Кендрика.
— Ох, Трипп… — Сердце сжимается.
— Да бог с ним. Мартина его больше заслуживает.
Он действительно не сильно расстроен — видимо, стремление во что бы то ни стало свалить из Стерджиса и расстаться с отцом больше не актуально.
— Встретимся попозже? — спрашиваю.
Трипп отвечает после продолжительной паузы:
— Я тут занят кое-каким… сложным делом.
— Вот как? — Серьезность его тона заставляет меня выпрямиться. — Что за дело?
Опять долгая пауза, приходится подтолкнуть:
— Вдвоем не легче будет?
Трипп вздыхает:
— Пожалуй, да.
— Мне зайти?
— Ага, только я не дома, — говорит он и набивает адрес.
* * *
Останавливаюсь у небольшого ярко-голубого дома возле кладбища. Триппа нигде не видно.
Вдруг на ближайшей дорожке кладбища замечаю машущую фигуру моего бойфренда — он в блейзере Сент-Амброуза, в светлых волосах играет бледное февральское солнце, щеки раскраснелись от холода.
— Привет! — кричу я через невысокую каменную стену, отделяющую кладбище от прилегающего участка с голубым домом. — Решил прогуляться?
— Мне тут нравится, — говорит Трипп, подходя ближе. — Успокаивает…
Он перегибается через стену, берет в ладони мое лицо и целует в губы — я напрочь забываю о том, что шла на сложное задание.
— Мне тут тоже нравится. — С трудом перевожу дыхание. Трипп улыбается и перемахивает через стену. — Только припарковалась я на чьем-то участке.
— Знаю, мы сюда и направляемся, — говорит он и подходит к крыльцу. — Здесь живет Валери — подруга Лизы-Мари, у которой та всегда останавливается.
Заставляю себя следовать за ним, хотя инстинкт велит остановиться.
— Ты решил навестить маму?
— Нет. — Лицо Триппа принимает стоическое выражение. — Ее здесь нет. Дома никого — они вышли пропустить по стаканчику перед завтрашним отъездом в Вегас. — Он прыгает по ступенькам и, к моему изумлению, лезет в почтовый ящик. — Валери оставила мне ключ.
Трипп отпирает дверь и жестом приглашает внутрь. Я неуверенно переступаю через порог.
— Зачем?
Он закрывает за нами дверь.
— Чтобы я кое-что поискал.
Мы в безупречно обставленной гостиной, где все продумано и подобрано одно к другому. Голубое небо на картине Томаса Кинкейда идеально гармонирует с ковром, занавески и диванные подушки сделаны из одной и той же ткани. Трипп скидывает ботинки и бросает в черный пластмассовый ящик у двери, то же делаю и я.
— Валери сказала, что комната Лизы-Мари в конце коридора, — сообщает Трипп и проходит дальше.
Страшно хочется спросить, что мы ищем, но раз он пока не говорит, значит, еще не время. Послушно шлепаю по коридору за Триппом, он открывает последнюю дверь.
— Ошибки быть не может: это жилище Лизы-Мари.
По сравнению с остальным домом комната напоминает последствия погрома: незаправленная кровать, повсюду разбросана одежда, на столе и комоде — немытая посуда, а прямо у порога — сваленные в кучу полотенца. Трипп перешагивает через них и проходит к большому чемодану в углу, откуда вываливается еще больше одежды.
Трипп вынимает из кармана пару резиновых перчаток.
Ну, знаете, всему есть предел.
— Это еще зачем? — строго спрашиваю я.
— Чтобы не оставлять отпечатков, — поясняет он, склонившись над чемоданом.
Внутрь закрадывается неприятное подозрение:
— Я думала, ты здесь с согласия Валери?
— Конечно, — говорит он, расстегивает молнию в чемодане, прощупывает содержимое, затем повторяет процесс с другим отделением.
— Я могу как-то поучаствовать? — спрашиваю я.
Во мне смешались чувства собственной бесполезности и растерянности. Трипп с улыбкой оборачивается.
— Поверь, ты и так участвуешь, — говорит он и возвращается к поискам.
Перебрав все отделения, он закрывает чемодан и открывает наружную молнию. Достает оттуда смятые банкноты и долго их разглядывает. Только я заключаю, что их-то он и искал, как он запихивает все обратно и поворачивается к кровати.
— Посмотрю-ка тут.
С этими словами он приподнимает матрас.
Я молча наблюдаю за тем, как мой парень методично обыскивает комнату Лизы-Мари — кровать, ящики комода, груды барахла — и наконец переключает внимание на шкаф. Начинает с верхней полки, приподнимает стопку постельного белья и, когда я открываю рот, чтобы задать пару вопросов, внезапно застывает.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Я надеялся… — Трипп делает над собой явное усилие. — Я правда надеялся, что его здесь нет.
Он достает что-то с полки и, когда разворачивается ко мне, я невольно ахаю при виде красного ящичка — заржавевший замок открыт, на крышке черным маркером выведено «Р. С.».
— Это ящик…
— Мистера Соломона? — Трипп осторожно держит его двумя руками, будто боится, что он вот-вот рассыплется. — Да, он самый.
— Откуда ты… — осекаюсь, не зная, как закончить вопрос.
— Я так и не сказал инспектору Патцу, что деньги украла Лиза-Мари, — начинает объяснение Трипп. — Папа меня все время уговаривает, вот я и задумался, что каждый раз, когда она в городе, пропадают деньги. Зашел как-то к Валери на работу в парикмахерскую «У Мо» и поговорил с ней. Она, к слову, очень классная. Мать ее уже порядком достала, так что мы быстро нашли общий язык. — Он невесело усмехается. — Валери сказала, что мать знала про портативный банк мистера Соломона. Она когда-то упоминала, что старик всегда таскал ящик с собой и расплачивался за стрижку наличными.
— Ой, — тихо говорю я.
Не дай бог. Трипп кивает:
— Еще Валери заметила, что в последнее время Лиза-Мари перестала стрелять у нее деньги, и насторожилась. Ведь мать якобы на мели. Короче говоря, Валери решила поискать в комнате Лизы-Мари. Я вызвался, потому что… не знаю, хотел убедиться сам. — Он осторожно опускает ящик на кровать. — Что там сказали в полиции? Что мистер Соломон упал или… его толкнули?
Я растерянно молчу.
— Моя мать… могла случайно или намеренно убить мистера Си, — говорит Трипп, уставившись на ящик. И добавляет каким-то странным, изменившимся голосом: — А что, если она и к смерти мистера Ларкина причастна? Ведь те деньги тоже украла она. Врала о том, что оставалась в Стерджисе, пока Гуннар Фокс не обещал сделать ее звездой. Она сама…
— Трипп, не надо, — прошу я, сжимая его руку.
Репортер во мне тут же принялся перечислять разные опровергающие доводы. Главный — что Лиза-Мари не настолько глупа, чтобы связаться с криминальным телешоу, занимающимся расследованием совершенного ею же преступления. Ни за что не допущу, чтобы следующие четыре года Трипп изводил себя мыслями о матери-убийце.
Беру его лицо в ладони и разворачиваю к себе:
— Ты не можешь и не должен в этом разбираться.
— Да, верно. — Трипп достает из кармана телефон. — Мне просто надо было выговориться, напомнить себе, ради чего я пошел на это сложное дело.
Он вздыхает, все еще глядя мне в глаза, потом набирает номер. Меня захлестывают чувства, я чуть не выпаливаю: «Я люблю тебя», —