Итак, неандертальцы вытачивали маленькие женские фигурки, вероятно, изображавшие богиню Луны, уже четверть миллиона лет тому назад. Не исключено, что религия неандертальцев появилась на 200 тысяч лет раньше, нежели жертвенник с медвежьими черепами в пещере Драхенлох[204].
В книге «Машина Уриила» Роберт Ломас и Кристофер Найт также обращают внимание на неандертальцев. Они отмечают, что их мозг был крупнее мозга современного человека, и приводят замечательный факт: неандертальцы населяли Землю 230 тысяч лет. Таким образом, у них было более чем достаточно времени для того, чтобы создать продвинутую цивилизацию. Они определенно верили в жизнь после смерти, поскольку придумывали сложные погребальные ритуалы и обеспечивали нужды покойников в загробном мире, оставляя рядом с ними орудия труда и мясо. Они наряжали мертвецов в накидки, украшенные бисером (и с петлями для пуговиц), и расшитые шапочки, снабжали их резными браслетами и кулонами. Они изготовили по меньшей мере один идеально круглый диск из мела, почти определенно олицетворявший собой Луну.
Ломас и Найт делают важное замечание:
«Возможно, цивилизация неандертальцев достигла того же уровня, что и некоторые современные народы, например австралийские аборигены, которые чураются техники, предпочитая ей традиционное единение с природой»[205].
Рассказывая о человеческих культурах, существовавших 100 тысяч лет назад, Ломас и Найт добавляют, — если бы машина времени доставила неандертальского ребенка в наше время, он смог бы закончить университет с не меньшим успехом, чем любой человек современности.
Мы полагаем неандертальцев обезьяноподобными созданиями, которые общались, мыча и урча. Ломас и Найт цитируют научную работу, из которой следует, что, если бы одетый в современный костюм неандерталец появился в нью-йоркской подземке, никто не обратил бы на него внимания. Если неандертальцы действительно проводили религиозные обряды, играли на флейте, изучали небосвод и строили доменные печи, значит, у них имелся язык и помимо мычания.
В книге «От Атлантиды до Сфинкса» я уделил больше внимания кроманьонцам и, как следствие, упустил из виду важность неандертальского шаманизма. В этой работе я доказывал, что шаманизм играет ключевую роль в развитии цивилизации. Из того, что кроманьонцы изображали на стенах пещер шаманские ритуалы, призванные помочь охотникам выслеживать и убивать добычу, можно заключить, что шаман являлся важным членом племени и неизбежно становился его главой. Вероятно, именно в кроманьонской культуре берет начало традиция царей-жрецов Шумера и Древнего Египта. Древний Египет был последней великой культурой, в которой функции царя и верховного жреца исполнял один и тот же человек. Впоследствии разумное «я» современного человека было отделено от его бессознательного «я» сомнениями и размышлениями.
Ранее мы уже убедились в том, что «шаманские культуры», судя по всему, считают «коллективное сознание» совершенно естественным. Бразильских индейцев амауака посетило то же видение, что и Мануэля Кордову: они видели гигантского боа-констриктора, за которым следовали другие змеи, птицы и животные. По той же причине индеец, наставлявший Джереми Нарби, назвал галлюциноген «лесным телевидением».
Каждый из нас наблюдал за полетом стаи птиц в осеннем небе и видел, как все птицы поворачивают одновременно, причем ни одна не отстает. Мы видели, что точно так же ведут себя рыбы. Деревенские жители знают, что все члены птичьей стаи или рыбьего косяка связаны между собой, что та же связь существует между пчелами и муравьями. В стаях эти существа перестают быть индивидами и превращаются в коллектив, управляемый групповым разумом. Этот «групповой разум», судя по всему, управляет и живыми клетками тела червя Microstomum, и он знает больше, чем всякая клетка по отдельности.
Удивительно, но и современные люди позволяют себе следовать приказам группового разума. В книге «Без тормозов» («Out of control») Кевин Келли рассказывает о компьютерной конференции в Лас-Вегасе, на которой пять тысяч человек сидели перед гигантским телеэкраном, на котором видели самих себя. Они могли управлять картинкой при помощи жезлов, красных с одного конца и зеленых с другого. Аудиторию разделили на две группы, «красных» и «зеленых», и поручили им сыграть в электронный пинг-понг так, словно речь шла о двух людях. Затем на экране появился пилотажный тренажер; теперь левая половина аудитории отвечала за поперечный крен самолета, а правая — за его продольный наклон. Пять тысяч сознаний пытались совершить посадку и, когда стало ясно, что посадить самолет не удастся, решили остаться в воздухе и повторить попытку. В какой-то момент все участники эксперимента, не совещаясь, решили одновременно заставить самолет сделать мертвую петлю.
