— Поэтому работу прогуливал?
— Ага…
— Ладно, теперь все позади, малыш. — Сячин ласково улыбнулся ему и вдруг пошел прямо на него. — Может, займемся чем-нибудь приятным, а?
— Иван Николаевич… Пожалуйста… Ну не надо сегодня, я прошу! — заныл Игорек, когда Сячин сел с ним рядом и положил ему руку на ширинку.
— Надо, детка, надо, — прошептал тот и больно укусил за ухо. — И пока я буду это делать, ты расскажешь мне, за что и как убил Угарову с директрисой. Зачем?! С Вишняковыми понятно. Ты увидал, что в твой почтовый ящик эта тварь что-то кидает, сразу все понял и тут же принял решение. Молодец! Хвалю! Но этих-то старых тварей за что?
— Угарова меня узнала. Столько лет прошло… — Игорек вздохнул и зажмурился. — Я бы подумать не мог, что меня кто-то узнает! А она узнала! В магазине столкнулись случайно! Прошла бы и прошла, так она орать начала на весь магазин, что узнала меня! Пришлось через пару вечеров ее навестить.
— А как же ты заставил ее снотворное жрать, малыш?
— Я сказал, что это таблетки правды, и если она их не сожрет, я ее убью. Мой ножичек всегда при мне, вы же знаете. Она испугалась и сожрала. А когда начала носом клевать, я ее в ванную под руку и отвел. Помог раздеться. Гадкая такая… — Игорь поморщился. — Она мне рассказала, что откровенничала насчет меня с Николаевой. Я когда вашу машину погнал в шиномонтаж, как раз на нее и наткнулся. Она собиралась на дачу поехать. Садилась в автобус. Я за ней. Там пришлось подождать и…
— Ах ты, гаденыш, — ласково прошептал Сячин Игорю на ухо, придвигаясь к парню вплотную. — Подставил меня! Ай-ай-ай, малыш, сколько же крови на тебе! Семь трупов! Не многовато ли?! Не пора ли остановиться?
Игорек молчал, низко опустив голову. Он понимал, куда клонит этот дьявол. И решил напасть первым.
— А ведь ты не остановишься, малыш. Потому что тебе понравилось убивать! Так ведь? Не остановишься… Ты и меня захочешь убить, потому что я знаю, кто ты. Единственный знаю…
И, не дав возможности Игорю отбиться, резко и сильно нажал парню на сонную артерию. Тот свалился кулем на диван, закатив глаза.
— Умница, — пробормотал Сячин с довольной улыбкой.
Поднялся с дивана. Подобрал ноги Игоря с пола, пристроил их на диване, под голову подложил подушку, как если бы тот задремал, и пошел в кухню. Там взял кастрюльку с маленьким днищем, поставил ее на газовую горелку боком, будто та опрокинулась и залила пламя. Открыл кран и потянулся к вертушкам, когда за спиной раздалось:
— На вашем месте, Иван Николаевич, я бы этого не делал.
Ноги Сячина приросли к полу. Перед глазами потемнело. И он так и замер с тянущейся к газовой вертушке рукой.
Волков!
Первой мыслью было выхватить из-за пазухи пистолет и выпустить в этого седого умного мента всю обойму. Передумал. Тот наверняка не один. Где-то есть его коллеги, которые следили за ними. Следили, слушали, записывали.
— Поднимите руки, Сячин! — скомандовал другой голос за спиной.
Тот послушался, и тут же по его карманам зашарили чужие руки. Вытащили пистолет.
— Ствол чистый, не сомневайтесь, — пробормотал Сячин, держа руки высоко над головой. — И вам по-прежнему мне нечего предъявить. На мне крови нет!
— Я знаю. Разве что покушение на убийство. Несостоявшееся покушение… — произнес Волков. — Мы все слышали. Все откровения вашего, пардон, любовника. Убийца он. Сначала он убил семью Смородиных. Потом Угарову. Николаеву, следом Вишняковых. Думаю, вы были бы следующим.
