— Лорд, вам на самом деле следует отдохнуть, — обратилась к нему Джил.
— Я никогда не поправлюсь, если буду заперт, как свинья в свинарнике. Я хочу пойти в лес и посидеть там немного.
Вкупе с рассказом Каммы его желание приобретало странный смысл. Из чувства долга перед человеком, который спас Родри жизнь, Джил оседлала его серого в яблоках мерина, помогла ему сесть, а затем вывела коня из дана. Внизу, на поле, осталась только часть земляных укреплений. Люди Беноика уже сложили тела убитых в канаву и забросали землей. Джил с Перрином миновали этот мрачный шрам на теле земли и добрались до края леса. Там они нашли место среди сосен, где землю покрывал толстый слой иголок, а солнечный свет проникал между веток. Вздохнув от удовольствия, Перрин прислонился спиной к дереву.
Оказавшись на свободе, он действительно выглядел немного окрепшим, щеки у него порозовели и глаза блестели.
— Очень приятно, что ты, Джил, так со мной занимаешься. Спасибо.
— О, не за что! Я вам многим обязана за спасение Родри.
— Нет, не обязана. Я сделал все это ради Неда и себя самого. Что мне оставалось? Лечь на поле и позволить им убить меня? Я даже не вспомнил о Родри. Поэтому благодарить меня не за что.
— Я никогда не встречала никого, кто бы думал, как вы, лорд. Вы… как священник.
— Все так говорят. Знаешь ли, я хотел стать священником. Мой дядя из-за этого пришел в ярость, а отец просто посмеялся.
— Не могу представить, чтобы Беноик позволил кому-то из своих родственников служить Белу.
— О, не Белу. Я хотел стать жрецом Керуна, но даже не смог найти храм моего бога.
Джил очень удивилась. Она мало знала о поклонении Керуну. Только то, что это — один из темных богов Времен Рассвета, которых заменили другие, когда набрали силу культы Бела и Вуда. Бог-олень считался богом охоты, в то время как Бел управлял земледелием и оседлой жизнью. Джил смутно помнила, что вроде бы первого убитого в новом году оленя следовало жертвовать Керуну, но сомневалась, что кто-то теперь это делает.
— Керун — великолепный бог, — заметил Перрин.
— Ну, все боги великолепны, — сказала Джил на тот случай, если кто-то из них подслушивает.
— О, да, но Керун — единственный, кто… о… э-э…ну, как кажется, мне подходит. — Перрин долго думал. — О, э… мне следует сказать, что Керун — единственный бог, которому я подхожу. Или что-то в этом роде. Я всегда чувствовал, что если буду молиться другим, они воспримут это, как оскорбление.
— Что? О, послушайте, не нужно быть таким суровым к самому себе. Богиня Луны — мать всех нас, и она, и Три Матери выслушают молитву любого.
— Не мою. Луна — не моя мать.
Джил предполагала, что подобное заявление — почти богохульство. И все же она знала о богах недостаточно, чтобы опровергать слова Перрина или обсуждать тонкости поклонения божествам.
— Учти, дело не в том, что мне нравится быть таким, — продолжал Перрин. — Просто я знаю это сердцем. Керун — единственный бог, который меня примет. Я хотел бы быть его жрецом, жить где-нибудь в дикой местности и отправлять его обряды. Видишь ли, я даже не могу найти никого, кто бы достаточно знал об этом.
— Может, вам стоит съездить в дан Дэверри? Мне говорили, что там остались древние храмы. И тамошние священнослужители знают все. Готова поспорить, там обязательно сыщется какая-то книга. Наймете кого-нибудь, кто сможет прочитать ее для вас.
— Прекрасная мысль! — Перрин улыбнулся ей. — Ты на самом деле восприняла мои слова серьезно, не так ли?
— Конечно. Мой отец всегда говорил: если человек хочет стать священнослужителем, то боги облагодетельствуют тех, кто помогает ему в этом.
— Похоже, твой отец — прекрасный человек. Но никто никогда не воспринимает меня серьезно, даже Нед. Конечно, он заботится обо мне и защищает меня, и все такое, но, видишь ли, он считает меня сумасшедшим, хотя сам никогда не признается в этом.
— Я не считаю вас сумасшедшим.
— Правда?
— Да. Буду с вами честной, господин. Я думаю, что вы — странный человек, но на долгой дороге мне приходилось встречать и более странных людей. В сравнении с некоторыми из них вы… ну… вполне обычный.
Перрин тряхнул головой и рассмеялся. Джил удивилась его смеху, глубокому, приятному и искренне веселому, и поняла, что ожидала смеха, подобного речи: прерываемого паузами и странного.
— Может, мне на самом деле стоит поехать в дан Дэверри и посмотреть мир, — наконец сказал Перрин. — Думаю, мне удастся собрать денег по братьям. Видишь ли, они, вероятно, охотно дадут мне средства, чтобы на какое-то время отделаться от меня. Спасибо, Джил. Я никогда об этом не думал. Я ненавижу города. Мне никогда не приходило в голову, что в них можно найти что-то стоящее.
— Ну а мне они нравятся. Да, там много вони, но всегда найдется что-то интересное даже среди неприятных запахов.
Перрин улыбнулся, глядя на нее с такой теплотой, что Джил насторожилась, вспомнив, что они вдвоем и скрыты ото всех. Поскольку она знала, что запросто справится с Перрином, то не боялась его. Однако могли возникнуть неприятности с Родри. Джил не желала видеть бедного Перрина погибшим от рук своего ревнивого мужчины. Почувствовав, что ее настроение переменилось, Перрин вздохнул и отвернулся.
— О… э-э… ну, из меня наверное мог бы получиться хороший священнослужитель. Воин-то из меня жалкий.
— Не надо себя оговаривать.
Перрин кивнул с отсутствующим видом. Она ждала, чтобы он продолжил, и ждала, и ждала, пока, минут через двадцать, не поняла, что он способен часами сидеть молча. И хотя Перрин не интересовал Джил как мужчина, но как загадка — он очаровывал.
* * *
В тот вечер армия разбила лагерь, примерно в двадцати милях к северо-востоку от дана Греймина, на том самом месте, которое стало предметом спора и привело к войне. Здесь солдаты и останутся, пока посыльный ездит к брату Наддрика. Поскольку погода стояла теплая, телегу с останками благородного господина разместили на большом удалении от лагеря и так, чтобы ветер не приносил в лагерь запах разложения. Как заметил Нед в разговоре с Родри, Эйгвик даже не станет разворачивать труп брата, чтобы посмотреть, как его изуродовали.
— Будем надеяться на это, лорд, — ответил Родри. — А далеко ли до дана лорда Эйгвика?
— Десять миль. Если повезет, он появится к закату завтрашнего дня.
Они вместе отправились назад в лагерь, который широко раскинулся по всему лугу. Сумерки сгущались и небо сильно потемнело, однако Родри прекрасно видел своим полуэльфийским зрением. Когда они проходили мимо зарослей кустарника, он заметил, как что-то в них пошевелилось, и остановился, чтобы рассмотреть получше. Вряд ли заяц или какой-то другой зверек осмелился подойти к людям так близко. Среди искривленных стволов, между которых росли кусты, скорчился один простейший дух. Родри никогда не видел никого ему подобного: это был деформированный гном черного цвета, с длинными клыками, выпученными глазами и красными когтями. Мгновение он в ужасе смотрел на Родри, а затем исчез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});