Сухомлинов
Утром 10 августа 1917 года суд собрался на свое первое заседание. Председательствовал известный юрист сенатор Н. Н. Таганцев, обвинял обер-прокурор уголовного кассационного департамента Сената В. П. Носович. Сухомлинова защищали адвокаты Захарьин и Тарховский, его жену, также усаженную на скамью подсудимых, – известный защитник Казаринов.
Список свидетелей обвинения был внушителен как количественно, так и качественно: министры царского и Временного правительств, высокопоставленные военные и видные политики приводили доводы в пользу изменнических действий и взяточничества бывшего военного министра. Его адвокаты со своей задачей откровенно не справились, чего не скажешь о Казаринове, сумевшем представить Екатерину Сухомлинову обычной женщиной, любящей светское общество и наряды, пусть неразборчивой в знакомствах, но далекой от политики. Она была оправдана.
«Перед вами обвиняемый в предательстве. Задумайтесь – доказано ли оно? Если доказано, господа, то пусть голос суда русской общественной совести скажет свое грозное слово против измены. Пусть он задавит и змею прежнюю, пресмыкавшуюся у трона, и змею теперешнюю, поднимающую свою голову и готовую задушить в своих объятиях нашу родину, истекающую кровью, нашу опозоренную мать Россию!»
В. Носович, обвинительная речь, 6 сентября 1917 года
Сухомлинова признали виновным по всем пунктам обвинения, кроме одного: присяжные не сочли доказанным, что министр сознательно не принимал мер к снабжению армии в интересах неприятеля. В остальном он изменник, растратчик, взяточник и бездарный администратор.
Смертная казнь в это время существовала только на фронте, поэтому максимальным наказанием явилось лишение всех прав и бессрочная каторга. Парадоксально, но освободила его из тюрьмы советская власть: как достигший 70-летнего возраста он был освобожден по амнистии к 1 мая – Дню Интернационала, как назывался тогда этот праздник…
Изменником он не был. Армию к войне готовил. Брал ли взятки – сейчас уже не разберешь; возможно. В любом случае, ему уготовано было «ответить за все». Судьба его хранила, и он спокойно умер в почтенном возрасте в Берлине, успев перед смертью благословить Советы, написав в мемуарах: «Что мои надежды являются не совсем утопией, доказывает то обстоятельство, что такие мои достойные бывшие сотрудники и сослуживцы, как генералы Брусилов, Балтийский и Добровольский, отдали свои силы новому правительству Москвы. Нет никакого сомнения, что они это сделали, убедившись в том, что Россия и при новом режиме находится на правильном пути к полному возрождению».
39. Балерина судилась с ЦК
(иск Матильды Кшесинской о возврате принадлежащего ей особняка, Российская империя, 1917)
Страсти по фильму «Матильда», не утихавшие, по меньшей мере, год, вызвали, в том числе, живой интерес к этой по-своему незаурядной женщине. Помимо значительного следа в истории русского балета и заметного в истории последних десятилетий царствующего дома, она оставила по себе память и в судебных архивах. Ее попытка весной 1917-го вернуть себе захваченный большевиками особняк хоть и не завершилась успехом, но привлекла к себе немалое внимание современников.
Любимая балерина Романовых
Матильда Феликсовна Кшесинская родилась в артистической семье: ее родители служили (так тогда говорили) в балетной труппе Императорского Мариинского театра. Они сумели передать профессиональное мастерство и преклонение перед Ее Величеством Сценой всем своим общим детям – старшая сестра Матильды Юлия и брат Иосиф также будут довольно известными артистами балета. В своих «Воспоминаниях», написанных в эмиграции в зрелом возрасте, знаменитая танцовщица писала о своем отце: «Он имел на сцене Мариинского театра неизменный успех у публики, а его исполнение мазурки считалось образцовым, так что его ставили выше знаменитого варшавского танцовщика Попеля. А. Плещеев, видевший его в расцвете его славы, писал о нем: «Более удалое, гордое, полное огня и энергии исполнение этого национального танца трудно себе представить. Кшесинский умел придать ему оттенок величественности и благородства. С легкой руки Кшесинского или, как выразился один из театральных летописцев, с легкой его ноги, положено было начало процветанию мазурки в нашем обществе. У Феликса Ивановича Кшесинского брали уроки мазурки, которая с этой даты сделалась одним из основных бальных танцев в России».
По окончании Императорского театрального училища Матильда была принята в труппу Мариинского театра и с большим успехом выступала на его сцене и в других театрах до революции, в общей сложности 27 лет, что само по себе свидетельствует о ее таланте, успехе у публики и работоспособности: большинство артистов балета уходили на пенсию после 20 лет службы в театре.
Знакомство Кшесинской с самым высокопоставленным из ее поклонников произошло 20 марта 1890 года, во время выпускного спектакля, на котором по традиции присутствовала императорская семья. По воспоминаниям балерины, в этот день Александр III протянул ей руку со словами: «Будьте украшением и славою нашего балета!» Чуть позже, во время ужина, он усадил юную артистку между собой и наследником и шутливо распорядился: «Смотрите только не флиртуйте слишком». Молодые люди, как им и положено, старшего и опытного не послушали…
Наметившийся союз между Николаем и Алисой Гессен-Дармштадтской прекратил их отношения, но не прервал связи балерины с царствующим домом. 18 июня 1902 года Матильда Кшесинская родила мальчика, которого назвали Владимиром. В этот период у нее был роман с великим князем Сергеем Михайловичем, двоюродным дядей Николая II, поэтому сын получил отчество «Сергеевич» (оно поменяется на «Андреевич» в 1921 году, когда Кшесинская выйдет замуж за великого князя Андрея Владимировича, который усыновит Володю). В связи с этим она решила продать небольшой особняк на Английском проспекте, подаренный ей в свое время Николаем, и построить более вместительное жилище. Был куплен большой участок земли на углу Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы, где за два года по проекту архитектора фон Гогена был возведен роскошный особняк в стиле «северный модерн».
Северный модерн – направление в русской архитектуре, получившее развитие в основном в Санкт-Петербурге в начале XX века под влиянием шведской и в особенности финской архитектуры. В Европе термин не используется, там говорят о «национальном романтизме». Моду на скандинавское искусство внедрил в Северной столице, судя по всему, Сергей Дягилев, организовавший в конце XIX века ряд выставок шведских и финских художников.
Место пусто не бывает
В конце февраля 1917-го, когда обстановка в столице накалилась, полицмейстер IV отделения Петрограда генерал-майор Галле, с которым Кшесинская была хорошо знакома, предупредил ее, что оставаться в доме небезопасно. Как вспоминала сама прима русского балета: «Весь день (27 февраля. – А.К.) были слышны вдали отдельные выстрелы, но теперь под вечер выстрелы стали раздаваться около моего дома. Нам всем стало ясно, что надо во что бы то ни