Вновь и вновь исторгаю я пальцами беспечно-податливый лёд и меня взрезает неизведимая о меня льяя молния… Меня заносит на поворотах и разворачивает бока о наружь… Из меня льётся целебный в мир синий ток… Ток режет меня на части и в подарок ограничивающей меня вселенной находится ещё один неистож отсек моего нескладывающегося всё никак в вечности благополучия… Кладись корешок к корешку… Лют ли жив – принесу тебе варежку… Носи… Тепло.
Я дрожу лишь капельку и никому непонятный всё слушаю и слушаю наслаждаясь звуками совершенно уж возбранимого можного. Как капельки смерти на легке, как в бокале крапинки и в виске как жилка бьётся тоненько и очень смешно по утрам молоко тёплой мягкой оземь ручейкой из кувшинчика прямо в уголок раскрытого в онемении неземного восторга рта – так это и есть ваш мир? Я радуюсь. Я искренне радуюсь. А вы? А вы умеете взглянуть прямо наискосок себе в кончик неистощимого невезения? А?..
Где я? Отчего я ворвался во тьму и не понимаю, что…
Цирк… Нигде… Я расстёгиваю иногда пуговки у себя на запястьях и на животе и смотрю себе внутрь – там кто? Я? Я там был… Теперь там кто? Не я… Термин социализировавшейся философии, любви к осмыслению расстёгнутой настежь любви… Больно? Нет, тревожно и хорошо! Ветер рвёт на мне и без того истрёпанные о бескрайность моих дорог одежды. Рваные лохмотья уже не укрывают меня от меня. Я больше себя не боюсь и выхожу с собой голым на улицу. Это как смиренно повеситься ухитрившись не напачкать в штаны. Это даже не смех и не лёд. Это дым. А ведь предупреждал. Не ходи в босый дом – снег заносит не всех. Только избранных в вольную в волю, в солнечное затмение на глазах разрываемой совести. Тебя тоже здесь мучают? Ничего. Приколись! Мы здесь очень надёжно – приколотые.
Кино… про неземную любовь каждый раз с новой строки. Трудотерапия для раз в ад забравшихся. Крик в юдоли на всех один: «Навсегда???!!!» Навсегда? Навсегда?.. Мы здесь очень тихонько себя ведём. Быть незаметными. И потому нам кино. Про любовь. А мы смотрим и в боли корчимся. Потому что в нас умерло всё и мы лишь из оголённой до кромешного ржи. Но мы стойко стоим. Вселенские стоики. И мы делаем изо всех сил страшный вид, что влюблённы все поголовно и радуемся. Ничего! Не боись никого! Одного вам на всех заклинание. На – носи гордо на грудь!
И ещё…
А сейчас я расскажу себе сказку и мне станет не страшно, не больно, не до ужаса и до извива в изгиб нутри тоскливо на выворот белотока Весны.
– Гражданин Дьявол, я – готов!
– Кха-э-м-м-м… К-хровь принесли?
– Ночь на излёт!
– Дух от Духа. Висок от виска. Развернись!
Я заклятие знаю страшное, не мною использованное в постижение обессмыслия искренности живородящего человеческого тока.
Танки, меня не покинули танки. По мне протягиваются их тяжёлые траки, а я вращаюсь искон-стержнем сырой земли и никак не могу укрыться в себе от их наваждающегося на меня стального бессилия. Вечность протягивает по мне руки из добрых сухих косточек и мои надбровные дуги приподымаются в удивлении: «Ещё не всё?». И вновь я жив, всемогуч, единственнен. Как и не хоронили меня под Курском, Орлом, Киевом, Линцем… Как и не прикидывали непослушными камушками рук мои незакрывающиеся, и не закрывающиеся, и не закрывающиеся на белый свет их глаза… Это ручеёк – боль чистейшая. Как по веточкам хрустальным от смерти прыг-прыг умишкой в гости ко мне злая колючая мысль: «Ещё жив?». Как же так? Я надреза́л ведь старательно, я же радовался каждому попутному лучику, я же не упускал ни одной амбразуры и ни одной возможности взлететь пусть посмертно. Мои коготки больно царапаются о грунт, а я бессилен под коркой меня охватившего льда моего тела. В анабиозе глубинного ужаса прохожу я историю своего внутреннего затмения. Я раздвигаю несрастающиеся швы на удачно мной же прооперированной душе и смотрю внутрь – чего же там теперь нет? Я многому научился в раю. Я умею выть по маленькому и по-настоящему, я умею разговаривать на непонимаемом мной языке, я умею жить не дыша и не трогая боль. Я осторожен и нем. Лёд вжал меня в холодный изгиб и пытаясь постигнуть себя я постигаю лишь невозможность постижения Льда. Лёд-исток, он закроет глаза мне под утречко, меня станет немножко поменьше здесь, хоть и будет всё словно нетронуто. Это называется Смерть. Я всегда любил Смерть, теперь она любит меня. Пик нашей взаимности не принесёт удовлетворения в очередной раз обоим нам и снова и снова и снова я начну жить. Я разогну пальцы, я распрямлю Совесть и прокляну загнувшегося себя. Извечно Бессмертный, я ненавижу себя умершего, как в очередной раз струсившего перед Вечностью, но я не струсил. Я просто устал. Дико, нечеловечески как всегда устал. На мой Вечный Огонь слетаются во́роны. И еле бьются обессиленые языки пламени о чёрные провалы их ожидающих моей смерти глаз.
– Но я уже выдумал Утро!
– И подорвался на нём…
– Утро не знает дороги назад и людских несчастий!
– Спору нет…
Отчего же тогда уходят от встречи с моим взглядом твои глаза? Отчего же если нет спору так вытягивает из меня силы мой загубленный в единственную жертву нерв? Возражай! Возрази мне открыто! Возрази мне или я сойду с ума!
– Что же тут возразишь? А безумен ты был всегда…
– Ты – чёрт?
– Нет, конечно… Со времени тобой изобретённого Утра я Солнечный Луч! Я сам извёл всех чертей…
– Как? Извёл?…
– Тебе в подробностях?
– Достаточно…
– Перестань. Херня всё…
– Во мне неон не находит места себе и я держу сам себя за загривок не пуская себя самого к себе внутрь!…
– Знаю. Мной и держишь…
– Как быть?
– Истянись… Следом слёзы о лёд – чистая истина…
– Точно?
– Знаешь же сам… Я от истины ни на шаг…
– А как зовут тебя?
– Солнечный Луч!
Канцелярия – фундаментальные законы и правила
– Малыш, блин, выбирайся уже – а то мы с тобой так наспасаем, что за нами самими Эйльли придётся вызывать! – Том изо всех сил тормошил Малыша за плечо.
Малыш открыл глаза – никакой мерцающей комнаты, конечно, уже и близко не было: знакомый старт-фокус бипси-морока имел локальный характер во времени и экстремально-приветливая Возможность развеивалась самостоятельно по достижении критического для сознания порог-уровня. Он сидел посреди стерильно белого коридора с кучей дверей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});