Обстриженные волосы Инги были всклокочены и хаотично топорщились, несмотря на то, что уже отрастали. Она сутулилась, словно вся старалась сжаться. Постоянно оглядывалась, и при этом – нервно встряхивала головой. Все ее черты заострились.
Закрыв глаза, Нестор сейчас мог вновь «увидеть» перед глазами резко проступивший угол челюсти Инги, ее ключицы, виднеющиеся в вырезе кофты, даже основу пальцев и кистей. Словно бы все ее кости проступили, проявились сквозь мышцы и кожу.
Она выглядела хуже, чем после первой недели полного одиночества.
Когда она так похудела? Когда?! Он же следил за ее питанием! За эти сутки? Это не казалось вероятным. У Нестора не было объяснения.
Но и кроме потери веса, в ней было огромное количество изменений, которых он ранее не осознавал: взгляд Инги метался. Грудная клетка дергалась от неравномерного и частого, но поверхностного дыхания. Кожа была бледная. Почти болезненная на вид. Каждое ее движение казалось нервозным, пропитанным паникой.
Инга вся казалась не здоровой. Измученной. Действительно психически, да и физически неуравновешенной.
Последний месяц он практически ежеминутно был с ней. И на логичный вопрос: что или кто именно мог довести ее до такого состояния – Нестор видел лишь один логичный ответ.
Глава 18
– Я должна его найти! А если он умирает? Если уже…
У Инги перехватило горло, и она не смогла закончить. Все эти часы, по крайней мере те, которые она помнила, ей было до безумия страшно допустить мысль о смерти Нестора. Безумие… Да, определение как раз про нее, кажется.
Машины тронулись с места, охрана Карины заняла места спереди. Салон отделяла прозрачная перегородка. Хорошо. Иллюзия уединения. Хоть какая-то отгороженность от большого количества людей за последние часы. К тому же, это означало, что ее не слышит никто, кроме Карины.
Потому она и заговорила об этом, а не принялась благодарить Карину. Хотя, это Инга уже сделала. Еще в кабинете врача. Она в полной мере понимала степень своего долга перед Соболевой, несмотря на неуравновешенное состояние. Но Карина от этих благодарностей только отмахнулась.
Сейчас же Карина слушала ее внимательно. Причем, ни в поведении, ни во взгляде, Инга не заметила того отношения и выражения, которое уже приобрело некоторую закономерность среди людей при общении с ней. Карина Соболева воспринимала ее совершенно нормально. Не как сумасшедшую. Это несколько ободряло.
– Инга, я не имею ни малейшего представления о том, где может находиться этот человек. И мой муж о его доме так же не осведомлён. Даже Боруцкий, как я поняла, об этом не в курсе, – Карина говорила серьезно. – Почему ты считаешь, что он может умереть?
Инга до боли вдавила ногти в ладонь:
– Я в него выстрелила. И убежала. А он не остановил. – Ей было все тяжелее делать вдохи. – Это почти нереально, если только он не…
– Ты в него стреляла? – все так же спокойно, только словно напрягшись внутренне, уточнила Карина.
– Да, – Инга прохрипела это короткое слово, уставившись на свои руки. На красную нитку.
– Почему? – Голос Карины не казался удивленным или ошеломленным от такого ее поступка.
– Он…
Инга с трудом сейчас могла сформулировать это внятно. Как, вообще, можно несколькими словами объяснить все то, что связывало их с Нестором? Ей казалось, что в том доме прошла едва ли не целая жизнь. Своя. Их. Отдельная от всего остального мира.
Карина не торопила. Смотрела на Ингу и ждала, когда она продолжит. Машина продолжала движение.
– Он не собирался меня отпускать, – «выдохнула» Инга то, что только под конец и поняла. – Никогда. Он… Он будто игрался. В меня.
Она уткнулась лицом в ладони, не зная, как это рассказать, испытывая невыносимую внутреннюю тяжесть, душившую ее. Прижала веки. Инга не плакала. Не могла. Но все эмоции, они заставляли дрожать ее сущность, словно бы истерика внутрь нее самой «выливалась».
Попыталась глубоко вдохнуть. Не удалось.
– Он тебя насиловал? – теперь голос Карины изменился ощутимо.
Инга была не в том состоянии, чтобы точно проанализировать, но она определенно уловила смену тембра. В вопросе Соболевой звучали гнев и негодование. Яркие, мощные.
«Он ее насиловал?», мысленно повторила этот вопрос Инга, рассматривая свои ладони и пальцы.
В памяти вспыхнула сцена их первого секса, на кухонном столе. Жесткие, резкие касания Нестора. Тишина, его непонятное молчание. Почти постоянное. И редкие слова… Мелькнуло в голове требование: «покажи». Сменилось ощущением его сильных объятий, когда он тыкался лицом ей в затылок, вспомнилось, как пытался целовать. Прошло по коже ощущением теплой воды и его попытками коснуться ласково.
Как это рассказать? Как объяснить? Даже человеку, которому многим обязан.
Вместо ответа, Инга снова спрятала лицо в ладонях, не имея сил смотреть на Соболеву.
Очевидно, для Карины это послужило некоторого рода ответом. И она отреагировала: тихо, но с огромной ненавистью пробормотала ругательство. Очень неприличное. Впрочем, Инга сейчас не была в состоянии удивляться такому расхождению с привычным образом Соболевой. Да и потом, неплохо знала, что сильные мира сего могут позволить себе довольно часто игнорировать правила и каноны общества.
А вот что ее удивило, так это совершенно неожидаемое ощущение прикосновение руки Карины к ее плечу. Короткое, но крепкое, излучающее поддержку:
– Ты не виновата, слышишь, Инга? – уверенно заявила Карина. Надавила на плечо, заставив Ингу поднять голову. – Даже если эта мразь подохнет, туда ему и дорога! Он заслужил смерть.
Инга растерялась. При всем ее недовольстве и обиде, слово «мразь» настолько не вязалось в ее представлении с Нестором, что она даже рот приоткрыла, мотнула головой:
– Но… Он же и правда может умереть, – эта мысль, ужасающая и давящая, циркулировала в ее голове. – Я его убила? – Она не удержалась, голос снова сорвался.
Карина опять ободряюще сжала ее плечо. Потянулась и достала из потайного отделения бутылку минералки. Протянула Инге. Она судорожно вцепилась в нее руками.
– У тебя не было иного выхода. Ты защищала себя. Свою свободу и жизнь. Ты все сделала верно, – убежденно произнесла Карина.
– Но…- Инга приложила усилия, чтобы открыть бутылку, сделала глоток.
И вдруг подумала о том, что Нестор не только бы дал ей уже открытую бутылку, не позволяя Инге напрягаться, но и к губам бы сам прижал. И держал бы, пока не посчитал, что Инга действительно напилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});