Читать интересную книгу Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав

Я слышал об этом не раз. И всё же, и всё же…

Я не стану сейчас описывать всю свою жизнь, потому что это долго и не слишком интересно. Не стану напоминать о поединке с Сиге Мак-Аррайдом и о том, что случилось после него, хотя только чудом сохранил жизнь в первом случае и едва не стал изгнанником во втором. Ни слова не скажу о своем путешествии в лесной край и поединке с Мог Луйном, что я бессчетное количество раз мог сгинуть в дороге, а со Слугой Копья мне было не справиться ни тогда, ни потом. Промолчу о жутких пытках, которых подвергли меня из-за предательства Ниам, об Ингене и ночи безумия, в которую почти все лесные братья были перебиты одним-единственным человеком, о самозванце под ликом Лаурика и украденной у него силе. Всеблагие свидетели – я бесконечно далек от мысли похваляться, но всё же скажу: будь на моем месте любой другой человек, он умер бы уже дюжину раз. Если вы можете поспорить со мной – спорьте.

Исцеленный, напоенный неведомой силой до кончиков волос, с лучшим оружием и пищей, которые только нашлись в лагере, я вышел за никем не охраняемые ворота и ступил на лесную тропу. Спросите меня, помнил ли я тайные тропы, которыми Мог Луйн привел меня сюда, и я отвечу вам: не трудно сказать.

Нет.

Нет, нет и нет!

И случилось это вовсе не потому, что я, Бранн Мак-Сильвест, урожденный Бранн Мак-Менд, родился и вырос в Ардкерре, крепости правителей Предела, среди холмов и полей, а в лесной край наведывался лишь поохотиться, да изредка, с отцом, – навестить Мудрого Лаурика. И не потому, что по дороге в лагерь Увенчанного думал о чем угодно, но только не о том, за какой куст орешника мы свернули, или сколько замшелых камней лежало в русле пересохшей невесть когда реки, по которому мы шли. Хотя – что уж скрывать – и то, и другое правда. Просто для того, чтобы с первого раза запомнить этот путь, недостаточно родиться и вырасти в лесу, недостаточно иметь самые зоркие в Пределе глаза и самую цепкую память.

Для этого нужно быть членом лесного братства или Мудрым.

И всё же я не медлил ни минуты, прежде чем зеленый шатер заповедной дубравы вновь сомкнулся над моей головой. Я не вспоминал о том, что лесной край велик настолько, что можно бродить в нем год и не наступить дважды на одно и то же место. Не задумывался о том, сколько людей сгинули навсегда в бездонных седых болотах, попали в желудки к волкам, медведям и рысям, были раздавлены внезапно упавшим деревом, случайно сломав ногу, медленно умирали от голода. Не размышлял о том, что хотя большинство воинов Увенчанного нашли смерть вместе со своим господином, в лесу могут оставаться сторожевые отряды наподобие того, что остановил меня так недавно и так давно. Я просто шел вперед, вручив свою жизнь Четырем и надеясь на удачу. На удачу, которая ни разу меня не подводила. Которая не подвела и на этот раз.

Я шел, не особенно глядя по сторонам и не прислушиваясь больше обычного. И неожиданно прыгнул головой вперед, как пловец с обрыва в глубокую реку, попутно больно ободрав руку о ветку рябины. За целых два удара сердца до того, как посланное сильной, тренированной рукой копье прибило бы меня к ее стволу.

Схватка была быстрой и жестокой: и им, и мне – всем нам было наплевать на собственную жизнь. Но даже мастерство и сила двух Лишенных Благодати оказались бессильны против волшебной мощи, бурлившей в моих венах. И когда первый из нападавших рухнул с разрубленной головой, пропитывая кровью седой болотный мох, когда я выбил у второго меч и, отбросив собственный, прыгнул на него с голыми руками, когда надавил на его грудь коленом и занес для удара кинжал, мне вновь повезло. Не убирая лезвия от горла поверженного врага, я поставил перед ним выбор: жизнь или долгая, мучительная смерть. Заглянув в мои глаза, свирепый воин, проклятый изгой, не боящийся никого и ничего, тут же сделал свой выбор.

И вновь, как когда-то с Мог Луйном, мы мчались сквозь лес, но на этот раз обратившись лицом к восходу. Мой пленник держал слово: вел меня самой короткой дорогой, без жалоб и просьб сбавить скорость. Он ел тогда, когда я протягивал ему пищу, отдыхал тогда, когда я останавливался, и хотя он был вооружен, я без страха ложился спать у ночного костра. Слухи оказались правдивыми: поклявшись Судьбой, Лишенный Благодати скорее бросился бы на собственный меч, чем изменил клятве.

