Читать интересную книгу Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

— Что–то не то с этим Гриммельманом, — сказала Рейчел, снимая пальто.

— Нэт то же самое говорит.

— Мне кажется, ты туда от нечего делать ходишь. Тебе просто заняться нечем.

— Может, ты и права, — пробормотал он, переступая с ноги на ногу.

— Когда вернешься?

— Поздно, наверно.

Ему не очень–то хотелось идти. Но долг звал. Он с запинкой спросил:

— Ты–то как, ничего, что остаешься?

— Я, может, в кино пойду.

— Мне бы спокойнее было, если б ты дома осталась.

— Ладно, — согласилась она, — останусь. Давай как–нибудь в покер снова сыграем.

Покер она любила и любви этой не изменяла. Играла она сдержанно, без слов и жестов, в покер без прикупа или с обменом — классический покер без джокеров. Обычно выигрывала пару долларов. Она распугала почти всех школьных друзей Арта, которым нравилась безалаберная, нерасчетливая игра с шуточками и прибауточками. Как–то раз она дала пощечину Ферду Хайнке, сбив с него очки, за то, что он в шутку открыл карту при раздаче.

— С тобой боятся в карты играть, — сказал он. — Ты чересчур всерьез к этому подходишь.

— Что значит «чересчур всерьез»?

— Когда это уже не игра.

— А покер — это и не игра, — сказала она. — Как ты думаешь, что это такое? Это тебе не червы какие–нибудь. В этом твоя беда — ты не можешь отличить важное от второстепенного. Вот ты идешь ерундой какой–то заниматься, а сам не знаешь, играешь ты или нет — в революцию, фашистов или что там еще у вас с этой машиной связано. Но ты при этом думаешь, что ты на самом деле революционер, что это не игра. Так кто же ты? Ни то ни се. А наша ситуация: я, квартира эта, ты сам? Это ведь тоже не игра. Вот ты собрался туда, дурака с ними валять, и вряд ли вернешься, во всяком случае, задержишься точно, значит, получишь у меня.

Она посмотрела на него своим пристальным, пронзительным взглядом, который так пугал людей: никто не мог его выдержать. Вот возьмет и разнесет эту квартиру со всей ее обстановкой, уничтожит ее. И при этом слова не вымолвит — сделает свое дело, и все. Потом несколько недель не будет разговаривать с ним: будет ходить на работу, готовить, покупать все, что нужно, убираться — и все это молча.

В ней всех повергало в трепет то, что она никогда не шутила. Все говорилось ею всерьез. Она не угрожала. Она пророчествовала.

Он обнял ее и поцеловал. Лицо Рейчел застыло, тонкие губы совсем сжались. Он поцеловал ее в щеку и почувствовал жесткую косточку сразу под кожей.

— Какая ты строгая, — сказал Арт.

— Просто хочу, чтоб ты знал, — наконец улыбнулась она.

— А что мне остается? Я должен идти.

— Ты не должен.

— Меня ждут, — беспомощно сказал он.

— Ты ничего не должен. Никто не имеет права заставлять тебя. Все, что они говорят, — это просто куча слов. Гриммельман ничем не лучше других. Он как бы знак. Ты всегда делаешь то, что предписывают знаки? Прочел что–нибудь, и сразу так и поступил? Ты веришь в то, что написано на стене или на бумажке, которую тебе прислали по почте? Ты же знаешь, это всего лишь слова. Просто болтовня.

— Иногда я слушаюсь других, — сказал он.

— Никогда не слушайся других.

— Вообще никого?

Она была так сурова, что ему стало не по себе.

— Помнишь всю ту муть, которой учили нас в школе, все это фуфло? Хоть бы что–нибудь было во всем этом!

Выверенным движением она подцепила нитку, свисавшую с его рубашки, накрутила на длинный палец, оторвала и бросила в пепельницу на каминной полке.

Он положил руки ей на плечи. Сквозь ткань ее блузки он почувствовал, что она здесь, с ним, совсем рядом.

— Хорошо бы куда–нибудь нам с тобой поехать, — сказала она. — В другие края. Мир увидеть хочется. Можно было бы доехать до Скалистых гор. Повыше забраться. А может быть, и поселиться там. Там ведь есть города прямо в горах.

— Там работу трудно найти, — заметил он.

— Магазинчик можно было бы открыть, — сказала Рейчел. — Пекарню, например. Людям всегда что–то нужно.

— Я не пекарь.

— Ну, газету могли бы выпускать.

Он снова поцеловал ее, приподнял и прижал к себе. Потом посадил на подлокотник дивана.

— Попроси Нэта, — сказала она, — пусть даст нам машину — у него их много, и мы бы съездили. Скажи ему, что нам нужна новая, чтобы мы могли продать ее, когда туда приедем.

