Из обвитых плющом арок струились огненные фонтанчики. Маленькие фейерверки озаряли небольшие полянки, а над всем праздником вспыхивал огненный зонт, потом опадал дождём искр. Снова расцветал через какое-то время, на фоне облачного неба, и осыпавшись светлячками исчезал в темноте над парком.
Старик сидел на привычном месте. Годфри пошёл к нему один, предложив ученику подождать на лавке у фонтана. Васка зачерпнул воды своим новым кубком и сделал несколько освежающих глотков. «Не повредит». — Подумал он. Из-за куста роз, раскинувшегося рядом с местом на котором он сидел, вышел проводник и словно боясь опоздать сразу заговорил:
— Ты забыл забрать свой выигрыш. — Обратился он к Васке протягивая с десяток золотых монет, подобных той, которую ему дала Диметра, чтобы поставить на Годфри во время боя с вепрем.
Васка вздрогнул и в первые несколько секунд не мог понять о чём идёт речь. Но сообразив вполне разумно ответил:
— Мне он не к чему, отдай его Диметре. Это она мне дала монету для ставки.
— Хорошо, пусть это будет твоим первым подношением даме. Она тебе дала кое-что?
— Да, она хотела, чтобы я вырезал для неё домик из этой деревяшки и носил его на шее.
— Давай помогу! — Проводник протянул в его сторону руку.
Васка послушно отдал ему кусочек дерева. И не успев понять, в мерцающем свете салюта, что тот делает, получил назад амулет в форме миниатюрного домика с колоннами. Проводник сказал:
— Это её первый маленький храм. Помни об этом. Ухаживай за ним и за ней. Ты теперь её рыцарь. Ладно, думаю скоро увидимся, не пуха вам… — немного подождав ответа он опять исчез на узенькой дорожке за кустом роз. А к Васке подошёл Годфри.
— Что ж нам пора. Я выяснил всё необходимое. Пойдём. — Сказал он ученику, нетерпеливо направившись прочь, давая понять, что времени нет.
Они вышли сквозь заросли к маленькой дверце в стене. Там их уже ожидал знакомый стариц. Он отпер дверь, которая ворча древними петлями растворилась, а потом и захлопнулась за ними.
— Мы в лабиринте между мирами. Пройти его ещё сложнее чем одолеть вепря и будь готов выход может открыться в любую минуту. Надо будет действовать быстро. — Сказал Годфри, сразу после того, как дверь закрылась.
Они находились в каком-то живом пространстве. Оно ощущалось всем телом, но Васка не мог понять как. В нем появлялись и исчезали дорожки, которые мерцая золотыми искорками уходили в темноту, ветвясь паутиной бесконечных хитросплетений. Годфри шёл очень быстро. Поворачивал меняя направление. Пользуясь исключительно интуицией. Иногда дорожки начинали исчезать прямо из-под ног. Приходилось бежать, перескакивать с одной дорожки на другую. Но чем дольше они шли, тем более ватными становились ноги. Двигаться было тяжело, как в страшном сне, когда пространств становится липким и цепенеют конечности. Деревянный домик и кубок из бивня вепря стали тяжелее свинца и их вес продолжал увеличиваться. Васка буквально видел каким неподъёмным стал рог призвания, перекинутый через плечо Годфри.
— Как Вы понимаете куда надо идти? — Спросил сдавленным шёпотом Васка.
— Только интуиция опытного странника свободного от чувственных привязанностей может указать путь в таком месте. Мы уже близко, но ноша становится не выносимой. — Годфри тоже едва ворочал языком. Каждое слово стоило ему огромных усилий.
Васка действительно почувствовал, что они приближаются к выходу. Словно среди тихой безветренной жары душного помещения, потянуло слабым прохладным сквознячком. Но каждый шаг становился в разы сложнее предыдущего, они словно вязли в болоте. Васка увидел, как за ними рассыпается дорожка. Понимание того, что он не успеет, у него не хватит сил перескочить на другую, пронзило его лезвием страха.
— Ты слишком много всего набрал! Далась тебе эта диметра! — Едва передвигаясь, словно вокруг них застывал клей, выдавил из себя Годфри.
— Учитель, можно я всё это выброшу? — Васка чувствовал, что остаётся. Он говорил из последних сил. Вдалеке появилась небольшая точка света. Она расширялась, но слишком медленно.
— Ты не сможешь этого сделать, здесь нельзя ничего оставить. Я не смогу тебя вытащить у меня едва хватает сил, чтобы идти самому.
— Васка в ужасе сунул руку в карман и нащупал то чего там не должно было быть: золотую монету, одну из тех, которые давал ему проводник.
— Откуда она здесь взялась! — Закричал Васка, но звуки уже не раздавались из его рта он тонул вместе с ними. Выкинуть монету не получилось, она не отлеплялась от руки, не падала. Здесь не было пространства, в котором она могла упасть. Белое пятно расширялось и став размером чуть больше форточки начало сужаться. У Годфри не хватало сил даже на то, чтобы обернуться к ученику, он сделал последний рывок и едва пролез в закрывающееся отверстие обернулся, увидел в последний момент тонущего в одном шаге от него Васку и проход захлопнулся, оставив его ученика где-то в промежутках необъятного мироздания.
Годфри открыл глаза. Костёр догорал. Рядом сидел съёжившись Порфирий. По его виду было понятно, что он всё знал. Ментально, он не пропустил не одного их движения, но ничего не мог сделать, как и учитель. Рядом лежало бледное тело Васки. Пульс едва прощупывался, но больше никаких признаков жизни он не подавал.
Знаменательное утро
День скачек для Флора начался в самом прекрасном месте, которое он мог себе представить, в пастели Вареньки. Немного проспав намеченное время пробуждения он резким движение торса ворвался в самый важный день своей жизни. Варя оставалась еще в своем кружевном гнёздышке, когда он уже шнуровал ботинки и открывал дверь одновременно. Спустя считанные минуты Флор шёл деловой, весёлой походкой к зданию городского совета, на встречу кульминационному моменту своей жизни.
День был солнечный, предрассветная нервозность уже уступила место дневной энергичности. Прохладный утренний воздух приятно бодрил. Знакомый глава стражи козырнул, встретив у входа в здание городского вече. Флор переступил порог — переворот начался. Он видел, как верные стражники невзначай занимают стратегически важные места. Как посвящённые в детали заговора члены совета группируются вместе, поближе к выходу. Онежский ещё раз мысленно пробежался по пунктам революционной речи, с которой планировал начать собрание. Увидел последних опоздавших, занявших свои места. Он ещё раз обвёл взглядом залу и подойдя к трибуне знаком руки попросил тишины. Собрание медленно умолкало. Он начал говорить, ориентируясь на предварительно написанную бумажку, шуршавшую в тишине неуверенностью оратора:
— Господа, сограждане, друзья мои! Мир нашего города не может оставаться прежним. Мы задохнёмся в нём, как в закупоренной банке! Нельзя позволить предрассудкам и пережиткам прошлого овладеть нашим разумом настолько, чтобы мы перестали