— Вот именно! — фыркнул Сячин. И вдруг резко повернулся. И, судорожно задвигав кадыком, спросил: — А Стрельцова?! Почему вы не упомянули о ней? Он хоть и не болтал о ней сегодня, но это ведь он! Он! Больше некому!
— Нет, Иван Николаевич, ваш подопечный Марию Стрельцову не убивал. И вам это известно не хуже, чем мне. Потому что Вишняков успел отправить вам компромат перед тем, как умереть. Вы его получили и сожгли.
— Это неправда! — слабеющим голосом воскликнул Сячин.
— Правда… Мы нашли отделение связи, из которого он вам его посылал. И записи с камер наблюдения изъяли. Все подтвердилось. Он послал два конверта. Один на ваше имя, другой на имя вашей жены. Что было в вашем конверте, мы догадываемся. А что было во втором?
— Ничего! Ничего! То же самое! Просто он хотел меня перед женой уличить и…
— Всю жизнь врете! Всю жизнь, поразительно! — грустно усмехнулся Волков, приваливаясь к кухонной стене. — Не надо, гражданин Сячин. Не старайтесь. Мы знаем, кто убил Стрельцову. Это ваша дочь.
— Нет! Нет! Не надо! — заорал Сячин так громко, что отключенный им Игорь на диване заворочался. Его еще не успели сковать наручниками. — Бедная девочка! Она не виновата! Она просто… Это состояние аффекта!
— Она так и говорит, — согласно кивнул Волков. — Но это не так. Она настолько сильно возненавидела свою соперницу, когда узнала об измене жениха, что заранее спланировала убийство. В тот вечер она следила за Богданом. Он подъехал к дому Стрельцовой, но из машины не вышел. Уехал обратно. А тут вы! Она просто обомлела. Мало того что жених ей изменяет, так еще и отец изменяет ее матери. И с одной и той же шлюхой! Конец цитаты… — Волков, извиняясь, прижал руку к сердцу. — Она решила подождать вас, чтобы спросить. Надежда, что вы пошли к Стрельцовой, чтобы отчитать ее за Богдана, все еще в ней жила. Но когда вы вышли из подъезда, она вдруг передумала. И пошла к ней сама. И увидала ее на полу. Вы сильно ударили Марию, спровоцировав временный паралич. Но она бы выжила. Точно выжила, уверил нас эксперт после вскрытия. Если бы не смертельные раны, которые нанесла ей ваша взбешенная дочка. Она уже написала признательные показания. Она уже арестована.
— Но… Но так не бывает! Господи! Моя доченька! — Сячин закрыл лицо руками и вдруг понял, что плачет. — Она не могла! Она не хотела…
— Вы портите все, к чему прикасаетесь, Иван Николаевич. Все! Сначала этот детдомовский мальчишка, потом дочь. В ней ваша кровь.
— Заткнитесь вы, умник! — заорал вдруг Сячин, уронил руки вдоль тела, обвел кухню безумным взглядом. И неожиданно начал смеяться. Все громче и громче, еле успевая продавливать сквозь смех. — Все разгадали! Все! Обо всем догадались, кроме одного… Идиот вы, майор! Идиот!
Волков молча его рассматривал. Слабая догадка, мучившая его пару дней, вдруг начала обретать конкретные очертания.
— Игорь Малышко — это не Сережа Луков? — спросил он, попав ровно в паузу между приступом истеричного хохота. — Это…
— Да! Это Ваня Смородин! Его ненавидела пуще смерти Угарова! Из-за Ваньки ее уволили. Стала бы она помнить какого-то детдомовского пацана! Как же! Малышко — это наш Ванька, майор! Это он убил парня в пылу ссоры в дачном домике майским днем. Уговорил родителей не сдавать его в полицию хотя бы до утра, те собирались сразу же звонить. Правильные такие вот алкаши! Он уговорил подождать до утра. А ночью просто взял и сжег их всех вместе. Родителей своих и убитого им Серегу. И сразу ко мне бросился. Трясется весь, плачет, ноги мне целует. Говорит, век рабом вашим буду, только спасите… Я просто помог мальчишке, попавшему в беду. Гадкому, запутавшемуся мальчишке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});