— То есть я для тебя — просто источник пропитания, — не оборачиваясь, глухо произнесла она, — который ты, так уж и быть, готова защищать и прятать от остальных?
— Нет.
— А что тогда?
— Ты помогла мне. Я хочу пойти с тобой.
— Как же у тебя всё просто… — Кристина недоверчиво покачала головой и. описав большой круг по спальне, остановилась у окна, наблюдая за снующими во дворе слугами и солдатами из ополчения.
Разговор получился на удивление тяжёлым.
Особых причин не доверять призраку у неё не было. Если подумать, Хель была последним существом, которое можно было бы обвинить в патологической склонности ко лжи. Если бы она действительно собиралась оторвать Кристине голову, то давно бы уже сообщила об этом в своей обычной, безэмоциональной манере — или, на худой конец, просто ушла бы в себя, наотрез отказываясь обсуждать эту тему.
И всё же, как относиться к призраку, на счету которого наверняка был не один десяток убитых, Кристина не знала. Можно ли считать, что теперь, когда Хель полностью осознаёт свои действия, всё это осталось в прошлом? Кого-то задрали волки, а кому-то не повезло натолкнуться на раха — и не было в этом никакого злого умысла, потому что и те, и другие убивают ради пропитания, так что ли, получается?
Одновременно с этим, Кристина не могла не признать, что ей даже нравится компания Хель. Прямолинейный и по-своему неуклюжий в общении призрак вызывал улыбку, серьёзная и требовательная аристократка — невольное уважение, а мрачный и беспощадный рах, учитывая, через что пришлось пройти человеку, которым он был в прошлом, — искреннее сочувствие. Оставалось только придумать, как держать под контролем самую тёмную сторону личности Хель и, по возможности, не афишировать её существование. Впрочем, учитывая покладистость призрака, задача эта не казалась невыполнимой.
Размышляя об этом, Кристина не сразу заметила, что настроение её заметно улучшилось, и как на смену мрачному стоицизму пришли практичность и умеренный оптимизм. И, что самое главное, у неё в голове окончательно сложился вполне рабочий план.
— Да, так и сделаем, — энергично кивнула сама себе Кристина, отворачиваясь от окна, за которым всё равно не происходило ничего интересного. Она собиралась было вернуться в кресло, оказавшееся на удивление удобным, — но вдруг резко замерла на месте, сообразив, что Хель куда-то пропала.
Впрочем, обнаружить пропажу оказалось совсем не сложно: призрак успел разместиться в освободившемся кресле в своей прежней, жутко неудобной позе, от одного взгляда на которую становилось не по себе.
— А ты, я смотрю, своего не упустишь, — возмутилась Кристина, останавливаясь напротив кресла. Не то чтобы ей действительно хотелось согнать призрак с места, просто чувство справедливости требовало побороться за него хотя для вида. — Вообще-то, я первая туда села!
Однако, вместо ответа, Хель лишь удивлённо склонила голову набок — и так и замерла, безразлично разглядывая что-то, будто бы сквозь Кристину. Девушка нахмурилась — но губы уже сами собой начали растягиваться в улыбке. Миг спустя копившееся всё это время напряжение вырвалось наружу и она, смеясь в голос, махнула рукой:
— Ладно, убедила. Будем считать, что это твоё кресло.
Обстановка окончательно разрядилась.
Однако прежде, чем с чистой совестью приступить к решению проблемы «серых» в Формо, нужно было две вещи. Прежде всего, поговорить с гвардейцами — в принципе, это было не обязательно, но Кристина всерьёз опасалась, что без их помощи жертв может оказаться гораздо больше.
«А во-вторых…», — она оглядела своё платье: красивое, изящное — и совершенно неподходящее для того, что она задумала. Вдохнув, Кристина спросила:
— Кстати, а ты, вот совершенно случайно, не знаешь, где те девушки, которых к нам приставили?
— Стоят за дверью, — сразу же ответила Хель.
— Не удержались всё-таки, — покачала головой Кристина. К счастью, пусть даже их разговор можно было подслушать, в этом мире не было никого, кто смог бы его понять. — Хотя, это даже к лучшему, — решила она. — Позовёшь их сюда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
* * *
Эйдон с первого взгляда догадался, что в Формо что-то случилось.
