Молчание.
«Вельский!»
Молчание. Если б я не был уверен в успехе, то, скорее всего, уже на данном этапе счел свою задумку бредом. Но я всегда привык исходить из принципа: если что решил — делай до конца или не делай вообще. И если что- то не получается — измени алгоритм и попробуй снова. Например, я б на месте Руса в боевой обстановке тоже не отозвался на подозрительные вопли в эфире — сам его учил, а ученик он отличный. Что ж, надеюсь, за два года свой и мой позывные он не забыл.
«Москит, я Мутант, прием!»
И почти сразу в моем мозгу сформировался четкий, слегка неуверенный ответ:
«Мутант, я Москит… В смысле, Краев, сразу нельзя было сказать, что это ты?»
«Ты хотел сказать „подумать“», — мысленно усмехнулся я, довольный, что все получилось. Однако светиться счастьем времени не было.
«Рус, рядом с тобой друзья. Как все начнется, скажи им: „Я с Охотником!“ Назовешь им мое имя, если не поверят, — и просто бегите к центру арены».
«За каким прапорщиком бежать? Под пулеметы?»
Я и сам не знал зачем. Но знал одно — нам надо встретиться. И пробиваться вместе. Как? Куда? Этого я не знал тоже. Но когда нет никакого плана, сойдет и тот, который первым пришел на ум. Иногда тело само лучше знает что надо делать. Если в безвыходной ситуации мозг подвисает, а шестое чувство подсказывает, лучше слушать того, кто предлагает хоть что-нибудь. Да и потом все лучше воевать рядом со своими, чем бегать от палачей и поливать собственной кровью этот дуршлаг на потеху кровососам.
Между тем распорядителю, похоже, надоело разглагольствовать, и он, отлипнув от столба, картинно вознес правую руку к вершине купола.
— Dura lex, sed lex! — тонко и пронзительно закричал он голосом, срывающимся на ультразвук и — чего греха таить — пробирающим до печенок. — Закон суров, но это закон! Пусть детей Каина напоят своей кровью виноватые, и пусть невиновные покинут сей зал невредимыми. Да свершится Суд Крови!
Слева громко лязгнуло — это упала на свое место плита, отделяющая коридор с камерами от арены, за которой скрылись Носферату конвоя.
И сразу же почуявшие свободу палачи начали трансформацию.
Многие люди замерли в оцепенении — подобное они видели впервые. Нормальная реакция, доказывающая, что произошли мы все-таки от животных. Ступор, желание замереть, притвориться мертвым есть следствие рефлекса более слабого зверька при виде смертельной опасности. Может, в животном мире подобное и прокатывает, но, на мой взгляд, всегда эффективнее действовать по методу крысы, зажатой в угол. Броситься в морду, выгрызть, выцарапать кусок плоти, а лучше глаз или горло врага и рвать дальше, пока у него не отпадет охота нападать на тех, кто с виду слабее. Дай понять врагу, что тебе гораздо важнее убить его, нежели выжить самому, — и, скорее всего, ты останешься жив. А если и умрешь, то в пылу битвы просто не заметишь такой незначительной мелочи.
Но сейчас я был не один.
Потому давать волю боевому безумию было рановато.
Печальная статистика — когда пытаешься спасти всех, чаще всего не спасаешь никого и погибаешь сам. Везде и всегда нужно просчитывать шансы, особенно если это касается жизней тех, кто тебе небезразличен.
Шансов в одиночку спасти три десятка людей я не видел. Поэтому я просто заорал: «Бегите за мной!» — и, схватив Маргариту за руку, рванул со всех ног к центру арены.
— Странный маневр, — провозгласил кровосос с микрофоном. — Вместо того, чтобы бежать к пирамидам с оружием, несколько хомо несутся прямо ко мне. Хмм, и не только хомо. Осужденные делают то же самое. Странно, я думал, они предпочтут разобраться с палачами, пока у тех не завершилась трансформация. Конечно, до пирамид за столь короткое время не добраться, а драться голыми руками в человеческой ипостаси — чистое безумие, но это все же лучше, чем бессмысленная беготня.
Последние слова вампира донеслись до моих ушей как раз в тот момент, когда мы с Маргаритой вбежали под его подставку. Девчонка чуть не падала, задыхаясь от безумного бега, но держалась молодцом. То есть молчала и слушалась. А это при реальной опасности самое главное, что требуется от женского пола.
Рус, Мангуст и Лада вбежали под площадку мгновением позже — Мангуст был не в лучшей форме, и Русу с сестрой пришлось поддерживать его на бегу.
Что ж, хорошо, что они не стали выяснять что, да как, да откуда Вельский знает Охотника.
— Ты как? — выдохнул Рус.
— Потом, — коротко бросил я, экономя воздух, необходимый легким после эдакой пробежки. — Шеи подставляйте. И руки.
Клинки мечей уже раздвинули кожу на моих ладонях и стремительно вытекали из своих, мягко говоря, необычных ножен. Впрочем, я уже начал к этому привыкать. Но, тысяча салабонов, как же больно, когда они вылезают наружу, а потом втягиваются обратно!
Для того чтобы освободить всех троих от ошейников и наручников, мне понадобилось не больше трех секунд.
И столько же времени понадобилось палачам, чтобы завершить трансформацию.
Не такое уж большое расстояние нужно было им преодолеть, чтобы добраться до нас. И кто знает, как бы всё обернулось, если б они кинулись сразу. Но, видать, тот ликан, что был со мной в одной камере, успел шепнуть собратьям по ремеслу с кем им придется иметь дело. И палачи — четверо вампиров и два оборотня — бросились ловить людей, чтобы восстановить силы после превращения, которое — по себе знаю — требовало нешуточных энергозатрат. Но одно дело оперировать парой мечей и совсем другое — полностью изменять форму тела. Думаю, после такой трансформации жрать нелюдям хотелось нереально.
Жуткое это было зрелище. Два вампира развернули крылья и преследовали свои жертвы по воздуху. Один подхватил человека почти сразу. Прямо на лету рванул клыками за горло, приземлился, обнял крыльями — и, осушив человеческое тело словно сосуд с вином, швырнул на арену мгновенно высохшую оболочку, после чего взлетел снова.
Второму кровососу повезло меньше. Кто-то из людей успел добежать до пирамиды с оружием и, выхватив из нее алебарду, принять на острие пикирующую тварь. Древко прогнулось, но выдержало удар, от которого топор алебарды почти полностью скрылся в груди вампира. Тот заорал дурным голосом, забил крыльями, ударил вслепую руками, перевитыми рельефными мышцами и сухожилиями…
От удара древко алебарды сломалось, человек, удерживающий его воткнутым в землю наподобие рогатины, отлетел в сторону. Но смог подняться и даже побежать, припадая на левую ногу.
Правда, спастись ему было не суждено. Пара вампиров, предпочитающих охотиться на земле, перехватила его — и разорвала пополам. После чего каждый из кровососов припал пастью к своей половине добычи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});