— Ты серьезно?

А она и не могла иначе.

— Но не сейчас, — сказала она. — Давай подождем, пока малыш родится. А потом можно поехать. Через пару лет, когда денег поднакопим. Ты как раз закончишь свое ученичество.

— Ты правда хочешь уехать отсюда? — удивился Арт — она ведь родилась и выросла здесь.

— Можно было бы даже в Канаду поехать. Я думала об этом. В какой–нибудь городок, где много снега и ловят зверьков капканами.

— Тебе там не понравится, — сказал он.

И тут же подумал: кто знает, может быть, как раз понравится.

«Хорьх» стоял в гараже из листового металла в равнинном промышленном районе города. Гриммельман, в своей черной шерстяной шинели, ботинках десантника и армейской рубашке, отпер висячий замок и распахнул двери.

В гараже было сыро, на цементный пол пролилось масло. В стороне стоял верстак. Джо Мантила включил свет. Арт Эмманьюэл закрыл двери.

— Чужих тут не было. Никто до него не добрался, — сказал Ферд.

«Хорьх» был весь во вмятинах, полученных во время стычек, но все еще выглядел внушительно. Весил он почти шесть тысяч фунтов. Его привезли из Латинской Америки, а собран он был в 1937 году концерном «Ауто–Унион». Вермахт и СС использовали в свое время эту спортивную модель с откидным верхом на пять пассажиров как штабной автомобиль. Гриммельман никому не рассказывал, где и как он его достал и сколько заплатил. Покрашенный в смоляной цвет, с системой дистанционного управления, «Хорьх» был единственной в своем роде машиной.

Арт сел за руль и запустил двигатель. Грохот, раздавшийся в запертом помещении, оглушил их, заклубились выхлопные газы, тошнотворно запахло бензином.

— Барахлит немного, — сказал Ферд Хайнке.

Подняв капот, Арт принялся торопливо регулировать горючую смесь.

— С чего это ты решил сегодня выкатиться? — спросил он у Гриммельмана.

Никогда еще не видел он Гриммельмана таким встревоженным и взбудораженным.

— Время настало, пора, — провозгласил Гриммельман, выписывая круги по гаражу с заложенными за спину руками.

— Так вот почему ты сам не свой!

— Если мы на самом деле собираемся сегодня выступить, надо позвать кого–то еще — четверых недостаточно. Всю Организацию надо задействовать, — предложил Ферд Хайнке.

Организация не имела жесткого членства — был твердый костяк, другие приходили и уходили.

— Это у нас будет как бы разминка, — объяснил Гриммельман, прикрепляя релейную плату пульта дистанционного управления. Отверткой он подтягивал наконечники к клеммам. По щекам его лился пот, освещенное лицо блестело. — Генеральная репетиция — посмотрим: как, сможем двинуться по первому требованию или нет.

— Куда двинуться? — спросил Джо.

— Ситуация сложилась критическая, — ответил Гриммельман. — Нужно заправить «Хорьх», чтобы хватило на длинный рейс. Возможно, нам придется сменить место проведения операций.

Подсоединив пульт управления — важнейший орган автомобиля, он добавил:

— С этой секунды оружие должно быть всегда на борту «Хорьха».

— Куда сегодня едем? — спросил Ферд Хайнке.

— Проведем практические учения в районе «Старой перечницы». Если получится, вступим в бой с транспортным средством «Бактрийцев».

— Отлично, — обрадовался Джо Мантила, ненавидевший «Бактрийцев» с их кашемировыми свитерами, свободными брюками и носками в разноцветный ромбик, танцами в загородных клубах и, конечно же, детройтскими гоночными автомобилями последней модели.

— Посмотрите, свободен ли путь! — с лихорадочной одышкой велел Гриммельман.

Ферд вышел проверить улицу.

— Пойду «Плимут» оседлаю, — сказал Джо Мантила, выходя вслед за Фердом. Он взял с собой пульт управления, микрофон и катушку кабеля со штекером на конце. — Попробуем выкатить.

Он сел в «Плимут» и принялся нажимать на кнопки, управлявшие «Хорьхом». Гидроусиленный руль автомобиля повернулся, сработано переключение передач, и «Хорьх» задом двинулся из гаража. На нем вместо первоначальной восьмискоростной ручной коробки передач установили в свое время автоматическую, «Борг–Уорнер». Оригинальной частью машины оставался не имевший себе равных двигатель с верхними распредвалами, а огромный коленчатый вал в нем держали десять опор. Двигатель взревел, и «Хорьх» выкатился на улицу. Вспыхнули фары, включился передний ход, педаль акселератора отпустило. Из–за решетки под эмблемой концерна «Ауто–Унион» прогремел голос Джо Мантилы: