— Ее можно настроить на определенный образец... — Крайт не спешил подниматься. — Она очень чувствительная... даже на большой территории. А если зону поиска ограничить, то чувствительность возрастает.
Сороконожка не спешила двигаться, она раскачивалась, и пушинки клонились то влево, то вправо.
— Как десяток самых лучших ищеек... я ведь слышу все и сразу...
А сотворенное Крайтом существо — одну-единственную ноту в симфонии мира.
— Сначала я пробовал искать вашего брата, — Крайт протянул руку, и сороконожка защелкала, словно жалуясь на что-то. — Но параметры очень размытые...
Но на этом эксперимент закончен не был, иначе Крайт вряд ли бы рассказал об опыте, который считал неудачным. Все-таки щенок и сам не способен адекватно оценить то, до чего доходит.
— Я настраивал... на вас вот... всегда показывала, где вы есть. И еще на других тоже... и на королеву, — последние слова он произнес шепотом и торопливо пояснил. — Мне подумалось, что если она где-то след оставила, то это место будет опасным. И надо предупредить...
— Нашел?
— Вот, — он ткнул в красную паутину, раскинувшуюся от холмов. — Там еще долго эхо стоять будет. А здесь что-то другое...
Судя по карте — топи, в которые определенно лезть не стоит.
Следующее красное пятно — Карийская пустошь, где до сих пор нет надежных троп.
О да, Королева оставила изрядно подарков тем, кто пойдет по землям Лозы. И нынешняя карта — дорогой подарок.
— Но самое странное, это тут, — Крайт указал даже не на нить, на несколько алых точек, которые бы Виттар принял за случайные капли краски. — Я не сразу внимание обратил. Ну она вроде как нашла точку...
Сороконожка медленно поползла по паутине.
— ...и ее отметила. А потом вдруг отметила ту же точку, но совсем рядом... я подумал, что просто слабый след, расплывчатый, она же примерно место показывает. Но еще через пару дней опять... и вот снова.
Зависнув над пятном, сороконожка судорожно шевелила конечностями и раскачивалась. Шелковая паутина облепила тело, и существо выглядело озадаченным.
— И если бы след был совсем уж слабым, она бы не услышала. Получается, что вроде бы и не слабый... и на месте не стоит.
Аномалия.
Та самая аномалия, которая движется.
— И ночью она его легче находит. А днем бывает, что и не слышит вовсе.
Крайт замолчал. Хмурый. Недовольный или скорее взбудораженный. Он желал получить разгадку, желательно прямо в сей миг, но Виттару нужно время.
От точки к точке... дорога?
Но дороги в стороне, а с ними и города, городки, гарнизоны. А здесь что? Лес? Не из исконных, отмеченных алыми пятнами, но обычный настолько, насколько в той стороне может быть обычен лес.
Равнина...
Предгорья. И чаша Долины на пути... а за чашей — Перевал.
И не к нему ли движется Аномалия Крайта?
Но почему таким странным путем... и что будет, когда эта аномалия достигнет цели?
— Она ведь не может вернуться, правда? — для Крайта Королева Мэб — воплощение зла, иррационального, размытого, но меж тем вполне реального, чтобы испытывать страх.
— Не может.
Но это не значит, что Королева не способна нанести удар.
С нее станется уничтожить мир по прихоти своей.
Что ж, грядущий разговор с Королем будет непростым. Но до встречи Виттар желал бы выяснить еще кое-какие детали по порученному ему делу.
Королевская Академия изящных искусств располагалась в старом трехэтажном здании. Драгоценной мантией покрывала его глянцевая зелень плюща, и стрельчатые окна отливали на солнце, словно камни, эту мантию украшающие. Корону из трех декоративных башенок украшали флюгера. За пышными гривами кустов скрывались хозяйственные постройки, и домик смотрителя, и узкие длинные корпуса для учеников, которым было дозволено проживать при Академии.
Крайт, позабыв о солидности, крутил головой. Это детское любопытство забавляло Виттара, потому он и не одергивал щенка.
Все-то ему интересно.
И высокая ограда, чьи стальные прутья завершались остриями в виде королевских лилий, и ворота, распахнувшиеся с похвальной поспешностью, и широкая аллея, по которой неторопливо катился экипаж: Виттар не сомневался, что о его появлении доложат, и ректор найдет время встретить гостя лично. Крайт же разглядывал тяжелые старые каштаны, которые, впрочем, отцвели. И лавочки в тени каштанов... и студентов, на этих лавочках...
Студентов не было.
Странно. День ясный, теплый и время послеобеденное, когда большая часть занятий уже окончена. Виттар помнил собственную учебу, пусть бы и не в этом заведении — порядки в псарнях были не в пример строже. И тем удивительнее полная безлюдность парка.
Крайт же вдруг насторожился.
— Тут... тут нехорошо, — сказал он и ущипнул самого себя за ухо. — Не понимаю...
Он, позабыв о приличиях, высунул голову в окошко и дышал, уже не носом, ртом, часто и поверхностно, словно пробуя воздух на вкус. Виттар не вмешивался: хорошо или нет, но в Академии определенно творилось что-то неладное.
— Тут... боятся.
— Кто и кого?
— Все, — Крайт достал из кармана очочки в тонкой оправе. Стекла были желтыми. — Наверное, все... просто вот... ощущение такое.
Если раньше Виттар собирался отпустить мальчишку — пусть бы прогулялся по территории, поговорил со студентами, ему всяко больше бы узнать удалось — то сейчас эта мысль показалась неудачной.
— Далеко не отходи, — Виттар бросил взгляд в зеркало, убеждаясь, что выглядит должным образом. — Смотри. Слушай. Помалкивай.
Как и предполагалось, ректор вышел встречать.
Человек. Довольно высокий. Крепкий. Тяжелый в кости. Пожалуй, из него вышел бы воин, но человек предпочел другой путь, лучше, хуже — Виттар не знал. Он лишь видел, что прожитые годы и маленькие слабости оставили свой след. Человек обрюзг, расплылся, обзавелся залысинами и круглым животом, на котором ныне сложил пухлые ладони, не то из-за удобства, не то из опасения, что сам по себе живот не удержится. За его спиной возвышались четверо, тоже люди, и мантии их были на тон светлее. Что ж, ректору пристало являться со свитой.
— Премного рады приветствовать райгрэ Виттара из рода Красного Золота, — глубокий бас звучал весьма торжественно. И степенный поклон был исполнен с чувством собственного достоинства.
— И я рад. Экскурсию устроите?
— С превеликим удовольствием.
Свита расступилась, пропуская Виттара и Крайта, который держался тихо, незаметно, насколько это было возможно.
— Наше скромное заведение...
Ректору не раз и не два случалось встречать гостей, быть может, не столь высоких, но всяко стоявших выше его. И он научился держаться одновременно и почтительно, и свободно, без обычного для людей подобострастия. Рассказ его был выверен, и в то же время чувствовалось, что этому человеку в удовольствие еще раз продемонстрировать собственные владения. Он с гордостью показывал просторные классы и лекционные залы, наполненную светом студию и зеркальный зал, где занимались маленькие балерины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});