— Двигай туда, брат, со своим посохом жизни, — говорит желтый великан, — там есть чем заняться.
— Да, брат, это место должно сильно измениться, чтобы удовлетворять нашим требованиям, — проворчал другой. — Пусть меня поджарят на костре, если я знаю, с чего начать!
А когда великаны обратили свои скучные и грубые лица к саду, солнце поднялось над кругом голубых холмов, так что слитые воедино тени двух великанов упали на сад. На мгновение Юрген увидел, что местность накрыта длиннющей узкой тенью: так в геральдике можно увидеть черную полосу, начертанную прямо поперек ярко раскрашенного щита. Затем окружающее сияние задрожало и исчезло, как лопнувший пузырь.
А Юрген стоял посреди чистого поля, добросовестно вспаханного, но на котором еще ничего не взошло. А кентавр, похоже, по — прежнему был с ним. Юрген заметил копыта этого существа, но все золото смылось или стерлось с них во время путешествия.
— Видишь, Несс! — воскликнул Юрген. — Сад опустел. О, Несс, разве справедливо, что такая прелесть должна быть уничтожена?
— Не-е, — ответил кентавр, — не-е! — Долго, причитающе он ржал: — Не-е!
А когда Юрген поднял голову, то увидел, что его спутник — не кентавр, но лишь заблудившаяся верховая лошадь.
— Был ли ты прежде животным, — говорит Юрген, — и обычное ли животное привезло меня в сад между рассветом и закатом? — И Юрген безутешно рассмеялся: — В любом случае, ты надел на меня странную и прекрасную рубаху. И теперь я вижу, что твоя уздечка отмечена диадемой. Так что я верну тебя в замок Бельгард, и, может, гетман Михаил меня наградит.
Затем Юрген вскочил на коня и поскакал прочь со вспаханного поля, на котором все еще ничего не взошло. Оставив позади пашню, он подъехал к дорожному щиту с какой — то надписью чудными красными и желтыми буквами.
Юрген замедлил движение, чтобы ее разобрать.
«Прочитай меня! — было написано на щите. — Прочитай меня и пойми, если сможешь! Я позвал, и ты остановился на своем пути, предвидя нечто необычное, нечто забавное. Это так, хотя я — ничто, и даже менее того. Никто не видит меня, кроме того, кто здесь прозябает. Путник, я есмь закон Вселенной. Путник, воздай закону должное!»
Юрген почувствовал себя обманутым.
— На самом деле, очень глупый щит! Разве может он быть «законом Вселенной», когда в нем нет никакого смысла? — пробормотал Юрген. — Ведь любой бессмысленный закон был бы нечестным.
Глава VI
Показывающая, что Середа — женщина
Махнув рукой на этот дурацкий щит, Юрген повернул было на восток к Бельгарду, но его конь запротивился. Ростовщик воспринял это как знак.
— Тогда вперед! — сказал он. — Во имя Кощея! — И впоследствии Юрген позволял коню самому выбирать дорогу.
Так Юрген, проехав через лес, где увидел множество вещей далеко не лицеприятных, чтоб их замечать, оказался у большого каменного дома, похожего на тюрьму, и стал искать там прибежища. Но внутри он не обнаружил ни души, пока не дошел до большого, только что подметенного зала. Помещение удручало своей холодной опрятной пустотой, так как в нем не было никакой обстановки, если не считать голого соснового стола, на котором лежали измерительная линейка и чашечные весы. Над столом висела плетеная клетка с синей птицей и еще одна плетеная клетка с тремя белыми голубями. И в этом зале уже немолодая женщина, одетая во все синее и повязавшая вместо головного убора полотенце, разбирала необычайно цветастые ткани.
У нее были очень ясные глаза с морщинистыми веками, а когда она взглянула на Юргена, ее сморщенный подбородок задрожал.
— О, — сказала она, — у меня гость. Добрый день тебе в твоей блестящей рубахе. Это одеяние я, похоже, узнаю.
— Добрый день, бабушка! Я ищу жену, которую, как подозреваю, утащил дьявол. Бедняжка! Теперь же, заблудившись, я собрался провести эту ночь под твоей крышей.
— Очень хорошо: лишь немногие ищут Матушку Середу добровольно.
Тут Юрген понял, с кем говорит, и хотя обеспокоился, но не показал виду. Все Лешие в делах весьма ненадежны.
Поэтому он заговорил очень учтиво:
— И что же ты здесь делаешь, бабушка?
— Отбеливаю. В свое время я отбелю и одежду, которую носишь ты. Я все обесцвечиваю. Сейчас ты видишь эти тряпки такими, какие они есть на самом деле. Клото спрятала сверкающие нити, а Лахезида соткала из них, как ты можешь заметить, причудливые узоры, весьма диковинные на вид, но, когда я разберусь с этими тряпками, в них будет красоты, цвета и странности не больше, чем в посудных полотенцах.
— Теперь я осознаю, — сказал Юрген, — что твоя сила и власть намного больше любой силы на свете.
Он создал об этом песнь в честь лешачих и их дней, но особо в честь всемогущей Матушки Середы и останков, которые упали на среду. И Четвергице, Вторнице и Субботице отдал он должное. Пятницу и Неделю Юрген также похвалил за те разрушения, которые указаны под их именами в святцах. О, не было никого, сравнимого с Матушкой Середой: ее власть была центром всех сил Леших. Другие совершали незначительные поступки, словно мышки; она же опустошала, словно песчаная буря, и там, где проходила Матушка Середа, оставалось множество куч песка, а больше ничего.
Песнь не являлась шедевром и не улучшилась бы при повторении. Но это был неоспоримый панегирик, и старуха прихлопывала в такт тощими руками, а ее сморщенный подбородок дрожал, и она делала обмотанной полотенцем головой круговые движения, а ее тонкие губы искривила гордая и глупая улыбка.
— Хорошая песня, — сказала она. — О да, превосходная песня! Но ты ничего не доложил мне о моей сестре Понедельнице, управляющей днем Луны.
— Лунник — понедельник! — воскликнул Юрген. — Да, я упустил понедельник, вероятно, потому, что Понедельница старше вас всех, но отчасти из — за условностей, вызванных моей системой стихотворных размеров. Мы должны оставить Понедельницу невоспетой. К тому же, как я могу все упомянуть, когда воспеваю силу Середы?
— Но, — возразила Матушка Середа, — Понедельнице это может не понравиться, и она может устроить в стирке выходной, чтобы поговорить с тобой. Однако повторяю, это превосходная песня. И в ответ на твою хвалу я расскажу тебе, что, если твою жену утащил дьявол, твое дело способен разрешить лишь один Кощей. Думаю, несомненно, что в поисках справедливости ты должен идти к нему.
— Но как мне добраться до него, бабушка?
— О, что касается этого, вообще неважно, какой тропинкой идти. Все дороги, как говорится, окольным путем ведут к Кощею. Необходимо лишь не оставаться на месте. Я рассказываю тебе так много в благодарность за твою песню, потому что она была превосходна, и никто до сего дня не слагал песни в мою честь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});