Наконец мы забрались на вершину восточного склона над городом и увидели объявление, запрещающее кататься здесь на лыжах. Я решил уехать и поискать что-нибудь в другом месте, но Чарли сказал, что эта земля принадлежит Петерсенам и что никто не может запретить ему делать что он хочет на собственной земле. Он сказал, что все эти слухи про обвалы – полная чепуха, что в Хукахоронуи никогда ни одного не было Он смеялся, когда говорил, что объявление – дело рук бойскаутов и что это нужно им для своих отметок.
И там, на вершине, мы серьезно поругались. Я сказал, что скаутам, наверняка, приказали установить объявление здесь, и предположил, что приказали именно Вы. Я сказал, что Вы вряд ли можете ошибаться насчет опасности обвала. Чарли стоял и просто смеялся, и в его поведении было что-то забавное. Он сказал, что обвал может быть очень кстати и что все, что поможет избавиться, наконец, от мистера Бэлларда, будет только полезно.
Он изрядно прошелся по поводу мистера Бэлларда, говорил какие-то обидные вещи. Он сказал, что Бэллард убил его брата, украл шахту у его отца и что кто-то вовремя пресек его попытку заграбастать весь Хукахоронуи целиком. Он возмущался таким образом еще минут пять, потом добавил, что шахта не принесет пользы Бэлларду, если ее вдруг не будет.
– Я сказал ему, что он говорит как ненормальный, и спросил, как это он может заставить исчезнуть целую шахту. Вдруг он заорал: «Я покажу тебе!» и начал спускаться вниз. Но делал это не очень быстро, а в основном прыгал вперед и назад, стараясь приземлиться потяжелее. Я поехал следом, чтобы попробовать остановить его, но неожиданно прозвучал сухой треск – как трещит жареный картофель на сковородке – и Чарли торжествующе закричал. Я остановился и увидел, что он стал подниматься обратно.
Сначала ничего не произошло, потом я увидел, как на снегу, там, где прыгал Чарли, появилась трещина. Они стали появляться одна за другой очень быстро, снег пришел в движение и начал подниматься в воздух. Затем двинулся оползень. Со мной и Чарли ничего не случилось – мы были вне пределов досягаемости. Мы просто стояли там и смотрели вниз – должен сказать, что я не видел более ужасного зрелища.
Мы проследили за ней, когда она вошла в туман над городом, и тогда я заплакал. И не стыдился этого. Чарли принялся трясти меня и говорить, что я младенец. Он сказал мне, чтобы я помалкивал. Он сказал, что если я кому-нибудь расскажу об этом, он меня убьет. Я поверил, когда он пообещал это, – он был достаточно ненормальным для таких вещей.
Я спросил, что же нам теперь делать, он ответил, что мы пойдем в город и посмотрим, что произошло. Он сказал, что это была не лавина, а так, пушинки, и что она просто немного попугала людей, хотя он надеется, что с шахтой она сделала, то что нужно. Он смеялся, когда говорил об этом. Итак, мы спустились в город и увидели все то ужасное, что произошло.
Тогда Чарли снова начал грозить мне. Он сказал, что если я осмелюсь хотя бы кивнуть в его сторону, спрятаться мне не удастся ни в одной стране – он будет искать меня, где бы я ни скрывался, и в конце концов найдет.
Бог свидетель, что я рассказал истинную правду о том, что произошло тем воскресным утром Мне очень стыдно за то, что я не признался раньше, и надеюсь, что это письмо искупит мою ошибку. Я полагаю, что будет организован общественный фонд для членов семей погибших в катастрофе, как это обычно делается. Я прилагаю чек на 10 000 долларов. Это почти все мои сбережения, и я не могу выделить больше."
Бэллард оторвался от письма.
– Боже мой!
– Как будто держишь неразорвавшуюся бомбу, правда?
– Но это мы не сможем использовать?
– Но почему же? Стеннинг будет просто носить тебя на руках.
– К черту Стеннинга. Я ни с кем бы не смог так поступить. Кроме того...
Он замолчал, и тогда Макгилл заметил:
– Никаких преград на дороге Любви? Йен, концерн Бэллардов почти у тебя в кармане.
Бэллард посмотрел на поставленный перед ним бокал. Он протянул к нему руку, но только для того, чтобы отставить в сторону. И повернулся к Макгиллу.
– Майк, ответь мне на один вопрос, только ответь честно. Перед обвалом мы подготовили все, что было в наших силах. Мы ждали этого обвала, не правда ли? Это и в самом деле что-то изменяет?
Он для убедительности постучал по стойке бара и кивнул головой немедленно прибежавшему бармену.
– Ты доказал невиновность того пилота – сказал, что в тот момент снег уже и так был готов сорваться. Ты все еще так считаешь?
Макгилл вздохнул.
– Да, все еще считаю.
Тогда мы не станем это использовать.
– Ты поступаешь слишком благородно в ущерб самому же себе, Йен. А мы живем в жестоком мире.
– Я не хочу жить в том мире, где мне пришлось бы использовать это письмо.
– Это невозможно, – прямо сказал Макгилл.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Если станет известно о письме, тебе придется попрощаться с Лиз. Но это не аргумент. Этот сукин сын убил пятьдесят четыре человека. Если бы Миллер настаивал, что он сделал это случайно, я бы так и оставил дело, но он пишет, что Чарли сделал это нарочно. Это нельзя замалчивать.
– Что же мне делать, Майк?
– Тебе ничего не надо делать. За это буду отвечать я. Письмо адресовано мне.
Он взял его у Бэлларда из рук, положил в конверт и спрятал обратно в карман.
– Лиз никогда не поверит, что я не поддерживаю тебя, – печально сказал Бэллард.
Макгилл пожал плечами.
– Может быть, и нет.
Он поднес к губам бокал.
– Если уж говорить начистоту, мне бы совсем не понравилось, если бы ты с радостными криками уцепился за возможность утопить Петерсенов. Ты глупый мальчишка, но все-таки я тебя люблю. – Он поднял бокал. – За рыцарей, которые еще не перевелись в Крайстчерче.
– Все-таки мне еще кажется, что ты пьян.
– Вот именно, и собираюсь напиться еще больше – только чтобы забыть, сколько еще дерьма на этом свете.
Он осушил бокал и хлопнул его об стойку.
– Когда ты собираешься показать письмо Гаррисону?
– Завтра, разумеется.
– Подожди немного, – быстро попросил Бэллард. – Я хочу сначала все объяснить Лиз. Я не хочу, чтобы на нее все это обрушилось сразу на заседании.
Макгилл наклонил голову.
– О'кей, на двадцать четыре часа ты можешь рассчитывать.
– Спасибо.
Бэллард подвинул свой нетронутый бокал к Макгиллу.
– Если тебе непременно хочется напиться, то это – мой взнос.
Макгилл развернулся на табуретке и проводил взглядом Бэлларда, выходившего из бара, затем повернулся к крутившемуся рядом бармену.
– Еще два двойных.