Найша купила немного выпечки и, завернув в платок, отнесла дяде Кунцу. Сегодня его смена. Они обменялись парочкой слов, и Найша в хорошем настроении направилась назад к рынку. Кунц всегда умел её веселить.
Ребята в детстве часто смеялись над отсутствием у него двух верхних зубов, а тот лишь смешно корчил рожицы, просовывая в отверстие язык, как змея — это был сигнал к бегству, потому что змея могла противно обслюнявить лицо. Топая пятками, они разбегались кто куда, прячась под кроватью, в шкафах или на чердаке, а когда кого-то ловили, все остальные выходили посмотреть, как змея «убивала» жертву, кричали: «Фуу!» и смеялись над попавшимся. Кунц много дурачился у них в доме.
Найша всегда закатывала глаза, когда эти двое делали вид, что лишь дружат семьями. Тёте Лав следует больше себя любить. Дядя Кунц давно холостой, а его взрослый сын уехал в Рилган восемь лет назад, после смерти матери. Эти двое должны быть смелее в своих желаниях. Ещё взрослыми себя называют — встречаются тайком в городе и думают, что никто этого не видит. Смешно.
Так, гоняя в голове все эти мысли, Найша не заметила, как набрала неподъёмную корзину продуктов. Неприятно, но раз сказала, что донесёт сама, то вперёд. Её тоненькие ручки натянулись двумя ниточками, ноги еле-еле дотащили покупки до ближайшей скамьи. Кажется, это будет сложнее, чем она думала. Девочка поджала губу.
— Привет, Няш, — неожиданно сказал голос сзади.
Это был Аста.
— Привет. Я же просила тебя никогда так меня не называть!
— Извини, — сын кузнеца потупил взгляд, — тебе помочь?
— А ты не видишь?
Как же он её раздражал. Всегда идёт хвостиком, весь из себя правильный, добрый. Двух слов не может связать, всегда мычит и таращит свои зелёные глаза-блюдца. Он парень вообще? Нет, как у мужчины у него с внешностью всё в порядке: высокий, сильный — вон с какой лёгкостью несёт её корзину, мускулы так и выпирают, — но всё портил его слабый безвольный подбородок.
Асту так легко было сломать. Пара слов — и он ходит еле волоча ноги, но и к жизни возвращается так же легко. Тётя Лав говорит, она жестокая, но неужели любовь — это вот это? Следить за парнем или девушкой в надежде пригодиться? А она знала, что Аста не взялся из ниоткуда — он явно следил за ней. Бесит.
— Как твои занятия?
— Что? — Кажется, она слишком грозно «чтокнула», надо помягче. — Извини, что ты сказал? Я задумалась.
— Как проходят уроки с Гургом? Ну, эти, где ты рисуешь людей.
— Ах, анатомия?
— Ага.
Уже все знали в семье, что Гург давал ей домашние задания перерисовывать и заучивать его рисунки, но не все знали, что он много ей рассказывал про лечение травами или как узнавать, чем болен человек, простукивая пальцами его грудную клетку или прощупывая живот или печень. Печень — это орган, что находится справа, он отвечает за де…детоксикацию — выводит всякие вредные вещества из организма. Иногда она увеличивается, а узнать это можно только пальпацией[33]. Но не может же она всё это обсуждать с Астой? Ха, он даже и половины не поймёт.
— Скоро мы пройдём все кости и будем учить внутренние органы. — Найша задрала нос, чувствуя, какие ценные знания и какую немного странную власть понимать то, что другим недоступно, она имеет.
— Здорово, Найша. Я, правда, не знаю, зачем тебе это, но всё равно ты молодец.
— Правильно, хвали меня, — кивнула она, самодовольно улыбаясь.
— А я вот тоже недавно отливал формы для подсвечников. Буду учиться у отца декоративной резьбе по металлу. Очень тонкая работа. Много надо учиться.
Найша не заметила, как заскучала, а её спутник, кажется, вошёл в раж и что-то оживлённо рассказывал про свои железки. Она делала вид, что слушает — в конце концов, он ей помогал донести эту тяжёлую корзину. Пусть себе говорит — она потерпит.