Очевидно, мы все еще обладаем древней способностью к коллективному действию, пусть она и «заржавела» под влиянием нашего цивилизованного социума. Мы привыкли действовать как индивиды, и когда современный горожанин идет по забитой людьми улице, он почти не ощущает «связанности» с братьями по разуму, скорее наоборот. Однако несколько часов упражнений перед экраном компьютера, описанных выше, способны восстановить эту связанность в полной мере.
По словам Шваллера де Любича, именно связанность была главной чертой древнеегипетского общества. Я коротко изложу его взгляд на проблему: «Египетская наука, египетское искусство, египетская медицина, египетская астрономия не рассматривались египтянами в отдельности друг от друга; все они были различными аспектами одного и того же явления — религии в самом широком смысле слова. Религия была тождественна знанию». Шваллер подчеркивает: «На протяжении четырех тысяч лет в Египте не было религии в привычном нам значении слова; сам Египет был религией во всей своей полноте» (курсив мой)[206].
Мы не в состоянии представить себе общество, которое есть религия во всей своей полноте. Даже современные иудаизм и ислам ушли достаточно далеко от своих корней и забыли о времени, когда социум и религия были едины. В древних культурах религия составляла самую суть повседневной жизни. От нее зависела даже охота (и соответственно питание). Ни неандертальцы, ни кроманьонцы не представляли себе жизни без религии.
Что мы на деле знаем о неандертальце? Начать с того, что он уступал нам ростом примерно на фут, а его затылок из-за огромного мозга был выпуклым, как у кальмара. (Эта выпуклость образовалась за счет большого мозжечка, части мозга, о которой мы знаем очень мало и которая задействована, когда человек грезит, отсюда и название книги Гуча — «Города грез».) Далее, считается, что неандерталец был левшой, поскольку самые ранние пещерные картины написаны левшами. Гуч пишет, что это обстоятельство очень важно. Когда физиологи начали изучать мозг, они установили, что левши больше полагаются на интуицию, нежели правши.
Я внезапно вспомнил о работе Гуча о неандертальцах, когда читал предисловие Джозефа Нидэма к книге Роберта Темпла «The Genius of China» («Китайский гений»). Нидэм приступил к своему великому труду «Science and Civilisation in China» («Наука и цивилизация в Китае»), когда во время Второй мировой войны находился в Чунцине. До того ему не приходило в голову, что можно заняться чем-то подобным, потому что «мои друзья из старшего поколения китаистов считали, что изучать там нечего» — что очень напоминает историю с неандертальцами[207]. И «нас ждала пещера с несметными сокровищами!»[208]. Нидэм установил, что сообразительные и смекалистые китайцы изобрели практически все, что только можно было изобрести, от бинома до прививок от оспы, а Запад лишь повторял их открытия. «Куда ни посмотри, мы были первыми после первых»[209].
Пытаясь раздобыть информацию о ниневийском числе, я отправил письмо Джону Мичеллу с просьбой поделиться мыслями об этом феномене, поскольку в книге «The Dimensions of Paradise» («Измерения рая») Мичелл писал: «Древние смотрели на числа как на символы вселенной и искали параллели между внутренней структурой чисел и всеми видами формы и движения (курсив мой. — К. У.). Числа населяли живую вселенную Священной Науки, они были сотворены божеством с определенной целью»[210].
Ответ Мичелла привел меня к изучению наиболее удивительного из всех исследованных феноменов.
Мичелл указал на то, что ниневийское число делится без остатка на диаметр солнца (864 тысячи миль) и диаметр Луны (2160 миль), как и на длину прецессионного цикла Земли. Он добавляет: «А также на числа от 1 до 10 и их произведение (3 628 800)»[211]. Далее Мичелл отмечает: «Среди его делителей есть такие узловые числа, как 86 400, число секунд в 24 часах, и 864 тысячи миль, диаметр солнца»[212].