class="p1">— Я не мент. — Сокольский встал и прошёлся по кабинету. — В нашу первую встречу ты меня обидел. Помнишь? Я пришёл, чтобы сказать тебе о том, что тебя ожидает. — Теперь он говорил устало и неохотно, словно ему сделалось всё равно и до Петрова, и до всех его дел. — Чтобы ты успел помучиться страхом. Знаешь, страх перед неизбежным — это очень неприятное чувство. Оно просто душу выматывает… Но я ухожу. Пусть с тобой другие разговаривают.
Он повернулся и на полном серьёзе пошёл к двери. Петров лихорадочно оглянулся, словно не мог поверить, а потом быстро сказал:
— Ну погоди! Если я расскажу, мне защита будет?
Сокольский остановился, но не спешил оборачиваться. Малышев подумал: "Артист! Убедительно играет! Или это не игра?"
— Ну, мы этого стилягу грохнули! — признался Петров. — Но за рулём не я был!
Сокольский повернулся на три четверти в сторону Малышева.
— Дайте ему бумагу и ручку, майор, — предложил он. — Пусть пишет чистосердечное, а потом мы поговорим. И имя нанимателя назвать! Слышишь, Петров?
— Слышу, — буркнул тот неохотно.
Михаил Иванович выдал бандиту письменные принадлежности, позвал дежурного, чтобы присмотрел за "творческим процессом", после чего ушёл вместе с Сокольским в соседнее помещение.
— Я вспомнил, где видел этого убиенного Строгова, — сказал он фээсбэшнику. — Лет пятнадцать назад обнесли лабораторию одного НИИ. Убили охранника и двух лаборантов, вынесли абсолютно всё: записи, отчёты, исходные ингредиенты, образец полученного вещества… Работали грамотно, так что подозрение сразу пало на руководителя лаборатории. Только он мог знать, что именно нужно брать и где оно лежит. Дело вёл не я, но мне посчастливилось присутствовать на встрече с этим типом. Он кричал, что загублены плоды трудов всей его жизни, что он совершил прорыв в науке, что его изобретение должно было стать сенсацией века…
Пока Малышев вспоминал, Сокольский внимательно наблюдал за ним, явно довольный тем, что майор сам всё вспомнил и ему не пришлось подсказывать.
— В общем, прямых улик против руководителя лаборатории не было, его отпустили под подписку о не выезде, — продолжал Малышев, слишком увлёкшись своими мыслями, чтобы заметить взгляд Сокольского. — А потом он утонул. Провалился в прорубь, тело так и не нашли, но в том месте подо льдом было сильное течение. Лицо его я запомнил смутно, но уже тогда обратил внимание, что у него какие-то особенные руки и он за ними явно хорошо ухаживает. Только фамилия у него была совсем другая, не Строгов, и даже не та, которую сообщили вы.
— Пермятин, — подсказал Сокольский.
Малышев резко взглянул на него.
— Пятнадцать лет прошло, — напомнил Сокольский. — Отпечатков пальцев у начальника лаборатории тогда, по каким-то неясным мне причинам, не взяли, и сейчас мы с вами не можем стопроцентно утверждать, что убитый Строгов, он же Кротов — на самом деле тот самый Пермятин. Так ведь? Но это хорошо, что вы подумали именно на него. Это значит, что он действительно похож и версия может оказаться правдой. Не припомните, что именно он изобретал тогда?
Малышев задумался, но вынужден был пожать плечами.
— Если бы это дело вёл наш отдел, я бы запомнил, — признался он.
— Я подскажу, — негромко проговорил Сокольский. — Но информация секретная. Он изобрёл некое супер-вещество, реагент, который позволяет обычной стальной пуле пробивать бетонную стенку. Пермятин утверждал, что его изобретение совершенно, как Золотое Сечение, тоже состоит из пяти ингредиентов, причём сперва три вещества связываются в одно, потом два оставшиеся реагируют между собой, а в результате мы получаем два компонента, которые дают окончательную реакцию.
— Ну, учёные часто говорят о том, что хотят получить, — заметил Малышев, позволив себе проявить скептицизм. — Это не значит, что вещество действительно существовало.
— Конечно, — согласился Скольский. — Именно так мы все и думали. Но примерно с месяц назад наши люди задержали киллера с интересной винтовкой. На первый взгляд, ничего особенного… Кроме того, что металл при её изготовлении использовали необычный, конструкция рассчитана на такие нагрузки, которые не испытывает снайперская винтовка, и в пулях вместо пороха — неизвестное вещество. — Он сделал паузу и добавил: — Эти пули пробивают любую преграду: бронежилет, мешки с песком, бетонную стенку.
Малышев мрачно вздохнул. Не верить Сокольскому у него повода не было, непохож был этот строгий, молодой подполковник на шутника.
— И что дальше? — спросил Михаил Иванович, не зная, как ему реагировать на откровенность фээсбэшника.
— Дальше? — Сокольский посмотрел на него. — Будем работать. Петров не дурак. Он понимает, что если вы возьмёте заказчика — всё внимание переключится на него и исполнители уже мало кого заинтересуют. А я буду на заказчика ловить того, кто нужен мне. — Что-то лукавое промелькнуло в его едва заметной улыбке. — Как вам такой вариант?
Малышев усмехнулся.
— Хитро придумано! Вот только если мы возьмём заказчика, не подумает ли тот, кого вы ловите, что себе дороже лезть в расставленную ему ловушку?
Сокольский философски пожал плечами и ответил коротко, но с убеждением:
— У него не будет выбора.
Книга 2. Синоптики не обещают. Часть вторая. технологии ведения дел
Глава первая. Метод вербовки
(За полтора месяца до основных событий)
Сокольский даже головы не поднял, когда охранник запустил в комнату арестованного Попова. Сказал только, просматривая какую-то бумажку:
— Проходите, Андрей Алексеевич! Присаживайтесь!
— Звучит так по-дружески… — Попов подошёл к столу и сел на указанный стул.
Стены здесь были выкрашены казённой тёмно-зелёной краской, окошко под самым потолком, а из мебели — только пара стульев и простой стол, без всяких ящиков: столешница и четыре ноги. Ах, да, ещё кнопка звонка сбоку. Сокольский обращаться в арестованному не спешил, продолжая просматривать составленное из разных источников досье. Он нарочно не поднимал головы, чтобы заставить Попова помучиться неизвестностью среди мрачной обстановки. Попов действительно некоторое время ёрзал на стуле, потом, не выдержав молчания, заговорил сам:
— Вы бы ещё лампу настольную на арестанта направили, для антуража — и прямо допрос времён памятной нам всем НКВД.
— Вы какого года рождения? — спросил Сокольский, не отрываясь от чтения.
— Тысяча девятьсот шестьдесят восьмого, — ответил Попов, раздельно и чётко. И тут же добавил, сменив тон на язвительный: — А что, в моём деле это не написано?
— НКВД был упразднён за двадцать два года до вашего рождения.
Наконец Сокольский поднял голову и посмотрел на бывшего помощника Марка Лисовского. Глупо, конечно, но Попов до последнего надеялся, что