Читать интересную книгу Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Дэвид Хьюсон

У нее нет пути. Нет верного направления, определенного курса. Только поиск. Погоня без конца.

Поезд выехал с платформы на прямой и конкретный путь, который ведет на Эресуннский мост.

Это поворот, на который она не свернула. Это тропа, которая вскоре потеряется и зарастет.

Все они рыщут во тьме, охотятся за добычей внутри себя и вовне. Майер стремится удержаться на работе. Семья Бирк-Ларсенов не знает, как похоронить свою боль. Даже Троэльс Хартманн, лицо с плаката, замечательный, умный человек, — и он в глубине себя сражается с демонами, в этом она была уверена.

Так что, возможно, думала Лунд, не так уж она одинока.

Когда она вернулась в машину, позвонил Майер:

— Алло? Вы язык проглотили?

— Слушаю.

— Я связался с криминалистами, попросил еще раз проверить телефон девушки. В списке ее контактов пятьдесят три человека. — Он помолчал для усиления эффекта. — Нам дали только пятьдесят два.

Она еще не могла ни с кем говорить, ни о чем думать.

— Давайте завтра…

— Я нашел в материалах список звонков, которые она сделала в последние два месяца. Сравнил с той информацией, что сохранилась в ее телефоне. Нам давали неполные сведения, Лунд. Они сообщили нам не обо всех вызовах.

— Откуда вы звоните?

— С улицы. Или вы считаете меня идиотом?

— Нет, не считаю, сколько раз повторять?

— И вот что хуже всего. Первым человеком, который видел эти списки и телефон, был Букард.

Лунд продолжала вести машину.

— Это какая-то ошибка.

— Нет, все так и есть, Лунд. И мне это не нравится. Если Букард кого-то покрывает, то это наверняка Хартманн. Все на это указывает.

— Я не могу сейчас… — прошептала она.

— Если мы не можем говорить с Букардом, то с кем? Кто тянет за ниточки? Господи…

Она отняла телефон от уха.

— Лунд? Лунд!

Из темноты выросла громада полицейского управления. В этом бледно-сером дворце с извилистыми коридорами, бесчисленными кабинетами и потаенными углами она до сих пор могла запросто заблудиться.

Сара Лунд продолжала вести машину. Она ехала туда, где, по крайней мере на время, все-таки был ее дом.

В городском совете Копенгагена было четыре партии меньшинства, среди них имелись и правые, и левые, и те, кто застрял где-то на полпути, и все они постоянно переругивались и потихоньку наведывались к Бремеру в надежде выслужить пару-тройку доходных местечек в комитетах.

Без четверти десять Хартманн приветствовал глав всех четырех партий в своем кабинете. Он успел переодеться в чистую рубашку, побриться и привести в порядок волосы под пристальным вниманием Риэ Скоугор.

Он не улыбался. Эти люди были лишь частью игры, и расточать им улыбки Хартманн не собирался.

— Мы представляем пять партий и пять очень разных направлений в политике, — сказал он выверенным спокойным тоном. — Если мы посмотрим на предыдущие выборы, то голоса, полученные нами суммарно, обеспечили бы нам подавляющее большинство. — Он сделал паузу. — Подавляющее большинство. Судя по опросам в этом году, мы имеем сходную картину. Возможно, даже более благоприятную.

Йенс Хольк, лидер группы умеренных, самой крупной из четверки, был крепким орешком и достойным противником. Слушая Хартманна, он вздохнул, вынул носовой платок и начал демонстративно протирать очки.

— Это совсем не так скучно, Йенс, — сказал Хартманн. — Речь идет о разнице между победой и поражением. Бремер это понимает. Вот почему он так хотел дискредитировать меня во время последних теледебатов.

— Ты сам напрашивался, Троэльс.

— Нет, — настаивал Хартманн, — дело не во мне. То, что случилось со мной, могло случиться с любым из вас, если бы Бремер почувствовал в вас угрозу. Вот как теперь ведутся дела в городской администрации. И именно поэтому нам нужен мощный альянс, который свалит Бремера.

Маи Йуль, миниатюрная напористая женщина, создала свою партию зеленых из ничего. Она вызывала уважение, но веса среди коллег-политиков не имела, так как ее достижения за время пребывания на посту были ничтожно малы.

— Все это очень интересно, но что у нас общего? — спросила она. — На чем будет строиться наш альянс?

— У нас много общего, Маи. Образование, жилищная проблема, интеграция. И охрана окружающей среды. Вы не единственная, кого это волнует. У нас общего гораздо больше, чем различий.

— А ваша программа для иммигрантов? — В этом вопросе Йуль придерживалась правых взглядов. — Вы ведь ни за что не согласитесь свернуть ее.

— Верно, — кивнул он.

