Взгляд Джафара упал на человека в мундире полковника, и руки непроизвольно стиснули бинокль.
Бурмон. Сколько лет это имя не давало покоя, впивалось в душу острой занозой!
Однако сейчас, как ни странно, Джафар не мог заставить себя почувствовать ту свирепую ненависть, которая преследовала его все эти годы при мысли о смертельном враге. Он словно онемел, если не считать тугого узла в низу живота и тупой боли в том месте, где должно было находиться сердце.
Как это могло случиться? Семнадцать лет, целых семнадцать лет он ждал этой минуты. Мести за мучительную смерть родителей.
Джафар усилием воли вынудил себя вернуться к страшным воспоминаниям того дня, когда он слишком рано стал мужчиной, вновь представить алую кровь, вытекавшую из тела отца, слышать вопли матери. Однако перед глазами постоянно стояла Алисон, ее бледное лицо и грусть в огромных глазах.
Джафар с безмолвным проклятием оторвал взгляд от Бурмона и направил бинокль на строй всадников. Тугой узел в желудке стянулся еще сильнее при виде еще одного знакомого лица, краснощекого и круглого.
Дядя Оноре. А рядом с ним ее слуга-индиец. Он примерно этого и ожидал, хотя отчаянно молился, чтобы они остались в Алжире. Какой глупый, бесполезный поступок! Зачем они оказались здесь? Но стоит ли осуждать их за попытку отыскать Алисон? Если бы девушка принадлежала ему, Джафар тоже сделал бы все возможное, чтобы спасти ее.
Лежавший рядом Фархат напрягся и посмотрел вниз. Вдалеке, на севере, поднималось облако пыли — это скакали кавалеристы Бен Хамади, словно облаком накрывая равнину, поднимая тучи песка. По ветру струилось знамя Абдель Кадера, белое, с человеческой ладонью в центре. Французы еще не успели увидеть окружавших их врагов. Джафар кивнул:
— Время пришло.
Настало время мщения. Время закончить кровную месть.
Он вновь заставил себя выбросить из головы мысли об Алисон, приветствуя окутавшее его ледяное спокойствие.
Осторожно подавшись назад, Джафар прошептал последние приказы людям, которые должны оставаться наверху. Потом он и Фархат спустились по крутому склону в глубокую расселину, где стояли лошади, бесшумно вскочили в седла. И стали ждать.
Через несколько мгновений напряженная тишина была прервана топотом подбитых сталью копыт коней по камням.
Джафар поднял руку. Воздух наполнился оглушительным грохотом — лавина камней и глины рухнула в ущелье, сопровождаемая французскими проклятиями и тревожными воплями.
Рука Джафара резко опустилась. Берберы открыли огонь по врагу, стараясь, однако, не поразить полковника. Удовольствие и право убить Бурмона принадлежали лишь их повелителю.
Однако хорошо обученные французские солдаты, предупрежденные шумом, поняли, что впереди ждет засада, и немедленно осадили коней.
— К оружию! К оружию! — кричали офицеры. Кавалерия перестроилась в тесном ущелье, вытянулась в квадрат, защищенная одинаково со всех сторон и способная выдержать любую яростную атаку.
И атака поистине была яростной. Берберы с хриплыми криками нападали, погоняя коней по каменистой тропе, а оставшиеся в укрытии вели непрерывный огонь, чтобы расстроить ряды французов.
В ущелье теснились люди и кони. Джафар скакал впереди, прорубая дорогу среди солдат, отбивая направленные на него штыки кривой саблей. Среди самой жаркой битвы он оставался спокоен, не пугаясь ни пуль, ни сабель, ни копий. Все его внимание было сосредоточено на поисках сына человека, безжалостно убившего его родителей.
Ярдах в пяти Джафар наконец заметил храбро сражавшегося Бурмона. Кавалерист рядом с ним упал, сраженный залпом, другой рухнул, пронзенный саблей. Джафар, почти оглушенный воплями раненых и ржанием коней, мчался вперед, отражая одну атаку за другой.
Еще несколько минут, и положение французов стало отчаянным. Они безуспешно пытались выстоять против свирепых берберов, появившихся неизвестно откуда. Строй солдат был прорван, сопротивление слабело.
— Спешиться! Спешиться! — кричал Бурмон.
Повинуясь приказу, французы спрыгнули на землю и попытались спрятаться за коней, чтобы успеть перезарядить оружие. Берберы разразились торжествующими воплями. Их главной целью было завлечь врага на холмы, пока вождь вступит в поединок с полковником.
Бурмон взмахнул винтовкой, чтобы отразить удар, которого так и не последовало. Вместо этого Джафар с ходу врезался в коня полковника. Тот выпал из седла, но удержался на ногах и выхватил саблю.
Джафар с мрачным удовлетворением улыбнулся и бросился в атаку, гонимый жаждой мести. Сверкающие клинки со звоном скрестились.
Они схватились бешено, свирепо. Каждый стремился взять верх, каждый понимал, что бой идет не на жизнь, а на смерть.
Несколько минут они дрались на равных. Бурмон оказался серьезным противником, но у Джафара выучка была куда лучше, и, кроме того, подхлестывало сознание, что правда на его стороне. Он сражался с неукротимой решимостью — семнадцать лет неутоленной ярости и горечи сделали его другим человеком. В сердце кипела ненависть, жажда крови бурлила в венах, заглушая шум битвы.
Но тут огонь стих, в воздухе свистели лишь одиночные пули. Каким-то шестым чувством Джафар осознал, что сражение выиграно. К этому времени берберы успели взять пленных и преследовали беспорядочно отступающее войско.
Крики радости заглушили лязг стали. Это армия Бен Хамади окружила французов и завершила начатое людьми Джафара.
Джафар удвоил усилия и резким выпадом выбил саблю из рук полковника. Бурмон рухнул на землю и остался лежать, оцепенев, тяжело дыша, глядя на дикаря бербера в черном одеянии.
Джафар поднял саблю, чтобы нанести последний смертельный удар.
— Знай, что я мщу за смерть отца! — крикнул он по-французски так громко, что хриплый голос эхом вернулся от близлежащих скал.
Эрве де Бурмон, не шевелясь, наблюдал, как Джафар поднимает саблю. В темных глазах не было страха — лишь смирение и покорность судьбе. Настоящий мужчина встречает смерть с сожалением, но без трепета.
Возможно, это было всего лишь игрой света, но лицо полковника неожиданно расплылось. Темные глаза превратились в серые. Серые, светящиеся и огромные, полные отчаяния. На какое-то кратчайшее мгновение Джафар смежил веки. Но образ Алисон продолжал преследовать его, воспоминания о ее боли и тоске разрывали сердце.
Алисон. Ее слезы. Ее терзания. Ее любовь к этому французу. Мучительный крик вырвался у Джафара. Сабля со свистом рассекла воздух. Однако в последний момент рука дрогнула. Клинок не пронзил человеческое тело. Острие глубоко вонзилось в землю, в каких-то четырех дюймах от головы полковника.