Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы все время обращаетесь к Ахану, — вместе с кашлем крикнул полковник. — А ведь вы сами его придумали, этого Ахана. И если бы только для себя.
Он сделал очень длинную паузу. Но Филипп Костелюк больше не стал перебивать своего следователя. Пусть выскажется. Филипп только внимательно, следил за мыслью хозяина кабинета, поражаясь изощренной жестокости его слов.
— Миллионы, десятки миллионов людей были введены в заблуждение вашим наркотическим бредом, — продолжал полковник, — когда, лежа на полосатом диване, вы накурились травки.
В бессознательном состоянии вы, Филипп Аристархович, воспользовались хронобассейном тассилийцев. Не выходя из наркотического дурмана, вы оказались в десятом веке. Вы не сумели даже припомнить своего имени, но это не помешало вам назваться там пастухом Дионисием и проповедовать.
— Не нужно порочить имя пророка Дионисия, — сказал Филипп Костелюк и, не желая смотреть в возбужденное лицо следователя, уставился в пол. — Не нужно! Убейте лучше меня! Не нужно этого говорить.
— Может быть, вы действительно не ведаете, что совершили, — вздохнул Дурасов. — Но ваше тело до сих пор лежит под спудом мраморной плиты, и на плите выбит золотом ваш профиль. Вы ввели сотни миллионов э заблуждение. Вы заставили этих людей молиться несуществующему Богу! Надеюсь, теперь понятно, почему я хочу уничтожить вас. Вы спрашиваете, зачем все эти гонки во времени, зачем все эти ненужные жертвы? Ликвидация преступника номер один — цель моей жизни. Но только здесь, в конце двадцатого века, я обладаю достаточной властью, чтобы вас расстрелять. В другие времена Измаил Кински почему-то настаивает на том, чтобы сохранить вам жизнь и только изолировать от общества, а я считаю — вы опасны для общества и должны быть уничтожены. Здесь нет власти Всемирного Банка, и я наконец завершу дело.
Михаил Дурасов замолчал и нервным движением затушил в пепельнице свою сигарету.
— Но вы же просили прощения, — сказал Филипп Костелюк, разглядывая собственные ноги, все еще обутые в ботинки лунного заключенного.
— Не помню такого, — слабым голосом отозвался Дурасов. — Впрочем, я допускаю, что, после того как наконец ликвидирую вас, мне захочется попросить прощения у какой-нибудь вашей же более ранней временной ипостаси.
— Вас разжалуют за самоуправство!
— Вполне допускаю и такую возможность. Но поймите, Филипп Аристархович, и это меня не остановит. — Он протягивал Филиппу портсигар. — Возьмите сигаретку. Это последняя в вашей жизни. Покурите, вы же знаете, у меня всегда отменный лунный табачок.
ПРИГОВОР И КАЗНЬ
Вернувшись в камеру, Филипп Костелюк даже не притронулся к еде, хотя обед, обнаруженный им в нише, был во много раз аппетитнее подобного обеда в лунной тюрьме. Он встал на колени и начал молиться. Потом лег на спину и закрыл глаза. Он не испытывал страха. Понимая, что смерть неизбежна, он принимал свою судьбу и хотел, перед тем как встретится с Аханом, навести порядок в своей голове.
«Я собственной рукой убил полковника Дурасова, — думал он. — Но убил я его лишь позже. Это в моем личном времени сперва я убил его, потом он извинился передо мной, а потом он убьет меня. В его личном времени сперва он убьет меня, потом, вероятно, будет разжалован, впадет в уныние, принесет мне свои извинения в кабинете лунной тюрьмы, и лишь только после этого я убью его на немецком кладбище, всажу в него три пули в упор. Действительно, он же хотел меня предупредить тогда, он пришел туда с самыми добрыми намерениями.
Все это — обычный парадокс, хуже другое, меня предал собственный отец. Мальчишка, он, конечно, не ведал, что творит. Но разве незнание истины избавляет от ответственности? Теперь проклятие падет на весь его род. А если проклятие падет на весь род моего отца, то значит, в первую очередь оно падет на меня самого. Я проклят, и Ахан теперь не возьмет меня на небо.
Дурасов сказал, что я в наркотическом бреду будто бы завладел машиной времени и, отправившись в десятый век, назвался там пророком Дионисием, после чего проповедовал. Я ничего подобного не помню. Это, конечно, ерунда, провокация. Не стоит относиться к этому серьезно. Во-первых, если бы я сотворил подобное, то, конечно, запомнил бы, во- вторых, тогда на Марсе у меня просто не было под рукою машины времени, а в-третьих, я не пророк, я самый обыкновенный смертный, и кто бы стал слушать проповедь такого самозванца, как я?»
Погруженный в свои мысли, он лежал на спине совершенно неподвижно, со сложенными на груди руками, когда зазвонил телефон. Филипп дотянулся до аппарата, не открывая глаз, и снял трубку.
