Вот черт! Я скоро кончу.
Я борюсь с этим, отчаянно желая увидеть, как она кончает на мой член.
— Моя девочка. Воспользуйся мной, чтобы кончить, — говорю я ей, пытаясь не финишировать. — Вот так, — хриплю я, напрягая каждый мускул своего тела. — Давай, милая, сделай это.
Мои слова подталкивают ее к оргазму. Тело Келли сотрясается, ее киска сжимается вокруг моего члена. Рот Келли приоткрыт, и я с восхищением наблюдаю, как она кончает, стараясь как можно тише стонать во время оргазма.
Крепко удерживая Келли за бедра, я переворачиваюсь, чтобы оказаться сверху. Обхватив задницу жены, я вколачиваюсь в нее снова и снова, снова и снова, наблюдая, как с каждым толчком подпрыгивают ее сиськи. И затем кончаю в нее.
Когда мы приходим в себя, то смотрим друг на друга. Келли смотрит на меня так, словно хочет что-то сказать, и я немного боюсь этого.
— Что такое? — спрашиваю я, меня охватывает тревога.
— Пытаюсь представить, что ждет нас в будущем.
Я откатываюсь в сторону и смотрю в потолок.
— Что ты имеешь в виду?
Она делает вдох, такой, когда вы готовитесь к тому, что кого-то подведете. Мое сердце колотится в ожидании, когда она скажет, что все кончено.
— Мы начали заново, Ноа, но это не отменяет того факта, что мы потеряли дочь, родили еще одну, и за все это время отдалились друг от друга. Бывают моменты, когда я смотрю на тебя и не знаю, кто ты. Я помню мальчишку, в которого влюбилась, но он — лишь малая часть того, кем ты являешься сейчас.
Голос Келли печален. Я хочу утешить ее и сказать, что все будет хорошо, но я ведь этого не знаю. А я никогда не был из тех парней, которые могут одурачить кого угодно, только не самого себя.
Протянув руку по простыне, я беру ее руку и прижимаю к своей груди.
— Мы справимся с этим, Кэл. Мы всегда так делаем. Пусть это займет у нас двадцать лет, но совместными усилиями мы придем в норму.
Это все, что мы можем сделать. Мы уже не те люди, которые трахались в машине во время концерта Pearl Jam. Мы даже не те, какими были в тот день, когда дали друг другу клятву, и определенно не те, какими были в тот день, когда врачи сказали нам: «Мы больше ничего не можем сделать».
Мы — люди, которые лежат в постели, разглядывают потолок и гадают, достаточно ли прочен построенный нами фундамент и выдержит ли он этот груз. Вы проживаете жизнь, испытывая худший из кошмаров, но смысл всего этого заключается в том, как вы выберетесь из сложившейся ситуации. Это и есть реальное испытание.
ГЛАВА 32
Келли
Совместная поездка. Дубль два.
(Если я больше никогда не услышу «Детеныша акулы», скучать точно не буду)
Мне вновь нелегко покидать Техас, но я плачу гораздо меньше, чем в первый раз, когда пришлось попрощаться не только с семьей, но и смириться с тем, что Мара остается здесь. Я понимала, что фактически ее там не было. Я оставила только тело, в котором больше не было нашей малышки, но ведь я не могла просто сходить на ее могилу и сказать «Привет».
Думаю, именно поэтому я так часто обращалась к дневнику. Было легче писать в нем, чем говорить с Ноа о своих чувствах и о печали, от которой я не могла избавиться. Он не был виноват во всех наших проблемах. Мы создали их вместе.
На этот раз, уезжая из Техаса, я не думаю о том, чтобы поскорее открыть дневник и записать все, чего мне будет не хватать. Сейчас я думаю о жизни, которую мы создали в Калифорнии, и о том, как можем ее улучшить. Грейс сказала мне, что, когда они с Реном потеряли мать всего через несколько месяцев после свадьбы, это разрушило их семью. Его мать была основой их отношений. Как и Грейс. Поэтому, когда та скоропостижно скончалась, они не понимали, что делать, когда пришло время отпусков. Им пришлось создать новые воспоминания, новые традиции — те, которые включали память о ней и то, чего хотелось каждому из них.
