— Жеан, почему мы такие агрессивные? Почему притесняем друг друга? Почему не живем в мире?
— Именно в том и заключается причина нашего несовершенства. Мы превратили свою повседневную жизнь в череду убийств, в унижение, вызывающее все новые и новые зверства. К тому же человеческие конфликты порождают загрязнение атмосферы и окружающей среды, распространение парникового эффекта, подъем уровня Мирового океана, уничтожение лесов и редких животных и оскудение природных богатств.
— Кто же все это остановит, Жеан?
— Такое под силу только нам самим.
— Ну, это старая, заезженная песенка.
— Мы должны принять реальность, проанализировать ее и понять, чтобы затем попытаться изменить. Знакомо тебе выражение: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо»? В наши дни это должно стать девизом так называемого технологического гуманизма.
— Ты хочешь сказать, что человек мог бы воспользоваться искусственным интеллектом, чтобы обрести бессмертие, научиться жить долго и без страданий?
— Не совсем так. Я просто убежден, что мы должны пустить в ход все доступные средства, чтобы выйти за пределы нынешнего существования. Нужно переступить черту, причем самым простым и естественным образом. Следует отказаться от платоновского идеала, который привел человечество к коллективному безумию. Если мы согласимся с различиями в главном, высоком (а именно различия формируют личность), мы встанем на сторону конкретных людей. Не будем думать о человеческой расе — сосредоточимся на человеке, на отдельном индивиде, обладающем многочисленными и неповторимыми личными особенностями. Ты был избран как личность, потому что обладаешь единственными в своем роде, незаменимыми достоинствами.
— Кто меня избрал? О чем ты говоришь?
— Хочешь, чтобы я назвал свое имя?
— Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос?
— Ты тоже так поступил.
— Объясни, Жеан. Что ты имеешь в виду?
— Я тебя выбрал. Девушки тебя заметили, но выбрал тебя я.
— Жеан, говори яснее!
Сгусток жара, зародившийся в моем животе, разорвался в груди. Меня трясло, лицо мое пылало, пот капал с бровей и ручьями стекал за шиворот.
— Меня зовут…
И тут Жеан расхохотался.
— Это шутка, Рамон. Я твой друг, Жеан де Мандевилль, призрак из древних времен, соавтор «Книги чудес»… Ну и кое-кто еще.
Он снова засмеялся — звучные металлические раскаты его смеха эхом отозвались в посудных шкафах на кухне ресторанчика. Сейчас Мандевилль напоминал типичного телеведущего.
— И куда подевались все устрашающие речи о губительном воздействии техники и о потере человеческой сущности, которыми нас пичкали десятилетия подряд? — воскликнул я, чувствуя, что Мандевилль уже не переступит черту, которую, как мне показалось, он собирался переступить.
— Все это осталось в прошлом, кануло в пучину полного забвения. Человек как личность, наполняющаяся в каждую эпоху новым содержанием, определяется координатами пространства и времени, в том и заключается его индивидуальность. Новую технику и новые технологии всегда объявляли кознями дьявола, но во все века так поступали лишь из страха перед ответственностью.
В наш разговор вклинился человек, чем-то похожий на Жеана — седые волосы, большие очки, внешность университетского профессора:
— Прошу прощения. Я прислушиваюсь к вашей беседе с самого начала ужина. Вы говорили достаточно громко. Все это так интересно, что мне хотелось бы вставить словечко. Я возглавляю кафедру эстетики в Саламанкском университете. В Праге я оказался по приглашению Института Сервантеса, как раз чтобы прочесть лекцию о гуманизме и новых технологиях. Меня зовут Хосе Луис Молина.[73]
Слегка растерявшись, я перевел взгляд на Жеана. Тот не утратил привычного хладнокровия (как видно, подобные ситуации были для него не в новинку) и тотчас пригласил профессора выпить с нами кофе.
— Видите ли, дегуманизация сейчас, как и всегда, порождает несправедливости и людские страдания. Но нет смысла обвинять в этом новые технологии: тогда мы окажемся в роли невежественных инквизиторов прошлых веков, которые отправляли на костер мудрецов, утверждавших, что Земля круглая. Когда люди во всех бедах обвиняют технику, они стремятся избежать личной ответственности, только и всего. В общем, мне показалось, что совсем недавно вы защищали ту же точку зрения, сеньор…
— Жеан, — дружелюбно подсказал мой друг.
— Это все равно что обвинять небоскребы в варварском отношении к природе, — продолжал свою речь профессор. — А ведь на самом деле окружающей среде вредят бессовестные застройщики. Вспомним миф о Прометее, похитившем огонь у самого отца богов, чтобы вручить людям! Так вот — теперь, когда появились цифровые технологии, Прометей дарит нам новый способ творческой реализации. Я имею в виду конструирование новых реальностей.
Я чувствовал, что теряюсь среди этого интереснейшего водоворота концепций и теорий, на первый взгляд малопонятных. Зато Жеан и профессор общались на равных; их высказывания, острые, как дротики, не всегда были мне ясны.
Собеседники говорили о новом Прометее, о Франкенштейне из книги Мэри Шелли: о безответственности творца и о полном одиночестве его создания. Стоило человеку взяться за сотворение, как на свет всякий раз появлялся монстр, голем — чудовище, несущее на себе печать своего творца. И раз за разом у человека мелькала мысль о бессмертии — как мелькает флаг на очередном круге автогонок «Формулы-1». Это повторялось раз за разом, но, хотя время шло, маршрут, повороты, очертания оставались прежними, узнаваемыми, словно клонированными. Оригинальность обходилась человеку настолько дорого, что гениальность просто пугала.
Профессор Молина завел речь о «Мифе о Сизифе» Камю, чтобы доказать, что технологический гуманизм — не прибежище идеалистов, не химера, а одна из возможностей, которые доступны человеку и могут быть реализованы.
— Раз уж технологии достигли немыслимых ранее скоростей и мощности, думаю, некоторые из них можно направить на пользу человеческой природе. Нужно конструировать — или создавать — виртуальные существа…
— Но ведь люди боятся, что виртуальность подменит реальность.
— Да, еще Лиотар заметил, как мало реального в реальном. Но такие представления могут измениться. Мне кажется, следует сочетать одни идеи с другими, традицию с современностью. Нужно создать надежное киберпространство на хорошем ресурсе, придать ему достойные очертания, и тогда человек будет волен изменить себя, используя все доступные ему средства.