— Ты можешь мысленно проститься со своими женами, — сказал в трубке голос Михаила Дурасова. — Через пять минут они будут расстреляны в тюремном колодце.
— Ахан покарает тебя, — спокойно отозвался Филипп. — Ахан видит, кто заслужил подлинной высшей кары.
— Ты все еще думаешь попасть на небо, в рай? — спросил Дурасов и усмехнулся. — Ты отправишься сразу вслед за своими женами. Но они просто умрут, а тебе придется испытать еще одно свойство незаконно присвоенного тобой прибора. Ты не сразу умрешь. Часть твоей энергии, сконцентрированная при помощи ЛИБа, будет находиться рядом с твоим телом, и ты сможешь наблюдать со стороны за собственной казнью. А потом твое отдельное сознание, лишенное тела, распадется на электроны.
* * *Лежа в своей камере на полу, Филипп Костелюк увидел внутренним зрением своих женщин. Их провели по длинному узкому коридору и вытолкнули в небольшой подземный дворик. Немолодая коренастая охранница в форме завязала глаза Гузели. Когда она попыталась завязать глаза Инес, та что-то сказала, и женщина в форме отступила с повязкой в руке. Его жен поставили у темной кирпичной стены. Захлопнулись железные двери.
«Прощай, Филипп Костелюк, — сказала мысленно Инес. — Отомсти за нашу гибель!»
В мозгу у Гузели было как-то пусто. Только ужас и отдельные всполохи сознания, девочка была почти парализована.
Во дворике никого не было. Палач находился за стеной. Филипп увидел, как палач снял очки, приложил глаз к прицелу своей крупнокалиберной винтовки, поймал в перекрестье открытую переносицу Инес, и его палец медленно потянул за курок. Палачу понадобилась только секунда, Инес еще падала, а в перекрестье уже была черная повязка, надетая на глаза Гузели.
«Зачем ты их убил? — мысленно спросил Филипп Костелюк, обращаясь к полковнику Дурасову. — Скажи, зачем? Ты же охотился за мной? Убей меня! Зачем тебе понадобились две невинные жизни?»
«Твои жены каждый раз спасают тебя, — отозвался Дурасов, — я не хотел, чтобы это случилось еще раз. Ты просишь, чтобы я тебя убил. Приготовься, сейчас это случится. Ты увидишь собственные похороны. Я обещаю тебе это!»
Подслушивая мысли, Филипп знал: его собирались расстрелять обычным способом, точно так же, как и его жен, завязав глаза и поставив к кирпичной стене, но в последнюю минуту Дурасов решил не рисковать, и Филиппа отравили газом прямо в камере.
* * *Что-то негромко зашипело. Филипп даже не шевельнулся. Вдохнув сладкий газ, он будто нырнул в теплую темноту. Забвение и ничто продолжались совсем недолго. Филипп Костелюк обнаружил, что отделился от собственного тела и висит над ним. Как и обещал Дурасов, ЛИБ выбросил его сознание из мертвого тела.
Он был невесом, как облачко газа, но что-то притягивало к земле. Он видел со стороны собственные похороны. Дурасов хорошо подготовился, по всей видимости, он устраивал показуху для своих коллег из КГБ.
Тело подняли из подземного застенка, погрузили в катафалк и отвезли на Преображенское кладбище. Зачем это было сделано? Наверное, полковник, зная, что умерший продолжает видеть, пытался продлить агонию. Тело Филиппа положили в гроб и закопали.
Зависнув над собственной могилой, он уже чувствовал, как распадается сознание. Время шло будто с пропусками. Выпадали целые часы. Но Филипп отметил еще: «При помощи суперсуггестера можно, вернувшись в прошлое, восстановить тело, любую часть тела, в том числе и все части. Это совсем не сложно… Главное — дождаться этого момента. Кто-то наверняка захочет сделать это, ведь ЛИБ все еще в моей голове. Все мои женщины погибли, кто теперь сделает это? Кому я нужен? Но если бы кто-то захотел, это так просто — меня спасти. Машина времени позволит вернуться в любой час, в любую ночь. Поздно, я глупо погиб сам и глупо погубил своих жен».
Он висел над кладбищем, над собственной могилой и ждал. Ожидание оказалось не напрасно. Следующей ночью у ворот кладбища остановился лаковый микроавтобус. Но это был транспорт все того же КГБ. Люди в черных костюмах прошли по дорожке, быстро и профессионально вскрыли свежую могилу, вынули и унесли труп.
- Сколль. Холод и мгла - Яр Серебров - Детективная фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Концерт Патриции Каас. 8. И что дальше (Под Москвой) - Марк Михайлович Вевиоровский - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Шоссе - Родольфо Мартинес - Социально-психологическая