Сара достигла узкого прохода, который должен был вывести ее из Трущоб. Не оглядываясь, она вошла в него, оставив толпу позади. Но в ее ушах все еще звучали крики, а ритмичный стук все так же отдавался в закрытом пространстве.
Выйдя на улицу пошире, где стояли дома более состоятельных колонистов, Сара остановилась, чтобы привести мысли в порядок. Когда она попыталась разобраться в том, что только что произошло, у нее закружилась голова. Она просто поверить не могла, что все эти люди, которых она раньше и в глаза не видела, узнали ее и наградили такой встречей. В конце концов, речь шла об обитателях Трущоб — они никогда ни уважали, ни любили никого за пределами своего квартала. У них это было не принято. До этого момента у Сары и мысли бы не возникло о том, что она превратилась в такую известную фигуру.
Вспомнив про лист бумаги, который она все еще держала в руках, Сара раскрыла его и принялась изучать. Сама бумага была жесткой, с обтрепанным краями, но Сара этого не заметила, поскольку ей сразу бросилось в глаза ее имя, написанное наверху узорчатыми каллиграфическими буквами: изогнутый заголовок напоминал флаг, трепетавший на ветру.
А дальше была она сама, ее четкое, ясное изображение в центре листа: художнику удалось удивительно точно передать сходство. Вокруг силуэта Сары стилизованный клочковатый туман (возможно, он символизировал темноту) создавал овальную раму, а в углах газетного листа имелось четыре медальона поменьше.
Эти рисунки были выполнены так же искусно, как и первое изображение; на одном Сара склонилась над колыбелью, и лицо ее светилось от слез. На заднем плане виднелась темная фигура, которая, как поняла женщина, представляла ее мужа, недвижимо стоявшего рядом — точь-в-точь как тогда, когда умирал их малыш.
Второй медальон изображал ее с обоими сыновьями, тайком уходящую из дома, а третий — ее храбрую борьбу с колонистом в полутемном туннеле. Последний представлял большую группу стигийцев с косами наперевес, преследующих по пятам маленькую фигурку в юбке, спасающуюся по длинному туннелю. Тут художник позволил своему воображению разыграться: на самом деле все было не так, но смысл картинки был ясен. Сара бессознательно скомкала лист. Колонистам строжайше запрещалось изображать стигийцев каким бы то ни было образом — на такую вольность могли решиться только жители Трущоб.
Вся ее жизнь… в пяти рисунках! Сара все еще качала головой, не в состоянии в это поверить, как вдруг услышала тихий скрип кожаных сапог. Увидев, что перед ней, она замерла на месте.
Строгие белые воротники и длинные черные плащи, на которых играл свет уличных фонарей. Стигийцы. Большой патруль — не меньше пары дюжин. Они смотрели на нее, не шевелясь и не произнося ни слова, встав в неровную линию на противоположной стороне улицы. В этой сцене было что-то от старого фото, изображающего Дикий Запад: отряд бесстрашных всадников, выстроившийся перед шерифом перед началом облавы. Только здесь шериф выглядел весьма необычно.
Стигиец пониже ростом, в центре первого ряда, сделал шаг вперед. Сара узнала Ребекку. По поведению гордо командовавшей своими солдатами стигийки сразу становилось ясно, как велика ее сила и власть. Но Ребекка была всего-навсего девочкой-подростком!
Кто она такая, черт побери? — уже не в первый раз подумала Сара. Член легендарного правящего класса стигийцев? Никто из обычных колонистов ни разу не общался со стигийцами достаточно близко, чтобы подтвердить, будто такие правители у них действительно существуют. Но если Саре требовалось тому подтверждение — вот оно, перед ней, живое доказательство. Кем бы ни была Ребекка, она, должно быть, находится на самом верху, в высшем слое стигийского общества, — и ей с рождения суждено было править.
Ребекка неопределенно помахала рукой в воздухе, тем самым велев стигийцам оставаться на месте. Скандирование в честь Сары не стихало, хоть его и приглушали стены вокруг Трущоб, и Ребекка чуть удивленно улыбнулась. Скрестив руки на груди, она с неодобрением взглянула на Сару.
— Прямо как героиню встретили, — обратилась она к беглянке, постучав носком ноги по камням мостовой. — И как тебе нравится быть такой знаменитой? — кисло добавила она.
Сара нервно пожала плечами, чувствуя, как черные зрачки собравшихся напротив стигийцев следят за каждым ее движением.
— Ну, я надеюсь, ты всем этим сполна насладилась, потому что от Трущоб и всей той мрази, которая там загнивает, через несколько дней останется одно воспоминание, — проворчала Ребекка. — Как говорится, пора кончать со старым.
Сара не знала, как ей на это реагировать: была ли то пустая угроза разозлившейся Ребекки, или стигийцы и в самом деле затевают что-то ужасное?
Где-то вдалеке начал звонить колокол.
— Хватит всего этого, — объявила девочка. — Давно пора, — она щелкнула пальцами, и стигийцы вокруг нее пришли в движение, — отправляться в путь. Нам на поезд надо успеть.
Глава 24
— Место скрещенных кольев, — произнес Дрейк, взглянув на знак возле «почтовой» прорези в скальном уступе. По подсчетам Уилла, им понадобилось десять часов быстрой ходьбы, нередко сменявшейся бегом трусцой, чтобы добраться до того места, где — как он думал до этого момента — погиб Кэл. И он, и Честер падали от усталости, но их поддерживала слабая надежда на чудо.
Они устраивали по дороге пару кратких привалов, но никто не произносил ни слова, пока они пили воду и жевали какие-то непонятные соленые палочки, которые Дрейк извлек из мешка на поясе.
Пока ребята бежали вперед, ориентируясь лишь на едва видимый луч света шахтерского фонаря Дрейка, Эллиот постоянно кралась позади, невидимая среди теней. Но теперь и она была рядом с Дрейком, стоявшим у отверстия «почтового ящика», которое Уилл надеялся больше никогда в жизни не видеть, символ страха и ужаса, портал в мир смерти.
Дрейк расстегнул пряжку и сбросил на землю свой пояс с массой предметов, а Эллиот протянула ему дыхательную маску, которой мужчина плотно закрыл нос и рот.
— Мне ее подарил мертвый патрульный, — сухо улыбнулся Дрейк мальчикам. Затем он удостоверился, что линза закреплена у него над глазом должным образом.
— Я хочу помочь, — заявил Уилл. — Я пойду с тобой.
— Нет, не пойдешь.
— Кэл — мой брат. Я за него в ответе.
— Это к нашему делу не имеет никакого отношения. Ты останешься с Эллиот, стоять на страже. По пути сюда мы нарушили все чертовы правила, и я не хочу, чтобы меня окружили, пока я буду сидеть в сахарной ловушке. — Дрейк жестом указал в сторону Честера. — Из вас двоих он сильнее — он мне и поможет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});