– Не стоит. – Он повернул ключ зажигания.
Шум мотора и свист ветра в открытом джипе затруднили дальнейший разговор. Они ехали обратно в город в глубоком молчании.
15
Диди напустилась на Келли в первую же минуту, как та появилась в дверях.
– Где ты была? Хью уже звонил тебе раз пять! Ему не терпится узнать, что происходит. Расскажи, Келли?
– Ты присутствовала там. Моего отца обвиняют в убийстве барона Фужера. – Неожиданная резкость, с которой это было сказано, объяснялась необходимостью, как никогда, быть настороже. Тактика оказалась верной: услышав ее тон, Диди моментально прикусила язык.
Келли прошла мимо нее прямо к телефону, стоявшему в изящной викторианской гостиной, и, мысленно сосредоточившись, набрала личный номер Хью. Он ответил со второго звонка, ответил отрывисто, с британской четкостью.
– Привет, Хью. Это Келли.
Делая усилие, чтобы изобразить спокойствие, она тискала телефонный провод и наматывала его на пальцы.
После секунды тяжелого молчания он заговорил голосом чересчур спокойным и уравновешенным.
– Келли, как хорошо, что ты позвонила! Ведь ты понимаешь, что твоя фамилия уже разнеслась по всей стране?
– Я предполагала это.
Профессиональное чутье подсказывало ей, какой это благодатный материал для журналиста, настоящая сенсация – богатый французский барон убит на прославленном винодельческом предприятии отцом популярной телевизионной журналистки. Такой материал может дать толчок чьей-нибудь карьере!
– Предполагала, правда? – Он старался сдержать гнев, но тот неумолимо рвался наружу. – Тогда, может, ты будешь любезна объяснить, в чем, собственно, дело? Этот человек – твой отец? Но я ясно помню, как ты сказала мне, что отец твой умер.
– В свое время солгать было легче, чем сказать правду. – Вряд ли он понял ее.
– Ах, Келли, Келли… – пробормотал Хью с мягким, но все же сердитым упреком. – Пресса еще только начинает обсасывать эту историю. В этом здании полно людей, которые… скажем так, не совсем довольны тем, что увидели и услышали. Он действительно виновен?
– Возможно. Не знаю. – В голове у нее стучало. Она потерла висок.
Послышался смиренный вздох сожаления.
– В этих обстоятельствах самое лучшее тебе будет взять отпуск и на время исчезнуть из программы.
– Нет! – мгновенно и резко запротестовала она.
– Это не предложение, Келли.
– Но мне необходимо работать, Хью, я сойду с ума, если…
– Тогда остается надеяться только на какое-нибудь стихийное бедствие, чтобы это вытеснило твою историю с передних полос, – отрезал он и тут же важно добавил: – Я сделаю все от меня зависящее, но…
Он уже обдумывает, как бы снять ее с программы.
Келли чувствовала это по его голосу. Если это произойдет, это будет означать крах, конец ее карьеры. Она посвятила этому жизнь, это было главным, центром всего. Люди, с которыми она работала – операторы, режиссеры, сценаристы, составлявшие штат программы, – ее семья, ее друзья. А Хью… Она понимала, что он будет раздосадован, даже рассердится, но была уверена, что он защитит, горой встанет за нее, напомнив всем, что грехи отца не есть ее собственные грехи. А вместо этого он вот-вот повернется к ней спиной.
Горло, грудь стянула какая-то отвратительная петля. После всего пережитого она все же чувствует боль предательства и пренебрежения.
Как в тумане слушала она голос Хью.
– Келли, послушай, Диди здесь?
Она слегка повернулась, чтобы удостовериться, что Диди находится рядом – стоит в дверях, под сводчатым входом в гостиную и слушает.
– Да, здесь.
– Мне надо с ней поговорить. Обязательно передай ей все твои наброски и материалы по Джону Тревису. Ей следует его проинтервьюировать. А ты, Келли, будь умницей и исчезни на время. Линда Джеймс все разнюхала и жаждет крови.
Келли передала трубку Диди.
– Он хочет говорить с тобой.
Как только Диди взяла трубку, Келли немедля поднялась по лестнице красного дерева в комнату, которую в такой спешке оставила всего несколько часов назад. Бросив на неубранную кровать свою дорожную сумку, она подошла к окну.
Там за падубами на виноградниках виднелись склоненные фигуры сезонников, снимавших с кустов гроздья. Стояло раннее утро, и впереди был долгий день, поэтому они двигались, экономя силы, чтоб их хватило до вечера. «Не один ли из них и играл вечером на гитаре?» – подумала она. Казалось, с тех пор минула вечность, унеся с собой грезы, пробужденные жарким поцелуем Сэма.
Она прикрыла веки, не желая поддаваться внезапной и острой до боли потребности найти утешение в чьих-то объятиях, ощутить тепло сильных рук, которые обовьют, успокоят, отдадут частицу своей силы. Так устала она встречать жизненные передряги в одиночку! Но разве не было так всегда с того времени, как умерла мама? Разве жизнь не научила ее, что надеяться можно лишь на себя? Она почувствовала, что глаза ее начинает щипать от слез, и открыла их пошире. Слезами горю не поможешь, жизнь научила ее и этому тоже.
В дверь легко постучали, и затем раздался голос Диди:
– Келли, это я. Можно мне войти?
Келли прогнала остатки жалости к себе и, собрав воедино все свои защитные силы, расправила плечи и быстро отошла от окна.
– Там не заперто.
Едва услышав щелканье замка, она направилась к чемодану и вытащила оттуда толстые папки материалов по Джону Тревису.
– Хью велел отдать это тебе.
Секунду помедлив, Диди взяла материалы.
– Извини меня, Келли. Хью беспокоит судьба программы. От нее зависит работа многих из нас.
– А что значит в сравнении с этим работа одного! И тем не менее это моя работа! И моя карьера!
– Он только хочет, чтобы ты взяла отпуск, Келли. Вся эта история через день-другой может уладиться, и ты опять приступишь к работе. Никто тебя не увольняет.
– Я этого и не допущу, – заявила Келли, перекладывая вещи в чемодане.
– Понимаю, какой это ужас для тебя! – Диди смотрела на нее с жалостью. Келли ненавидела, когда ее жалели. – Что же ты собираешься делать?
В красноречивом жесте Келли передернула плечами.
– Не знаю. Хью хочет, чтобы на время я исчезла.
– И ты послушаешься?
Соблазнительная мысль. Один Господь знает, до чего соблазнительная. «Сколько я себя помню, вечно я пряталась, лгала, лицемерила. И что это мне дало?» И все же она чувствовала себя в ловушке, ощущала смятение, беспокойство и нервное напряжение.
– Если тебе оставаться, так уж лучше не здесь. Сейчас все уверены, что ты отправилась к отцу в тюрьму. – Было ясно, что под всеми Диди подразумевала многочисленные группы журналистов, занятых делом об убийстве. – А едва они узнают, что это не так, они расположатся здесь настоящим лагерем.