— Тут нас разделяет пропасть.

С ней согласился кто-то еще из присутствующих.

Он посмотрел на каждого из них, тщательно выбирая темы из сводки, подготовленной Мортеном Вебером.

— Лиф, помнится, в прошлый раз Бремер обещал вам снизить уровень оксида углерода. Этого не случилось. А что он сделал для пожилых людей? Ничего. Это ведь тоже один из ключевых пунктов вашей платформы. Биструп, создал ли он рабочие места, как обещал вам? Йенс, вы говорили о том, что в город нужно привлекать семьи с детьми, — разве что-нибудь здесь изменилось?

Все молчали.

— Если бы мы сейчас сидели в телестудии, я бы разнес вас в пух и прах. Вы просите, чтобы за вас голосовали, но никогда не выполняете своих обещаний избирателям. Потому что Бремер не выполняет обещанного вам. Но так не должно быть. Мы можем работать вместе. Мы можем найти компромиссные решения. У нас у всех есть такие пункты в программах, которыми можно пожертвовать. У меня тоже. — Он поднял свой предвыборный манифест, помахал им. — Это лист бумаги, а не Библия. Важно то, что по другим пунктам мы добьемся результата. С Бремером вы придете на финиш с пустыми руками, и вы это знаете.

Хартманн поднялся, раздал всем составленный Вебером документ.

— Я набросал проект сотрудничества наших пяти партий. Разумеется, это всего лишь черновик. Все можно обсудить. Вы наверняка захотите что-то изменить, я буду только приветствовать ваши предложения.

Он вернулся на свое место, пока остальные читали текст.

— Я понимаю, это серьезный шаг. Но только подумайте: объединившись, мы сможем предложить городу наш талант, нашу энергию и наши идеи, как сделать жизнь лучше. Если мы ничего не предпримем, он останется на своем месте и все будет как прежде: администрация, погрязшая в безделье, отсутствие воображения, никакой свежей крови…

— Я думаю, Бремер многое сделал на своем посту, — перебил его Йенс Хольк.

— Согласен! — воскликнул Хартманн. — Именно такой человек нужен был двенадцать лет назад. Сейчас…

— Это Копенгаген, а не рай. Пока в твоих предложениях я не увидел никаких доказательств того, что ты станешь таким же хорошим мэром. Скорее, наоборот.

— Я рад, что мы говорим откровенно. Но давай посмотрим, что думают по этому поводу избиратели.

— И к тому же, — добавил Хольк, — ты в плохих отношениях с парламентом. Одна из основных задач мэра — обсуждать бюджет города. Если парламент ненавидит тебя, он лишит город денег. Я действительно не вижу…

— С парламентом нужно говорить с позиции силы. Если бы мы заключили пятисторонний альянс… — Его рука взлетела над столом в широком жесте. — Тогда у нас стало бы гораздо больше власти, чем имеет Бремер. Как ты не понимаешь этого?

Йенс Хольк поднялся с места:

— Нет, не понимаю. Прости, Троэльс, но я в тебя не верю.

— Ты даже не взглянул на мои предложения?

— Взглянул. До свидания.

Маи Йуль тоже собралась уходить.

— Без Йенса нам это в любом случае не потянуть, — сказала она.

Остальные последовали за ней.

Когда кабинет опустел, Хартманн, сидя в голубоватом неоновом свечении «Палас-отеля», думал, не поторопился ли он. Примеров столь широкой коалиции история не знала. Возможно, он сошел с ума. Хотя, с другой стороны, сумасшествие в политике иногда играет свою роль. Когда старый порядок разваливается, некоторый хаос неизбежен. Вот тогда смельчаки и наносят свой удар.

И он здесь не единственный смельчак.

Мортен Вебер предупреждал, что Хольк сразу откажется от альянса и что другие последуют его примеру, а Вебер редко ошибался в своих оценках. Еще он сказал, что предложение Хартманна не останется неуслышанным, что его обдумают после встречи и что довольно скоро следует ждать звонков.

Хартманн налил себе бренди.

Ждать пришлось всего семь минут. Телефон зазвонил. Он взглянул на определившийся номер и рассмеялся.

Йенс Хольк ждал его во дворике ратуши, курил возле фонтана среди зарослей дикого винограда и плюща.

— Ты опять закурил, — заметил Хартманн, кивая на сигарету. — Напрасно.

— Да уж, дурная привычка.

Хольк был всего на пару лет младше Хартманна, примерно того же сложения и роста, начинал активистом студенческого движения; на первый взгляд он был еще довольно моложавым, но неудовлетворенность достигнутым уже сказывалась на его внешности. Темные волосы, модные очки в черной оправе, лицо строгого учителя — в последнее время он редко улыбался. И редко брился. В общем, выглядел неважно.