худо-бедно, выполнять план, от которого в итоге все же зависели и премии работникам. Соответственно в этом основном массиве предприятий утечка ресурсов из «плановой экономики» шла особенно активно.
Михаил Горбачев, описывая свою деятельность в качестве первого секретаря крайкома, упоминает следующий показательный эпизод:
— Нравится орошение? — как бы между прочим спросил он, когда я собрался уезжать.
— Да, конечно. Но ведь водоем-то далеко. Откуда трубы?
Председатель замолчал, задумчиво стал разглядывать какое-то облачко на небе, нехотя сказал:
— Да вот, купил на «свободном рынке».
— Может, они краденые? — дожимал я.
— Может, и так, — почесывая затылок, отвечал председатель. — Я родословную этих труб не выяснял…[644]
В некоторых республиках были возможны и такие истории, как, например, незаконное открытие целого промтоварного магазина. В 1967–1968 годах общесоюзный журнал «Крокодил» воевал с директором базы снабжения в Сухуми, который без всякого оформления открыл у себя большой магазин и не закрыл его ни после критической статьи журнала, ни после приказа первого заместителя председателя совета министров Грузинской ССР[645]. Чем и кому, собственно, мог помешать еще один магазин в портовом городе, из материалов журнала осталось не ясным (авторы текста пишут, что «дородные люди в больших широченных кепках… жаждали обосноваться за прилавками», намекая, видимо, на какие-то теневые схемы торговли), но он зафиксировал тот факт, что подобная самостоятельность была возможна.
Таким образом, с планом должны были соотноситься масштабные приписки, хищения, производство теневой продукции.
На наших предприятиях, в силу всем понятной специфики, всегда оставалась очень острой проблема сохранности социалистической собственности,
— деликатно пишет в мемуарах бывший министр мясной и молочной промышленности РСФСР (1970–1986) Василий Конарыгин[646]. Как и каким образом подобные хищения должны были учитываться при планировании? Как с ними надо было бороться? Все это оставалось открытыми для обсуждения вопросами. О них мы поговорим ниже, в четвертой части книги.
От больших предприятий к многопрофильным холдингам
Отраслевая структура экономики «системами» не исчерпывалась. По всей видимости осознав, что в рамках плановой экономики директора крупных предприятий неизбежно стремятся к автономизации от вечно ненадежных смежников, потому создают свои цеха по производству всего необходимого для выпуска конечной продукции[647], еще в рамках экономической реформы 1965 года Совмин СССР взял курс на сокращение числа мелких (менее 100 сотрудников) промышленных производств и организаций (что было подтвержено решениями сентябрьского 1965 года пленума ЦК КПСС). Они составляли тогда не менее трети от общего числа предприятий, но выпускали только 4,6 % промышленной продукции. Можно предположить, что многие из них были прежними «артелями», распущенными Хрущевым и перерегистрировавшимися под государственной маркой, или маломощными колхозами и слабо контролировались государством[648]. В целом три четверти предприятий на 1966 год имели численность сотрудников до 500 человек, при этом на многих из них численность управленческого персонала составляла порядка 10–12 % от общего количества сотрудников. И чем меньше было предприятие, тем больше там была доля управленцев[649]. В отношении подобных предприятий проводилась целенаправленная политика по «добровольному» объединению в межхозяйственные структуры разного рода — от «совхозно-колхозных» объединений до включения их в состав формирующихся холдингов.
Большая часть последних на языке того времени называлась объединением — производственным, промышленным или научно-производственным. Последние, сокращенно именовавшиеся НПО, стали создаваться с 1968 года по модели присоединения к одному из отраслевых НИИ смежных производственных мощностей[650]. Большинство остальных было создано в 1973–1979 годах после постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР от 02.03.1973 № 139 «О некоторых мероприятиях по дальнейшему совершенствованию управления промышленностью».
К концу 1979 года было образовано 3,9 тыс. НП и НПО, которые давали 47,1 % общей реализованной продукции. На них трудилось 48,4 % всего промышленно-производственного персонала. К 1985 году эти показатели… составляли соответственно 4,4 тыс., 50 % и 53 %[651].
По расчетам Минфина СССР, такая форма производственной деятельности была экономически весьма эффективна:
Внедрение новой техники в производство на них ускорялось в 2–3 раза, отдача на рубль затрат была почти в полтора раза выше, чем в самостоятельных научно-технических организациях[652].
Для создания объединений использовалась как их непосредственная производственная деятельность, то есть производственные взаимосвязи предприятий, их собственный интерес, так и те поручения по развитию побочных производств, которые давались им по линии партийных и государственных органов[653]. В Ленинграде, например, эта деятельность в 1970-е годы прямо осуществлялась по инициативе обкома партии[654]. Им было удобнее иметь дело с холдингами, которые эффективнее выбивали ресурсы из министерств, а не перекладывали все свои проблемы на обком[655].
Однако нестабильность поставок смежниками была только одной из причин для консолидации хозяйственных субъектов всех типов и поглощения мелких производств. С начала 1970-х годов предприятия, особенно крупные, уже ощущали нарастающий дефицит ресурсов (прежде всего продовольственных). В условиях сокращения перетока сельского населения в города и повышения уровня грамотности и запросов горожан у них появилась необходимость привлекать и удерживать рабочую силу. В ситуации, когда регулируемые государством тарифы оплаты однотипной работы были равны, потенциальные сотрудники уже не были готовы довольствоваться койкой в бараке или общежитии, а искали места с большим «социальным пакетом» (жилье, место для ребенка в детском саду, ассортименты заводской столовой и распродаж от профкома) и лучшими условиями труда. Поэтому, используя риторику о хозрасчете, «хозяйственном способе» или же прямые дополнительные инвестиции, выбитые из министерства, они начали не просто присоединять к себе более мелкие производства, но обзаводиться непрофильными социальными активами.
Как мы говорили выше, в первой части книги, первым делом они создавали строительные организации для обустройства своих производственных, инфраструктурных (электроподстанции, котельные, трубопроводы, транспортные пути), социальных учреждений (стадионы, дома культуры, библиотеки), а главное, жилья для сотрудников.
В биографии Виктора Васильевича Козлова, который был директором Новосибирского электровакуумного завода (НЭВЗ) в 1970–1980-е, содержится описание еще более масштабного холдинга, который фактически создавал автономную среду существования для крупного предприятия. Она, в частности, включала свою железнодорожную ветку, профилакторий, дом отдыха и пионерский лагерь и даже корпус в областной больнице, который был построен предприятием и передан этому медицинскому учреждению, чтобы получить право на первоочередное обслуживание для работников завода[656].
Помимо этого, НЭВЗ построил очень хороший профилакторий «Березка», в котором была первая в регионе финская сауна, и с того момента первый секретарь обкома Федор Горячев стал постоянно возить туда московских гостей и даже прозвал профилакторий «Дом отдыха ЦК КПСС в Сибири»[657].
Олег Бакланов, возглавлявший в 1970-е годы крупное оборонное предприятие в Харькове,