В таких крохотных городках и посёлках, живущих тихой, размеренной жизнью, о любых происшествиях сразу же становилось известно всем вокруг. Слухи, сплетни и пересуды распространялись подобно степному пожару, перескакивая с одного двора на другой; и должно было пройти немало времени прежде, чем жадные до новостей обыватели удовлетворились бы разговорами и домыслами. И как пламени требовалось топливо, так и любопытство нуждалось в постоянной подпитке, подгоняя селян к дверям и окнам в надежде ухватить красочных деталей и увлекательных подробностей. Так было и когда отряд вошёл в предместья, и когда впервые ступил на улицы Формо. Теперь же посёлок, который и прежде не мог похвастаться многолюдностью, опустел и затих, что могло говорить только о двух вещах: либо его обитателей унесло моровым поветрием, либо стряслось что-то по-настоящему пугающее.
По мере приближения к крепости беспокойство Эйдона лишь усиливалось, пока, наконец, не переросло в уверенность, стоило лишь гвардейца остановиться напротив резиденции управляющего. В отличие от вымершего посёлка здесь, в самом сердце Формо, царили бардак и неразбериха. Повсюду, то исчезая, то вновь появляясь из темноты кладовой, носились растерянные слуги с вёдрами и щётками в руках. Раскрасневшиеся крестьяне одну за другой выкатывали наружу бочки с маслом и яблочным сидром; хмурые ополченцы, выстроившись цепью, передавали из рук в руки звенящие стеклом ящики, плетённые корзинки с овощами и свёртки с вяленным мясом и рыбой. На поверхности продукты встречал сурового вида пожилой l-kiim — старший слуга — и полдюжины девушек с тряпками, бережно счищающими с ящиком что-то, издалека напоминающее бурые пятна крови.
Прибытие гвардейцев не осталось незамеченным, но вместо вежливого поклона, которого требовал обычай и положение гостей, слуги лишь отводили глаза. О манерах вспомнил только пожилой распорядитель: он вышел навстречу, торопливо поприветствовал Эйдона и Мартона от имени своих подчинённых — и сразу же поспешил скрыться за дверями крепости.
— Да что у них здесь творится? — Мартон растерянно провёл рукой по непослушным волосам, переводя взгляд то на трудящихся в поте лица слуг, то на задумчиво приглаживающего усы Эйдона.
Капитан не стал тратить время на предположения. Приметив в толпе слуг одного, наименее, как ему показалось, перепуганного, Эйдон жестом приказал тому приблизиться.
— Борру, господин капитан, — тихо представил слуга, немного смягчая «р», чем сразу же расписался в своём южном происхождении — Эйдон на собственном опыте знал, что этот нюанс произношения был совершенно неистребим. Впрочем, жёсткие тёмные волосы и серо-голубые глаза выдали его ещё раньше. Эйдон машинально отметил, что лучше бы не подпускать южанина к Кирис, и сразу же перешёл к делу:
— Есть ещё погибшие?
Однако к удивлению гвардейцев, ответить на этот, элементарный, в сущности, вопрос Борру не сумел: шумно проглотив слюну, слуга опасливо заозирался по сторонам, словно ждал немедленного нападения.
— Погибших нет, — чуть слышно выдохнул, наконец, Борру и затих, потирая шею, как если бы слова застряли у него в горле. — Там это… — через некоторое время продолжил он. — Тело, что поутру с деревни привезли… Его, как бы… ну… — собравшись с духом, он закончил почти шёпотом: — На части посекли.
Гвардейцы переглянулись. На фоне таинственных смертей новость о том, что пострадало уже и без того мёртвое тело, вполне можно было бы счесть хорошей. Тогда с чего такой переполох?
— Оружием? — включился в разговор Мартон. — Когтями? Как выглядят раны?
Кровь отхлынула от лица Борру, придав ему мраморный оттенок. Слуга прикрыл рот руками и замотал головой:
— Не знаю! Ничего не знаю, господин! Не спрашивайте больше! Не то она и за нами придёт!..