усталых молодым и статным…[12]
Дед Юра со сложным лицом дослушал до конца.
— Родился бы я за океаном, воевал бы за них — потому что за своих нужно! А у СССР уязвимостей полно — мы же типа силы добра, и нам, например, войска куда-то вводить за пределы соцблока все равно что расписаться в собственной несостоятельности в этом качестве. Я бы на месте ЦРУ Афганистан раскачивал — натурально мягкое подбрюшье! Вы уж со старшими товарищами повнимательнее туда смотрите, потому что войска туда вводить — сразу проблем полон рот. И не потому что ребят наших жалко — хотя их пи*дец как жалко! — а потому что фанатики Аллаха сдаваться нихера не станут, а в горах с партизанами воевать ух как неприятно. А сверху — радостный капиталистический визг: «Вот, смотрите, не зря мы про Красную угрозу столько лет рассказывали! А ну-ка наваливаем санкций! А ну-ка больше ракет вдоль границ!». Им-то за океаном насрать, там оружейное лобби крепко всех за яйца держит, и им новый виток Холодной войны что мёд медведю, а нам — нахер не нужен, экономика и так специфическая, а ничего не поделаешь — чтобы паритет сохранять придется Минобороны на эмиссию работать разрешить, ракеты покруче клеить. А придется неминуемо — концепцию превентивного ядерного удара никто не отменял, и, если по ту сторону океана сочтут ущерб от нашего удара возмездия приемлемым, ударят не задумываясь. Вот и не нужно дела запускать! Ты пока относительно молод, энергичен, башка работает, но дольше восьмидесятого года на троне сидеть не вздумай — старости свойственна подозрительность, и, уж прости за такие слова, банальный маразм. Преемника готовить начинай потихоньку — помоложе, но чтобы нормальный был, а не подлизывающее слабохарактерное чмо — такой сразу же попробует на равных в дружную семью цивилизованных народов войти и за одобрение действующих элит сдаст вообще все позиции, в конечном итоге просрав все, что народ весь двадцатый век в кровавом поту строил. У нас же система вот так выстроилась, что достаточно укрепивший вертикаль власти рулевой может че угодно делать — вплоть да полной смены социально-экономического базиса. А что это за чел у тебя в телеке на фоне мелькал — в очках и вот с таким родимым пятном вот здесь? — показал себе на голову.
Видел Горби, да — дед его уже нашел и себе «выдернул».
Деда Юра продолжал держать сложную мину на лице и пялиться на меня.
— Не хочешь отвечать — не надо, но лучше его слей: народ у нас до сих пор суеверный, и «бог шельму метит» для них не пустой звук. Будут думать, что ты чёрта меченого всамделишного к себе приблизил, а тебе сейчас надо отмываться от потенциального устроителя нового 37-го и главного раздатчика табакерок. Но дело твое конечно — х*ли целому Генсеку слова какого-то доппельгангера?
Остановись, долбо*б!
«Генерал Говнов, ну какой вы ненасытный, я уже больше не могу!»
И фонтан забил снова:
— Тебе прямая линия нужна телефонная, с народом, в максимально приближенном к прямому эфире. Часика этак четыре-пять, чтобы люди звонили и вопросы задавали, сразу же получая ответ. И, разумеется, одному тебе такую вкуснятину жирно будет — мы ведь уважаем коллегиальное принятие решений, поэтому рядышком должны сидеть члены Политбюро и министры всех сортов, к которым вы со старшими товарищами узкоспециализированные вопросы переадресовывать и будете. Такого никто еще не делал, а оно ведь доверие к действующей власти повышает кратно — вот мол, снизошел царь-батюшка податное население послушать, значит болеет за народ душой, а за таким и в огонь и воду!
— Да какой из меня царь? — неподдельно оскорбился Андропов.
— Батюшка! Защитник! Хранитель наш! Помазанник! — вскинул я здоровую руку вверх, придав роже восторженное выражение. — Убереги от козней бояр злых, наведи порядок десницею своей стальною!
Посерьезнев, поднялся на ноги:
— Нельзя недооценивать насаживаемый столетиями менталитет! За пару поколений он не вытравливается, и глубоко внутри львиной доли хороших, честных, добрых людей сидит древний пиетет перед троном и извечное «царь хороший — бояре плохие». И твои соратники об этом знают, и ты, б*ядь, больше чем уверен — тоже знаешь. Вот и делись со своими соседями по банке с пауками прямой линией с народом, чтобы не повторить судьбу Хрущева! Можно мне к нему?
Дед дернулся.
— Зачем?
— Просто интересно, — пожал я здоровым плечом. — Для разнообразия — можно мне что-то лично для себя? С живым историческим деятелем пообщаться — он же помрет скоро, потому что старый и жирный, и уникальная возможность будет утеряна.
— Я тебя боюсь, — признался дед.
— Тебе-то чего? — нагло ухмыльнулся я. — Мы же из одного рода, получается, а я кровищу уважаю. Мозги от тебя достались, и после небольшой корректировки заработали как часики, — сделал я ему приятно. — А еще у меня благодаря тебе доступ к Высочайшему телу есть, чтобы головняки подбрасывать — не мне же одному сна лишаться?
— Сна тебя Виталина лишает! — фыркнул дед.
— Поймал внука в «медовую ловушку» и рад! — надулся я.
— Сам же говорил — «мечта», — мягко ответил Андропов.
— Оставь мне мечту, пожалуйста. Пока сама уйти не захочет, — попросил я.
Жалкий.
— Нас ее наличие рядом с тобой полностью устраивает, — спокойно ответил дед. — Мы ее на свадьбу специально отправили, на реакцию твою посмотреть. И ты показал просто поразительный самоконтроль — пару раз озлобленным волчонком зыркнул и всё.
— А что мне, условному генералу Говнову по яйцам пинать надо было? — вздохнул я и посмотрел деду в глаза. — Всю душу из меня вынул. Доволен?
— Очень! — неожиданно улыбнулся он во весь рот. — И был бы не против повынимать еще, очень познавательно.
— Пентотал натрия в студию, — буркнул я. — Вдруг вру?
— Нет уж, родного внука я этой гадостью пичкать не стану! — сверкнул глазами Андропов. — Но, если что, не обессудь — Виталине я приказ о твоей ликвидации отдам, на случай, если тебя похищать будут. Враги миндальничать не станут и выпотрошат на совесть.
— Одобряю! — совершенно искренне одобрил я.
— Совсем ты себя не ценишь, Сережка, — скорбно вздохнул деда Юра, подошел, обнял. — Зачем ты так? Ты ведь молодец — вон сколько всего хорошего сделать успел. И сам ведь говоришь — только начало.
В горле запершило. Херов манипулятор!
— Когда ко мне придет смерть-грусть, улыбнусь ей в лицо и скажу «Пусть, пусть», — процитировал я и поднял глаза на Андропова. — Я — не отсюда, деда, и здесь на птичьих правах. А раз так вышло, нужно соответствовать. Ты не переживай — я знаю какой я о*уенный,