– Ну прости, – девчонка опустила лук и тыльной стороной ладони утерла с верхней губы кровь. – Едва к челну подошла, как они на меня набросились, связали. Думали, спокойненько буду в лодке лежать, их дожидаться… Дождались теперь, твари!
И столько было в этих словах гнева, столько ничуть не наигранной ненависти, что князь лишь махнул рукой:
– Не на ту напали. Кстати, я на тебя думал. Что ты все это устроила.
– Я бы точно так же подумала, – красавица пригладила локоны, вернее – попыталась. Ветер не давал, трепал, разбрасывал по плечам каштаново-солнечным покрывалом.
– Они, видно, за нами давно следили, – собрав вражеское оружие, подал голос Гинтарс.
– Скорей, за боярами, – Рогнеда усмехнулась и одарила князя таким лукаво-дерзким взглядом, что у того захолонуло сердце. – Так ты пригласишь меня отужинать, пресветлый князь?
– Хоть сейчас… Сегодня!
Вообще-то не следовало так уж доверять этой разбойнице… но Довмонт все же поверил… хотя не совсем. О засаде и трупах он сразу же по возвращении поведал Степану, «полковнику», человеку, острому умом и весьма успешному в порученном ему деле.
Дева явилась в княжеские хоромы уже ближе к вечеру. Начинало смеркаться, выкатилась на небо серебряная луна, засверкали звезды. Сначала – тускло, потом все ярче и ярче.
Верный Гинтарс, встретив зеленоглазую красавицу у самых ворот, провел ее дальней галереей. В горнице уж был накрыт стол: пироги, кисель, дичь, разные вкусные заедки из далеких стран. И, конечно же, хмельной квас, медовуха… дорогое фряжское вино плескалось в серебряных кубках.
– А можно ухи? – испив вина, скромненько улыбнулась гостья. – А то я такая голодная! Прямо страх какая.
– Кушай, кушай, зая, – подсев поближе, Довмонт погладил Рогнеду по плечу, дождался, когда та похлебает ушицы и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы.
Девушка не сопротивлялась. Наоборот, подалась, приникла к крепкой мужской груди и целовалась, целовалась, целовалась! Так истово, так настойчиво и сильно, словно хотела выпить князя до дна, словно это вот серебряный кубок.
Оба не хотели ждать, оба стремились слиться в едином порыве вот уже прямо сейчас, оставив на потом долгие и сладкие ласки…
– Ты поднимись, милая…
Довмонт задрал деве подол, лаская бедра, потом наклонил… чувствуя, как задергалось под ним податливое женское тело, такое молодое, упругое, гибкое… Красавица закричала, ничуть не стесняясь, а князь зарычал, довольно, дико и глухо, словно дорвавшийся до добычи зверь.
Потом оба расслабленно уселись за стол. Словно ничего и не произошло. Просто князь подтянул штаны, Рогнеда же одернула платье, точнее – варяжский плисовый сарафан, одетый на длинную шерстяную тунику. Зеленая ткань сарафана очень шла к ее глазам, таким невообразимо красивым, загадочным, манящим…
– Еще ухи будешь?
– Угу… Что-то снова проголодалась, да!
Князь не стал звать слуг, налил из котелка сам… Отпил квасу…
– А еще заедки тут сладкие.
– Я вижу. Но сначала лучше вина.
Выпили. Поболтали. Поцеловались. Но на этот раз действовали куда как медленнее: с чувством, с толком, с расстановкой. Князь осторожно расстегнул фибулы, снял сарафан… затем стянул через голову девы тунику, обнажив стройное белое тело, сильное, с упругой налитой грудью… Налившиеся любовным соком соски уже торчали, призывно и дерзко. Быстро сбросив одежду, князь накрыл их губами, поласкал языком, чувствуя в ответ неистовый трепет… И вот уже оба отдались на волю чувств, и тела их, и души слились, и лишь стоны доносились из горницы… а потом – всю ночь напролет – из княжьей опочивальни.
Рогнеда ушла рано утром, едва забрезжил рассвет. Накинув на голову капюшон, завернулась в плащ, исчезнув в промозглом утреннем тумане. Четверо мужчин в длинных, с глухими капюшонами, плащах, оглянувшись по сторонам, поспешно зашагали следом за девой, стараясь не потерять красотку из виду.