Удивительно, что этот дурачок не понимал, зачем она этим занимается. Это показывало все его намерения — сделать её покладистой женой, что будет бесконечно рожать детей и сидеть дома. Нет, она хотела себе семью, но воспоминания о том, как медленно умирали от болезни её родители, никуда не делись. Единственное, что она могла делать, — это подносить стакан воды к блестящей от пота матери с ввалившимися глазами. Все в деревне слегли тогда от неизвестной заразы, лишь Найша не заболела. Как же тогда она ненавидела себя за бессилие. Позже ей подсказали, что надо было молиться Альтэндо — это был шанс спасти маму с папой, но она не знала об этом. Почему она не знала?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сейчас она всегда возносит молитву, но уже слишком поздно. Однако у неё теперь новая семья, и она будет молиться за них. Ведь Гург же вернулся — Альтэндо её услышал. Вера — это хорошо, но она хотела идти дальше, чтобы никто никогда не испытывал то, что пришлось испытать ей. Чтобы помогать людям. Лечить их.
У неё не так много маны, и сначала она выбрала путь швеи, идя по стопам тёти Лав, но когда узнала от Гурга, что можно лечить и не обладая большим запасом маны — лечить травами и лекарствами, — у неё сразу загорелись глаза. Она обязана этому обучиться. То, что сделал её младший брат для той дворянки и задыхающегося купца, сначала казалось чудом и чем-то недосягаемым, но потом Гург объяснил, что так может каждый. Каждый, даже она — простая безродная девушка.
Она ни секунды не сомневалась, что Альтэндо вложил в Гурга все эти знания. Её брат — это отголосок воли бога. Поэтому она решила приобщиться к новым знаниям. Никто не заслуживает умереть от неизвестной болезни. Чем её родители провинились? Они не были преступниками и мирно себе жили. Она сделает всё, чтобы сократить эту несправедливость, и сейчас не могла позволить себе завести семью.
Лавия уже намекала ей, что пятнадцать лет — это возраст для раздумий о женихе. Не хочет она этих женихов. Пусть засовывают свой стручок в другое место. Впервые в жизни она знает, чего хочет и не позволит кому-то отобрать это чувство. Только не сейчас. Плевать она на всё хотела — пусть другие заводят семьи, а она всё сделает по-своему.
Сейчас очень важно обучится анатомии. Гург обещал потом рассказать про целебные свойства трав. Он пока не знал, но она уже тайком собирала в пучки то, что росло в поле и могло быть полезным. Как-то он упомянул несколько названий, что уже видела в книжке у Лавии по садоводству. Найша взяла её с собой и в свободное время потихоньку набирала и сушила их на чердаке у дедушки Мио.
Тот покряхтел-попыхтел, но когда она миленько-миленько так его попросила, пошаркав ножкой и потупив взгляд, он не смог отказать. Забавный старик и добрый. Их вроде что-то связывало с Бефальтом, но тот мало про это рассказывал. Лишь что они работали в одном месте. Цирк кажется?
Работа швеи ей тоже нравилась, но это было не серьёзно. Она хотела спасать жизни, а не тыкаться иголкой год за годом. Её пожилая учительница очень мудрая женщина и Найша делилась с ней своими планами и мыслями. Правда временами она как-то странно улыбалась и вздыхала, но никогда не отговаривала и не ругала, поэтому Найша была свободна в своих душевных изливаниях. Ей всегда становилось легче после занятий — это была одна из причин, почему она сразу их не бросила. Плюс, внутренний голос настаивал закончить начатое дело.
Они прошли уже больше половины пути. Как странно складывается её жизнь. Надо будет потом поменять эта платье на что-то другое. Больно ей не нравились насмешливые взгляды парочки дворянских уродин ещё в городе. Гург пытался повысить статус их семьи, поэтому нужно соответствовать новой роли. Что-то женское глубоко внутри скребло и подсказывало — найди подругу, что в этом соображает, сама ты не справишься.
Тётя Лав рассказывала ей про этикет, но, как известно, сама быстро сбежала с будущим мужем жить простой жизнью. А сейчас давно не следит за модой — домашние дела отнимают слишком много времени. Нет, нужен кто-то со стороны. Она займётся этим в ближайшее время.
Найша скосила глаза на Асту. Тот что-то продолжал рассказывать про сплавы. Она давно потеряла нить повествования и просто кивала, иногда вставляя: «Да?» или «Ух ты, ничего себе». Интересно, сможет ли он понять, что она хочет от жизни?