— Водится за янычарами такая дурная привычка…
— Что сказываешь, Андрей Васильевич?
— Говорю, глупые люди эти османы. Нет, чтобы открыть нам ворота и пропустить без лишних мук. Так ведь нет, им обязательно умереть хочется.
— Мы ее возьмем?
— А куда нам деваться, Саразман? Скотина, вон, целый день не поена. Если завтра-послезавтра к водопою не выйдем, дохнуть начнет. Людям, кстати, тоже пить хочется. Так что выхода нет. Завтра.
— На тебя одна надежа, княже…
— Не унывай, витязь Рваное Ухо. Это же крепость! Пустяки.
Казак, скорее всего, не понял, о чем ему хотел сказать Зверев. Между тем, ситуация была совсем не так плоха, как казалось неискушенному взгляду. Ведь любая твердыня строится для того, чтобы отражать нападение снаружи, а не изнутри. Это не просто стены. Вниз, себе под ноги, воину стрелять неудобно, да и врага почти не видно. Поэтому вперед выступают башни, пушки которых, давая залпы вдоль стен, сносят приставные лестницы, выбивают проникших в «мертвую зону» врагов. Стрелки со стен точно так же не подпускают осаждающих близко к башням. Рвы не позволяют подвести к стене или к башне тараны, мешают атакующим как подойти для атаки, так и спокойно отступить, если схватка не задалась. Бастионы перекрестным огнем обороняют друг друга. Стрелять вперед, в лоб в крепостях не принято. Какой смысл? Пробьешь узкую просеку в толпе, и все. Осажденные норовят ударить ядрами и картечью по флангам, снося врагов целыми рядами.
Много, много хитростей… Но все они направлены наружу. Изнутри же крепости похожи на перевернутого кверху брюхом ягненка: ни башен, ни рвов, ни бастионов. Изнутри в каждую, самую неприступную башню ведут двери, а то и ворота, изнутри нет бойниц, внутрь не нацелены тяжелые крупнокалиберные пушки. И то, что янычары выволокли на свежий воздух десяток стволов, перегораживая дорогу, то, что на стенах множество орудий развернуто в обратную сторону, — ничего не меняло. Со стороны Крыма Ор-Капа крепостью не была. Обычный каменный дом, зачем-то обложенный пушками. И все.
— Одно плохо, жарко завтра будет, — вздохнул князь. — А без доспеха на улицу не выйдешь. Съедят.
Утро в Ор-Капе и казачьем лагере началось одинаково: едва открыв глаза, первым делом люди запаливали фитильницы, меняли порох на полках и в запальных отверстиях: от ночной росы он мог отсыреть. Только после этого воины приводили в порядок себя. Янычары уселись завтракать. Русские собрались ватагами на молитву.
— Ныне нам, братья, повезло! — обнажив саблю, громко обратился к казакам Саразман. — Не от жажды все мы на этой гнилой земле сдохнем, а под ятаганами басурманскими! Пусть каждый хоть одного басурмана с собой заберет, и врата небесные встретят нас песней и радостью. Умрем, братья! За веру нашу и муки Христовы! Умрем!
— Умрем, умрем, умрем! — с готовностью согласились казаки, лупя о землю шапками и сдирая с себя рубахи. — Ныне же пред Господом предстанем! Не быть басурманам ни на земле, ни на небе! Умрем все до последнего!
Служилые люди — Адашев, Сакульский, холопы — натягивали поддоспешники и залезали в броню: в кольчуги, колонтари, в юшманы и куяки; на бритые головы клали тафьи и подшлемники, поверх которых насаживали остроконечные ерихонки.
— Солнце поднимется, совсем тяжело станет. Пахом, гони!
Ближние к Перекопу телеги раздвинулись, засвистели залихватски холопы, защелкали кнуты — могучие быки оторвались от стада и побежали по дороге вперед, потихоньку расползаясь во все стороны. Первые десятки холопов трусили следом, покачиваясь под тяжестью двух заряженных картечью пушек. Те, кто прикрывал пушкарей, волокли по паре пищалей с дымящими фитилями, за их спинами блестели бердыши.
Стадо мычало, не понимая, куда идти. Но задних холопы подгоняли кнутами и криками, они напирали на передних, и те бежали вперед — к запертым воротам, на пушечную батарею, к растерявшимся от такого нападения османским артиллеристам.
Загрохотали пушки со стен, выбивая из спин несчастных животных кровавые брызги, некоторые быки повалились в пыль — но стадо все равно продолжало мчаться к воротам, и османы не выдержали. Пушки загрохотали одна за другой, разнося рогатые головы, молотя мясистые груди, пробивая сердца. Перед позициями басурман быстро вырос вал убоины — вперед выдвинулись копейщики, готовые принять врага на острия пик, пушкари лихорадочно банили стволы и готовили новые заряды. Уцелевшие после бойни, перепуганные и ничего не понимающие быки разбегались кто куда.
— Быстрее, быстрей! — Под окрики князя казаки торопливо разбрасывали мешки с землей, которыми обороняющиеся закидали дверь в крепость. Вал из еще шевелящихся в предсмертных судорогах тел закрывал их от пушек у ворот, угол стены — от стволов на стене. — Хватит!
Холопы кинули ствол на один из мешков, Илья ткнул фитилем в запальное отверстие, отскочил. Полутонная пушка грохнула так, что заложило уши, кувыркнулась назад — дверь, получившая заряд свинца практически в упор, разлетелась на две половины. В темноту прохода одна за другой ударили пищали, и Андрей, перехватив бердыш ближним хватом, ринулся в дымную пелену.
Под ногами мягко вдавливались мертвые тела, едко пахло гарью и кислотой, зрения хватало не больше, чем на вытянутую руку. Князь ощутил что-то перед собой, без колебаний резанул лезвием, толкнул, наугад кольнул вперед, сделал еще несколько шагов. Блеснул клинок — Зверев насилу успел увернуться, ударил в ответ подтоком, ощутил удар в бок, рубанул наотмашь и еще раз в обратную сторону, наугад. Кто-то вскрикнул — значит, к нему возвращался слух.
Он рубанул из-за головы снова, почувствовал ответный удар по животу, перехватил бердыш ближним хватом, резанул вправо, влево, вправо…
Стена!
Князь развернулся:
— Пахом! За пушками! Илья! Пищали! — Дым колыхался на месте, не желая рассеиваться в закрытом помещении, в нем копошились обнаженные и одетые в броню воины, опознавая врага только на ощупь, по рубахе — и тут же вспарывая животы и протыкая грудь. — Пищаль!
Лестница вдоль стены вела на второй ярус крепости, по ней уже бежали вниз янычары. Грохнули выстрелы с одной стороны, с другой — басурмане, принявшие картечные пули, покатились с ног. Наверх устремились казаки, сцепились на верхних ступенях с янычарами. Сзади и сбоку в затор тут же начали вонзаться копья. Стали падать убитые, и православные витязи попятились.
— Ко мне, ребята! Вперед! — подозвал князь холопов, первым взбежал на ступени и, увидев впереди врага, припал на колено: — Илья!
Над головой шарахнули пищали, расчищая дорогу. В левый бок и спину Андрея ударили сразу два копья — однако, не ощутив себя убитым, он кинулся наверх, широким взмахом бердыша разгоняя бездоспешных басурман, обратным движением быстро кольнул подтоком того, что попытался проскользнуть за спину, закрылся от укола пики. Две секунды — но на площадку успели забежать полтора десятка казаков и дружно повалили на врага, оттесняя к дальней стене, а на освободившееся пространство поднимались все новые и новые бойцы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});