Ради нашей семьи нам пришлось создавать новые воспоминания и новые традиции с детьми. Наше последнее Рождество было катастрофой. Я провела весь день в постели и отказывалась в чем-либо участвовать. Если бы не Грейс, в тот день у моих детей не было бы ничего хорошего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не позволю этому повториться.
* * *
Если вы когда-нибудь захотите проверить, насколько крепок ваш брак, то попробуйте пережить потерю ребенка. Или поездку с четырьмя детьми в возрасте до десяти лет. Уверена, у кого-то точно поедет крыша.
Если вы когда-нибудь захотите испытать мужчину в поездке и проверить уровень его самообладания, побрейте ноги и наденьте шорты. Он будет постоянно блуждать руками по вашим ногам либо от искушения, либо от скуки. Что касается Ноа, он чувствует и то, и другое.
— Это пытка, — стонет он, не в силах оторвать руки от моих обнаженных ног, которые я предусмотрительно расположила рядом с центральной консолью в пределах его досягаемости.
Невинно прикусив нижнюю губу, я смотрю на него.
— Что именно?
— Ты. Это.
Я смеюсь.
— Ой, прекрати. Мы сделали это перед отъездом.
Он поворачивает голову в мою сторону, смотрит на меня этим взглядом. Тем самым взглядом, которым словно говорит: «Да ладно, нахрен».
— Это было восемь часов назад.
— А я насчитала лишь два.
Улыбаясь, Ноа качает головой, наблюдая, как я пью воду из бутылки.
— Для парней это все восемь.
Хихикая, я отодвигаю бедро в сторону. Его рука падает.
— Ну, тогда перестань меня трогать. Ты делаешь себе только хуже.
На самом деле он делает хуже нам обоим, потому что из-за его отчаянных прикосновений и игривого взгляда я хочу его так же сильно. Есть что-то сексуальное в том, как два человека, наконец, открываются друг другу, это делает все гораздо более приятным. С той ночи на свадьбе (которой не было) мы занимались сексом шесть раз за два дня. Это больше, чем за последний месяц.
Вам, наверное, интересно, что произошло с Келси и Джастисом. Ну, не скажу, что они вместе, но они не не вместе, как-то так. Им есть над чем поработать.
Оглядываясь через плечо на заднее сиденье, я проверяю детей. Так как уже немного за полночь, все спят. Мы выехали поздно вечером, потому что Ноа хотел, чтобы они спали большую часть пути. Не могу сказать, что виню его в этом после поездки сюда.
Мне приходит в голову, что можно было бы сделать Ноа минет, и это помогло бы на время его утихомирить, но я не собираюсь этого делать. Так и слышу крики службы опеки в своей голове, и, если нам повезет, Ноа просто разобьет машину. Представляю себе эти заголовки: «Все испортил минет. Муж разбивается с семьей на машине».
Не-а. Не прокатит.
Двадцать минут спустя Ноа снова кладет руку на мое бедро и сжимает его.
— Мои родители приедут в гости на Рождество в следующем месяце.
— Грейс упоминала об этом. Думаю, она хочет помочь Сианне вернуться в Остин.
Ноа качает головой, как мне кажется, разочарованно.
— Гребаный Ник.
— Как думаешь, он рассказал ей?
— Или она его застукала.
— Очень жаль, — добавляю я. — Но он всегда был таким. Даже не представляю, сколько раз он ей изменял, а она об этом не догадывалась.
— Больше, чем мне хотелось бы знать.
Ноа сжимает рукой мое бедро. Я смотрю на него, и он подмигивает.
— Что?
— Мама предложила присмотреть за детьми, пока они будут в городе. Я подумал, может, нам уехать на пару дней?
— Ты сделаешь это, даже если магазин слетит с катушек?
Потянувшись за моей рукой, он берет ее, а затем подносит к губам, целуя мою ладонь.
— За последние пару дней я понял одну очень важную вещь.
— Никогда не изменяй своей жене?
Он фыркает:
— И это тоже. А еще то, что мне нужно прилагать больше усилий.
— Нам обоим это нужно. Последние два года я была не лучшей версией себя.