Немного погодя – да почти сразу же! – неприметный парнишка, по виду – мастеровой – шмыгнув носом, сдвинул шапку на затылок и задумчиво поковырял в носу. Потом повел плечом и шустренько припустил следом за четверыми… и девой.
* * *
– Это язычники, князь! – повинуясь радушному жесту, тиун уселся на лавку и продолжил доклад, стараясь донести до князя каждую свою мысль, пусть даже и не совсем понятную поначалу.
– Язычники? Не новгородцы?
– У всех убитых нет нательных крестов, у новгородцев они обязательно были бы. Мало того, раненые, я бы сказал, убили сами себя! Закололись ножами, верно, опасаясь пыток. Может быть, князь, это твои противники литвины подослали убийц?
– Может быть и так, – спокойно согласился Довмонт и, хлебнув теплого сбитня, спросил: – А что ты скажешь о девчонке? Той самой, за которой я попросил тебя последить.
– Пока ничего, – поскребя бороду, «полковник» развел руками. – Времени-то еще прошло – чуть. Я приставил к ней смышленого отрока, одного из лучших.
– И что же твой лучший разузнал? – язвительно осведомился князь. – Говоришь, по пятам за ней ходит?
Тиун прижал руку к сердцу:
– Так оно и есть! Вот и вчера проводил… до самых ворот твоих, княже… Прости, если злое слово молвил.
– Да чего же злого-то? – неожиданно усмехнулся Довмонт. – Ну, до моих ворот проследили… А что девица у меня делала – то я и без вас знаю! Иное дело, куда после пошла? Не на новгородское ли подворье?
– Скоро узнаем, князь. Мой человек доложит.
– Поскорей бы уж!
– Обещано – к вечеру.
– Добро, – потерев ладони, Довмонт дал понять посетителю, что больше его не задерживают, а, когда тот собрался откланяться, напомнил: – Если что интересное – сразу сюда, без всякого стеснения.
– Сделаем! – кланяясь, заверил тиун.
Он и впрямь выполнил свое слово, и даже гораздо быстрее обещанного. Довмонт только собрался почивать, отдохнуть после обедни, как покой его вдруг нарушил Гинтарс:
– Тиун пришел, княже! Ты велел его в любое время дня и ночи…
– Тиун? Ну, добро, – князь потянулся и, смачно зевнув, велел звать в горницу гостя.
Сам же тем временем приоделся, опоясался мечом, накинул на плечи плащ… но сразу же раздумал, сбросил – печи в хоромах топили исправно. Так и вышел в горницу, без плаща.
– Беда, княже! – с порога доложил Степан. – Отрок мой вернулся, сказал – девке конец приходит. Вот-вот!
– Что значит, конец? – предчувствуя недоброе, князь сурово сжал кулаки.
– Схватили ее какие-то люди. На тот берег перевезли… да зачали пытати!
– Пытать?! – дико сверкнув глазами, Довмонт вскочил на ноги. – Эй, Гинтарс, Любарт! Седлайте коней, поднимайте дружину…
– Всю-то дружину не надо, князь, – тихонько промолвил «полковник». – И дюжины воинов хватит. Тем более нам еще на челне плыть.
Переправились быстро, тиун уже подготовил челн, да и отыскать второй особого труда не составило. Не для кого-нибудь – для самого князя! Кто б рыпнулся – так отняли бы и силой.
После вчерашнего тумана дождило. Все небо затянули сиреневые тучи, правда, не особенно плотно – кое-где прорывалась сквозь облачные разрывы нежная сверкающая голубизна, разогретая золотистыми лучами осеннего солнца, вовсе не собиравшегося без боя сдаваться вьюжной и снежной старухе-зиме.
Привязав челн к стволу старой ивы, Довмонт с тиуном и воинами выбрались на берег и быстро направились к лесу. Сбросившие листву осины угрюмо корявились ветками на фоне промозглого серого неба, кривые разлапистые сосны напоминали каких-то древних чудовищ, хмурые сине-зеленые ели столпились столь густо, что едва можно было пройти.
Лес становился все гуще, но юный проводник Родько – «глаза и уши тиуна» – шагал вполне уверенно, соотносясь с одному ему ведомыми приметами. Вскоре впереди посветлело, послышались чьи-то голоса… и крик, полный ужаса и боли!
– Быстрей! – вытащив меч, приказал князь.