С одной мамой, тетей Надин, Марии легче, чем с двумя. С тетей у них начинается настоящее путешествие по Испании. Хотя она предпочла бы путешествовать все-таки одна. Жить с семьей — это счастье: хорошо хворать в семье, лечиться, делать интимные и нужные вещи, на худой конец, делать покупки с семьей, ездить в театр, на прогулки, но путешествовать с семьей! От этого увольте! «Это так же приятно, как — вальсировать со своей теткой. Это смертельно скучно и даже несколько смешно». (Запись от 25 октября 1881 года.)
Однако ей все же приходится вальсировать по Испании в паре с собственной теткой. Из Мадрида они едут в Толедо, главный город одноименной испанской провинции. Муся, которая много про него наслышана и думавшая увидеть нечто из эпохи Возрождения, поражена его мавританским видом, «лабиринтом кривых узких переулков, куда не проникает солнце, где жители точно остановились только на время — так плохи все эти дома».
«Я сказала вам, что собор великолепен по роскоши, богатству и особенно по легкости; кажется, что эти колонки, резьба и своды не могут противостоять времени; боишься, что такие сокровища развалятся; это так красиво, что чувствуешь какое-то личное опасение; но вот уже пять веков, что стоит это чудо терпения, непоколебимое и прекрасное. Вот мысль, которую выносишь оттуда: лишь бы это сохранилось! Чувствуешь страх, что это будет испорчено, повреждено; я желала бы, чтобы никто не имел права тронуть пальцем этого создания; люди, которые ходят в нем, уже виновны, мне кажется, в том, что способствуют чрезвычайно медленному, но неизбежному разрушению этого здания. Я знаю, что пройдет еще много веков, но… При выходе оттуда — высокие зубчатые стены с арабскими окнами, выцветшими на солнце, мечети с грандиозными столбами, с арабскими украшениями. Но поезжайте в Рим и посмотрите, как садится солнце за купол, и все эти удивительные мелочи, все эти резные камни, готические и арабские двери, все эти мелкие и хрупкие чудеса с их надменным характером — все это спадет, как чешуя, и покажется вам детскими украшениями». (Запись от 14 октября 1881 года.)
Она, разумеется, немного ошибается, собору уже шесть с половиной веков, он заложен в 1227 году на месте мечети, хотя, как и все готические соборы, разрастался и достраивался в последующие века. Все это может по-настоящему нравиться, только если ты не видел Рима. После Рима ни что не может потрясти ее сердце.
Возвратившись в Мадрид, они наконец посещают близ города знаменитый Эскориал, как его называют, «восьмое чудо света». Сколько таких «чудес света» разбросано по всему миру! Построенный в шестнадцатом веке Хуаном де Эррера, дворец-монастырь короля Филиппа II, считается одним из высших достижений архитектуры классицизма. Однако архитектор учел и особенности испано-мавританской архитектуры, украсив дворец угловыми башнями и шпилями, неприступными стенами, характерными для крепостей-алькасаров, внутренними двориками с водоемами. Дворец Эскориал положил начало новому стилю архитектуры в Испании, названному по имени архитектора эрререско.
Нельзя удержаться, чтобы не привести описание этого дворца, оставленное нам Марией Башкирцевой, тем более, что эти страницы дневника в последнем по времени издании Захарова подверглись сокращению, как и описание собора в Толедо.
«Я провела день в Эскориале… Наконец я видела, как во сне эту огромную глыбу гранита, мрачную, печальную, величественную. Я нахожу это великолепным; эта величественная грусть очаровательна. Дворец напоминает по форме жаровню св. Лаврентия, что придает ему отчасти вид казарм, извините за выражение; но он стоит среди выжженной местности, мрачной, волнообразной и производит глубокое впечатление своими гранитными стенами, толщиной в парижский дом, своими монастырями, колоннами, галереями, террасами, дворами… Мы в королевских покоях, отделанных некрасивыми и слишком яркими обоями; впрочем, кабинет короля — прелесть; там есть двери с деревянными инкрустациями и с украшениями из полированного железа и чистого золота; одна гостиная, обитая парчой, тоже прелестна. Какой контраст с комнатой Филиппа II! Этот тиран жил в голой и бедной келье, выходящей в низкую мраморную часовню, которая, в свою очередь, сообщается с церковью. Ему виден был из постели алтарь, и он мог в постели слушать мессу. Я не могу припомнить все залы, лестницы, монастыри, по которым нас водили — так это огромно. А длинные галереи с огромными окнами, с закрытыми ставнями, с массивными и мало отделанными дверьми!
Неужели я могу предпочитать этому мрачному величию красивые безделушки! Какая своеобразность, простота — это далеко от нагроможденных друг на друга украшений в Толедо». (Запись от 15 октября 1881 года.)
Она продолжает бродить по Мадриду в сопровождении проводника Эскобара, вновь посещает бой быков и начинает входить во вкус этого представления. Она находит в нем прекрасную и величественную сторону, воспринимая бой быков, как видение из древности, которую она так любит. За обедом Мария разрезает дыню с таким чувством, как будто втыкает копье в быка.
Через несколько дней они с тетей уезжают в древние центры Андалусии: Кордову, Севилью и Гренаду.
В Кордове они будут всего два-три часа. По приезде тетя Надин немедленно начинает ныть, что смотреть в этом городишке нечего, что проводник нарочно водит их долго, чтобы они опоздали на поезд, что нельзя Мусе ходить пешком.
В десять минут, по словам Муси, она выводит ее из себя десять раз. Сама Муся осталась бы тут хоть на месяц. За три часа проведенных в Кордове город произвел на нее впечатление артистического города, в котором она бы работала с полным воодушевлением.
Потом они попадают в прославленную Севилью. И только в Севилье, она вдруг понимает, как прекрасен был Толедо и как несправедлива она была к этому городу. Вечная с ней история, сначала недовольство, потом восхищение и почти никогда наоборот. Всегда по первому впечатлению она отвергает посещаемые ею места, но со временем входит во вкус и начинает ценить. Она бежит из Севильи, с ее мещанским характером, которой она восторгается и одновременно поносит. Она видела севильский собор, по ее мнению, один из самых красивых в мире, посетила Альказар, с его чудными садами, баню султанш. Не надо забывать, что Севилья — это река Гвадалквивир, что Севилья — родина Дона Хуана, впервые появившегося в романе Тирсо де Молины «Севильский озорник, или Каменный гость» в 1616 году, а затем обошедшего весь мир. Вспомните нашего Пушкина: «Каменный гость», «Бежит, шумит Гвадалквивир». В конце концов есть и «Севильский цирюльник» Россини, все это подразумевается образованным человеком, когда он посещает Севилью. Наверное, вспоминала об этом и Мария Башкирцева, ничем, правда, не отметив в дневнике.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});