Четыре ночи пролетели как один день, и мы вышли к небольшому, не более чем на два десятка домов, селению. Тут жили охотники, лесорубы и бортники, нередко торговавшие с воинами Увенчанного тем, что те не могли добыть самостоятельно. Но главное – тут были лошади.

Мой проводник честно выполнил наш уговор. Я подтвердил, что его долг уплачен сполна и повернулся к нему спиной. И даже успел сделать целых четыре шага, прежде чем он бросился на меня, занося оружие для удара. Как и четыре ночи назад, он сделал свой выбор, и я принял его, без гнева и сожаления. Я просто крутанулся на пятке, выбрасывая вперед руку, и длинное лезвие вышло у воина из спины. А потом я одним резким движением высвободил меч из разом обмякшего тела умирающего и зашагал к воротам поселка. И ни разу не обернулся.

За частокол меня, как ни странно, пустили. Правда, дошел я только до главной площади. Все взрослые мужчины, бывшие в тот момент в поселке – порядка трех десятков хмурых лесовиков, – заключили меня в сверкающее кольцо копейных наконечников.

– Я – Бранн Мак-Сильвест, воин и родственник Ард-Ри Коранна Луатлава! – громко провозгласил я. – Мне нужен самый быстрый и выносливый конь, который у вас есть.

– Конь – это дорогое удовольствие, Бранн Мак-Сильвест, – хмыкнул какой-то коренастый бородач, показав наполовину сколотый передний зуб. – И очень дорогое в здешних лесах. Чем ты можешь заплатить за него?

– Если Всеблагим будет угодно и я доберусь до моего господина, то клянусь Их именем: вы получите десять коней или их стоимость золотом и товарами!

– Если доберешься. Но ведь можешь и не добраться, и тогда мы напрасно потеряем коня… А что будет, если мы не дадим тебе то, что ты просишь?

При этих словах кольцо копий вокруг меня ощутимо сузилось. Я поднял опущенный было меч и обнажил левой рукой кинжал.

– Тогда я попробую взять это сам!

– Ты один, – хмыкнул Сколотый Зуб, непроизвольно делая шаг назад.

– Верно. И мне нечего терять.

Через полчаса я уже несся по указанной бородачом дороге. Подо мной был злобный каурый трехлетка – самый лучший в селении конь, о седло бился мешок с только что испеченными лепешками, большой деревянной флягой пива и копченым окороком. И еще две ночи сумасшедшей гонки, смазанная картинка лесов и полей, холмов и оврагов, ветер, выдавливающий из глаз слезы и бессильно завывающий за спиной, отчаявшись нас догнать. Мы неслись вперед, два сердца стучали в унисон, и Четыре мне свидетели: если бы я мог отдать каурому собственные ноги, чтобы только ускорить его бег и увеличить его силы – я сделал бы это, не раздумывая.

На третье утро конь рухнул на всем скаку, едва не раздавив меня. Но мне в очередной раз повезло: я вовремя выпустил из рук повод и отделался лишь ушибом. Сняв с загнанного скакуна мешок, в котором почти не убавилось еды, я пристроил его на плече и побежал. Вперед, только вперед.

Когда закатное солнце заскреблось о макушки елей, я услышал далекий топот и нестройный гул.

Еще через несколько часов я стоял перед господином моим, Коранном Мак-Сильвестом.

Мы сидели в походном шатре. Вдвоем, друг напротив друга. Пили обжигающе безвкусное пиво, передавая друг другу мех, как старые товарищи, прошедшие вместе не одну битву и выпившие на пиру не одну чашу. Странно, но, несмотря на то, что я долгое время жил с ним бок о бок, я только сейчас стал понимать его, чувствовать по-настоящему. Друг отца; великий воитель; потомок славнейшего в Пределе рода; Ард-Ри, осененный высшей властью; всесильный судья; старший родственник – словно маски спадали с его лица одна за другой, как падают с дерева осенью листья: сначала робко, нерешительно, точно стыдясь чего-то, потом всё гуще, чаще, будто наверстывая упущенное. Стремительно обнажая ветви. А что с ними, ветвями, будет потом – вновь зазеленеют по весне, или высохнут, почернеют, упадут?…