зашагал увереннее в ровном свете пылающих факелов.
«Другой» сон оказался очень таинственным. Анюта время от времени пряталась под плащом Юлия, замёрзнув, но долго не выдерживала и высовывала наружу любопытный нос. Хотелось идти самостоятельно, но девочка понимала, что будет сильно отставать от новых знакомцев. Возможно, из вежливости они будут её дожидаться… Но не вечно же длится спуск? Где‑то же будет остановка и место поинтереснее гигантской каменной лестницы!
— Юлий, — зашептала Анюта на ухо защитнику, страшась, что голос погромче станет гулко разносится по пещере, — эта дорога похожа на ту дорогу через зеркало… Ну, ту самую, по которой звери бежали.
— Похожа? Та ровная — здесь камни. Там звери — здесь пусто.
— Обе ведут из одного мира в другой. Мы ведь к тебе в гости идём?
— В гости. В общем, ты права. Сходство есть. Но то же самое можно сказать о любой дороге. Они все ведут из одного мира в другой. А ещё можно сказать, что и всякая дорога — отдельный мир со своими обитателями, со своими законами.
Очарованная словами Юлия, Анюта представила себе многоэтажку, в которой живёт: дом — отдельное государство со многими республиками, газоны и дорожки у подъездов — обособленные миры, а сам подъезд!.. А вокруг этой многоэтажки — дороги, и все они переправляют людей куда‑нибудь: вышел на дорогу — обязательно куда‑нибудь пойдёшь.
— Тогда и отдельная комната — отдельный мир, — решила она.
— Согласен. Перешагнул через порог — уже заграница, — улыбнулся Юлий.
Они вышли в белёсый по–утреннему воздух, факельщики потушили огонь. Девочка взволнованно завозилась на руках Юлия — он понял, опустил на землю. Ухватившись за его руку, она шла по утоптанной земле, мягкой и уютной под ногами, как лесная тропинка. Улица вокруг напоминала старый район города? Двух–трёхэтажные дома с крылечками, увитыми зеленью, щедро украшенными лепными завитушками и башенками; не газоны — палисадники с пышно вздыбленной кверху цветочной пеной. Дома отстояли друг от друга на приличном расстоянии, и каждый мог гордиться громадными деревьями близ себя.
Серая дымка утреннего тумана лениво колыхалась под ногами. Если в домах кто‑то и есть, то для их жителей этот час слишком ранний.
Факельщики впереди твёрдо шли по каменистой дороге — в сапогах. Юлий и серые люди–драконы, как успела убедиться Анюта, шли босиком. Правда, это их нимало не смущало. Они как раз шли весьма важно, по определению девочки. Странный «другой» сон. Странный «другой» мир… Анюта тихонько вздохнула.
— Устала? — нагнулся к ней Юлий.
— И устала, и хочу есть, и хочу спать, — пробурчала девочка.
— Давай снова на руки? Хоть отдохнёшь, поспишь…
— Ага! И не увижу всего этого?
Юлий засмеялся и больше помощи не предлагал. Просто скоро наступил момент, когда защитник сам подхватил девочку на руки, и, не успела её голова прислониться к его плечу, Анюта уже спала.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Глава 1.
Золотая искорка сна Леона погасла.
Брис медленно встал, чтобы не потревожить птиц на плечах, уголком губ усмехнулся забавно вытянутому лицу Игнатия, увидевшего птичье собрание на необычном насесте.
— Будим остальных?
Игнатий нахмурился, поискал глазами, который его сокол, — Тайви не стал дожидаться, пока его разглядят, слетел с плеча Бриса на кожаный напульсник хозяина. Следом разлетелись и остальные — и решили проблему побудки, нетерпеливо царапая одежду хозяев и коротко вскрикивая.
Вставали быстро, точно только легли и уснуть не успели. Один Володька сидел на диване, блаженно помаргивал и с наслаждением зевал, а его сокол вспархивал перед ним с плеча на плечо и возмущённо смотрел на это легкомыслие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});