- Разберемся.
- Верно, сначала надо разобраться. Лозунг придумал? – вытянул указательный палец, слегка щурясь. - Хотя, ща, погоди...
- Хорош, пиарщик чертов.
- Ладно-ладно, Ритке говорил?
- Нет.
- Почему?
- Потом, еще ничего не ясно.
- Ну да, ну да. Слушай, а она тебе ничего не говорила? Может у вас новость какая-то есть? – очень тонко поинтересовался Руслан, отходя к мангалу.
- Нет, а должна была?
- Нет, я так спросил, - отмахнулся, сосредотачивая все свое внимание на шашлыке.
Егор вздохнул, плотнее сжимая губы.
- Мальчики, ну сколько еще ждать? – негодовала Ружевич. - У меня с утра во рту ни росинки.
- Пару минут, - отозвался Руслан.
Рита улыбнулась, а после скорчилась от доносящегося до нее запаха дыма. В животе вновь стянулся узел, вызывающий тошноту. Облизнув губы, девушка схватилась за бутылку с водой, пытаясь влить в себя как можно больше жидкости. Совершенно не замечая, как Марков подкрался сзади.
- Егор, - охнула, а мужчина по-хозяйски устроил свои руки на ее животе.
- Что с тобой? Ты нехорошо выглядишь.
- Да нет, все нормально, - выдавила улыбку.
По дороге домой, Рита не может разлепить глаза, ее неумолимо клонит в сон, и она засыпает на плече Егора. Который совершенно не хочет будить ее по приезду, но она словно чувствует, что они уже у дома и резко открывает глаза.
Дома продолжается это затянувшееся недельное молчание, приводящее Маркова в ярость, которую он старается скрыть. Давая ей возможность расслабиться и все же высказаться, но терпение на исходе. Это подтверждается, когда Рита заваривает чай и безразлично размешивает сахар в кружке.
Марков внимательно наблюдает за этой апатией, пытаясь, наконец, столкнуться с ее взглядом, который она постоянно отводит. Все эти неудачные попытки, окончательно выводят его из себя, и он бесцеремонно кидает кружку в раковину, та с треском разбивается о лежащую на дне мойки тарелочку. Рита вздрагивает. Ну вот, была - не была. На глаза выступают слезы, и Рита в ужасе пытается подобрать слова. Пока Егор вновь к ней не повернулся.
- Егор, я должна была сказать раньше...
- О чем?
- Понимаешь, я... - набирает в легкие побольше воздуха.
- Беременна, - говорит за нее, резко разворачиваясь и устремляя на жену недовольный взгляд.
- Откуда ты знаешь?
- Вчера днем звонили из клиники, ты была наверху. Я сказал им, что я муж, а они мне поведали, о том, что моей беременной жене необходимо заехать к ним в течение недели, - со злостью стягивает галстук.
- Почему ты не сказал мне, что знаешь? – Она в ужасе сжимает ложечку в руке.
- Хотел посмотреть, насколько затянется твое молчание.
- Егор... понимаешь... я боялась твоей реакции...
- Да, я совсем забыл, что я - монстр, - закатывает глаза, швыряя этот несчастный галстук в сторону.
- Мы не говорили о детях... да мы вообще не говорили о будущем толком... как ты не понимаешь, это не игрушки, все это... - ахнула, затаив дыхание.
- Только вот ты при этом заигралась, - печально усмехнулся.
- Егор, вот поэтому я боюсь, всегда боюсь твоей реакции, твоего неодобрения, мне страшно, что ты посчитаешь меня дурой. Я боюсь позволить себе лишнего, не уверена в завтрашнем дне, потому что, я не понимаю, какие у нас отношения, сколько тебе будет это интересно... не знаю. Нужен ли тебе этот ребенок... не знаю, что ты думаешь... ты ничего не говоришь...
- А ты ничего не спрашиваешь. И да, не переживай, можешь быть полностью уверенной в завтрашнем дне. Мне нужен этот ребенок, и ты тоже нужна. Только вот теперь я не уверен, нужен ли тебе я. Пожалуй, я переночую в офисе, - сказал и стремительно вышел из комнаты.
Она слышала его шаги на лестнице и тихий хлопок двери. Стало паршиво. Закрыв лицо руками, Маркова всхлипнула и дала волю слезам. Горячие слезы стекали по пылающему лицу. Взгляд стал затуманенным, а к горлу вновь подступила тошнота.
Егор злобно хлопнул дверью кабинета, падая в кресло. Все его движения были яростными, звонкими, как хруст ломающегося льда. Он был вне себя от случившегося дома. Поэтому и не хотел там оставаться, показывать ей все свое негодование, к тому же был дико зол. А слова про то, что она не уверена в завтрашнем дне, своей нужности, нужности ребенка, добили и вывели его окончательно.
Не хотел сейчас с ней говорить, и видеть тоже не хотел. Боялся взорваться, боялся скандала и того, что в порыве злости может наговорить лишнего. Стукнув кулаком по столу, раздосадовано осознал, что сейчас он просто прячется от разговоров.
Но лучше так. Лучше так.
В голове все же никак не укладывалась ее реакция. Ее молчание, создание этой идиотской тайны, подкрепленной каким-то больным и ненормальным страхом. Где-то внутри стало даже обидно. Разве за последние месяцы он хоть раз упрекнул, обидел, нагрубил? Ничего подобного не было... а что до разговоров, так ей бы лишь поговорить... он же... Ему и так все понятно. Для него их отношения ясны. Он давно принял решение, и отступать не собирается, так отчего же у нее столько неуверенности в нем, в будущем?
Что он должен сделать, чтобы эти сумасшедшие, непонятные, обезумевшие страхи прекратились и улетучились из ее головы?! Ответа пока не было...
Уперевшись пальцами в виски, Марков облокотился на стол локтями. Сейчас в нем было два противоборствующих желания: остаться здесь, выказывая свою глубокую обиду и задетые чувства или же вернуться домой. Мысли закручивалась в тонкие спирали, а после превращались в иглы, которые с силой впивались и в без того перегруженный мозг. За окном совсем стемнело.
В душе поселились переживания о ней, о том все ли будет в порядке... Они душили, выгоняя из кабинета, но он не поднялся с кресла, лишь набрал номер матери, прося приехать к Рите и отключился, ничего не объясняя.
Ладно, пусть завтра ему вынесут мозг, но сегодня ему необходимо это уединение. Одиночество. Чтобы обдумать, понять, что делать дальше.
____
Распухшие глаза, красные щеки, растрепанная прическа, именно в таком виде она открывает дверь, видя на пороге Ирину, которая резко меняется в лице, теряя улыбку. Теперь в глазах женщины волнение.