Непрерывным усилием воли я заставлял себя держаться настороже. Такое состояние испытывает выпивший лишнее человек, который чувствует, что ему следует соблюдать осторожность в речи и движениях. До нас донесся треск ломаемой спереди ветки. Это означало, что мы подобрались к слонам. Мулумбе и я быстро проверили свои ружья. Наши проводники отошли назад. Заметив, что, задевая шляпой о ветки, я произвожу шум, я отдал ее одному из проводников. Мулумбе проверил направление ветра, который оказался переменным. Мы решили идти в обход и подкрасться вплотную.
Слоны уже перестали жевать, и в джунглях наступила абсолютная тишина. Мулумбе шел впереди, прокладывая путь через кустарник. Справа начали вырисовываться контуры огромной коричневой глыбы. Мой помощник подвел меня к месту, с которого я мог сделать выстрел. Я прицелился на несколько дюймов впереди уха слона и выстрелил. Огромное животное упало, как бревно. Это был старый слон. Я не мог видеть его бивней, однако в этот момент подходить к нему не хотел и ждал, пока молодой слон выдаст свое присутствие каким-либо движением.
В течение нескольких минут не раздалось ни единого звука. Затем мы услышали, как второй слон стал пробираться через джунгли в нашем направлении. Он услышал выстрел, но, по-видимому, не понял его значения. Он искал своего друга, желая проверить, все ли в порядке.
Как я ни старался, я не мог выбрать уязвимого места, чтобы убить его с первого выстрела, и ждал, пока он подойдет поближе. Вдруг наши проводники, сборщики меда, подошли с тыла и обнаружили убитого слона. Они закричали от радости. В этот момент молодой слон моментально развернулся и бросился бежать. Пока он делал поворот, я навел ружье для выстрела в ухо. С досады я выстрелил, не взяв точного прицела. Нажимая на спуск, я уже знал, что беру слишком высоко — пуля попала слону в верхнюю часть головы.
Как я уже сказал, ни один уважающий себя охотник не оставляет раненого животного в кустарнике. Однако знать о существовании такого неписаного правила — одно, а придерживаться его — совсем другое. Проползая через густой кустарник, охотник испытывает чувство полной беспомощности. Это ощущение можно сравнить лишь с ночным кошмаром, когда ноги отказываются бежать, а какой-то зловещий призрак преследует тебя.
В таких случаях чувствуешь себя в положении мухи, попавшей на липкую бумагу. В одежду впиваются шипы, ноги опутывают дикие лозы, и если попытаешься бежать, то можешь растянуться, ударившись лицом о землю. Иногда ноги утопают в густой клейкой грязи, и пока вытаскиваешь одну ногу, другая увязнет еще глубже. Вокруг головы образуется ореол из лесных мух, которые жалят в лицо и сквозь одежду. От ожогов лесной крапивы, которые час назад едва чувствовал, бросает в жар, а крапивный яд вызывает тошноту и головокружение.
Сверх всех этих неприятностей неотступно преследуют мысли о поджидающей смерти. Где-то в кустарнике, в засаде стоит раненый слон. Он неподвижен, хобот поднят, чтобы лучше внюхаться в воздух, а уши оттопырены, чтобы уловить малейший звук. Приблизиться против ветра невозможно, так как надо идти по следу. Стоящий неподвижно зверь имеет огромное преимущество перед охотником, который к нему подкрадывается. Животное ожидает, отдыхая и готовясь к нападению. Слон точно знает, где охотник, а охотник не имеет никакого представления о том, где скрывается слон. Даже если надо идти по следу животного пять миль, каждый шаг пути проходишь с огромным напряжением. Момент для нападения выбирает преследуемый зверь. Охотник только знает, что нападение произойдет в тот момент, когда он меньше всего этого ожидает.
В такое время джунгли безмолвны, как сама смерть. В джунглях много птиц, по деревьям бегают обезьяны, а по кустарникам шныряют мелкие млекопитающие. Однако при подходе к преследуемому животному звуки постепенно затихают. Создается впечатление, что весь лес погрузился в молчание. Не слышно ничего, кроме собственного дыхания и хлюпанья грязи, из которой вытаскиваешь ноги. Обоняние улавливает лишь запах собственного пота. Все, что происходит за этими пределами, для охотника не существует,
Мы подошли к полосе столь густо растущих кустарников, что пришлось преодолевать их ползком. Перед собой я видел только голые пятки Мулумбе. Извиваясь, я полз вслед за ним, моля бога, чтобы Мулумбе вышел к прогалине, где можно хотя бы встать на ноги. Продвигаясь таким образом, я начал ощущать приступ тошноты. Мне представлялось, что молодой слон-самец стоит где-то в кустарнике впереди, прислушиваясь к нам. Он выжидает момент, чтобы броситься через заросли, по которым может идти так же легко, как человек по высокой траве. Мне даже захотелось, чтобы он, наконец, бросился на нас и покончил все разом. Наконец, Мулумбе удалось приподняться на колени. Я подполз к нему. Он ничего не сказал, а только смотрел вперед. Там стоял слон и глядел прямо на нас. Зверь еще не понял, что он обнаружен. Он ждал, чтобы мы подошли к нему поближе. Слон стоял в чрезвычайно густых зарослях кустарника. Я не видел, куда можно выстрелить, чтобы убить его наповал, и не знал, как поступить дальше. Если бы я попытался вызвать нападение, он мог бы броситься в бегство, вместо того чтобы напасть, и занять лучшее положение еще дальше от нас. Так мы стояли, глядя друг на друга, и каждый ждал, чтобы другой сделал первый шаг.
Решила вопрос муха. На мою щеку сел слепень и укусил так больно, что я не выдержал и тряхнул головой. Как только я пошевелился, слон бросился на меня.
Художники любят рисовать нападающего слона с широко растопыренными ушами и вытянутым вперед хоботом. Это не соответствует действительности. Нападающий слон прижимает свои уши, чтобы легче было продираться через заросли, а хобот его свернут на груди. В таком положении зверь может хоботом нанести удар влево или вправо, чтобы сбить человека с ног. Нападая, слон издает крик, от которого кровь застывает в жилах. Если бы я не ожидал нападения, этот крик парализовал бы на несколько секунд мою волю и слон успел бы покончить со мной.
У меня не было времени для того, чтобы прицелиться; я вскинул ружье и выстрелил вслепую, направив дуло между маленькими, налитыми кровью глазками. Удар пули отбросил его назад. Прежде чем зверь пришел в себя, я успел подбежать к нему и выстрелил из второго ствола в ухо. Выстрел из тяжелого ружья со столь короткого расстояния разнес ему череп. Тело слона расслабилось, и он замер.
Хотя я убил более тысячи слонов, уничтожая слонов-разбойников, а также охотясь на них в доброе старое время из-за бивней, я едва не погиб не от слонов, а от ядовитой крапивы. Это приключение, чуть ли не стоившее мне жизни, произошло совсем недавно, и я не могу вспоминать о нем без содрогания.