В связи со сказанным более подробно можно говорить только о руководившей ведением процесса судье Ирине Колесниковой.
Прежде всего она была известна тем, что незадолго до нашего судебного разбирательства вынесла обвинительный приговор компаньону Михаила Ходорковского и Платона Лебедева – Василию Шахновскому, причем в тандеме с тем же гособвинителем Дмитрием Шохиным. Повторю свое мнение, что такая сопричастность к «делу ЮКОСа» явилась причиной поручения именно Колесниковой уголовного дела наших доверителей, как и сам факт попадания его в Мещанский суд вопреки предусмотренному законом порядку определения территориальной подсудности. Впрочем, разрешение ею дела Шахновского сыграло с судьей дурную шутку. Без какой-либо объективной необходимости, явно обеспечивая обвинителям задел на будущее, Колесникова включила в описательную часть приговора как прямые, так и косвенные указания на вовлеченность в якобы противоправные действия также Ходорковского и Лебедева. В свою очередь, в их обвинительном приговоре позже фигурировали ссылки на Василия Шахновского при изложении эпизода, квалифицированного как уклонение от уплаты налогов с физических лиц.
Такой сомнительный подход позволил, во-первых, при заявлении отвода всему составу Мещанского суда сослаться, в числе прочего, на заведомую необъективность и предвзятость Ирины Колесниковой. По этому поводу защитой Платона Лебедева указывалось: Мещанский суд в лице федерального судьи Колесниковой И.Ю. уже определил свое отношение к Лебедеву, поскольку, рассматривая одно из дел, относящихся к так называемой категории «дел ЮКОСа», по обвинению Шахновского В.С., по сути, указал на Лебедева как на соучастника вменяемого Шахновскому преступления, признав последнего виновным в приговоре от 5 февраля 2004 года. Этот же аргумент фигурировал и при обращении в Европейский суд по правам человека как доказательство нарушения принципа справедливого судебного разбирательства. Коммуницировав жалобу, ЕСПЧ отдельно обратил внимание на данный довод защиты и поставил перед Правительством РФ соответствующие вопросы.
В ходе разбирательства дела Ходорковского и Лебедева в Мещанском суде Колесникова отличалась пунктуальностью в ведении процесса, начиная заседания ровно в назначенное время и строгим голосом выговаривая опоздавшим. Она, впрочем, как и другие судьи, активно дистанцировалась от защиты, и порой казалось, что даже по зданию суда Колесникова избирает такие маршруты, чтобы с нами ненароком не столкнуться. И видимо, дабы подобного конфуза не произошло где-нибудь в метро или на автобусной остановке, председательствующую привозил на работу водитель на большом джипе японского производства «тойота-лэндкрузер», причем о ведомственной принадлежности обоих нетрудно было догадаться.
В целом не оставляло впечатление, что Колесникова, находясь в сильном напряжении, периодически написанном на ее лице, постоянно чего-то опасается. Возможно, не только на сторонних наблюдателей, но и на профессиональную судью произвело сильное впечатление количество вооруженной охраны и людей в штатском, взявшихся наводить свои порядки в судейской епархии.
На действия Колесниковой не раз заявлялись возражения, начиная уже с предварительного слушания в отношении Лебедева. Ей публично было брошено обвинение в личной заинтересованности в исходе дела и иных прегрешениях, реакцией на которое стало вынесенное председательствующей распоряжение «о недопустимости высказываний, которые не этичны по отношению к участникам судебного заседания, умОляют (орфография сохранена. – К. Р.) престиж и авторитет судебной системы в целом, что имело место в выступлениях обвиняемого о том, что председательствующий по делу позволяет себе фабриковать официальные документы уголовного судопроизводства, включая в них не соответствующие действительности, заведомо ложные сведения».
Очень бросалось в глаза неудержимое стремление Ирины Колесниковой к максимальной регламентации руководимых ею заседаний, когда даже короткая отлучка защитника по естественной надобности предварялась величайшим соизволением председательствующей, едва ли не с обсуждением всеми участниками процесса убедительности доводов просящего.
В сказанном нет сильного преувеличения, подтверждением чему может служить такой фрагмент из протокола судебного заседания от 17 августа 2004 года:
«Защитник Шмидт: Ваша честь, Уважаемый суд, у меня болит спина, и мне очень тяжело 1,5 часа сидеть, если можно, разрешите мне минут на пять выйти в коридор и походить, не мешая суду.
Обсуждается вопрос о предоставлении возможности защитнику Шмидту покинуть зал судебного разбирательства и продолжить судебное разбирательство в его отсутствие.
Подсудимый Ходорковский: Не возражаю, со мной согласовано, на моей защите не скажется, заявление вынужденным не является.
Подсудимый Лебедев: Не возражаю.
Подсудимый Крайнов: Не возражаю.
Защитник Падва: Не возражаю.
Защитник Левина: Не возражаю.
Защитник Михеев: Не возражаю.
Защитник Липцер: Не возражаю.
Защитник Бару: Не возражаю.
Защитник Иванов: Не возражаю.
Защитник Лунин: Не возражаю.
Представитель гражданского истца Заброда: Не возражаю.
Государственный обвинитель: Не возражаю.
Суд, совещаясь на месте, определил: Удовлетворить ходатайство защитника Шмидта, предоставив ему возможность покинуть зал судебного разбирательства, продолжить судебное разбирательство в его отсутствие.
В 11 часов 50 минут защитник Шмидт покинул зал судебного заседания».
А еще несколько ранее Платон Лебедев попросил выяснить судьбу направленной для него в суд из следственного изолятора доверенности, которую надлежало передать адвокатам. Обычно такой формально-бытовой вопрос решается с помощью секретарей вне официальных процедур и никакой сложности не представляет. Однако Ирина Колесникова по заведенной ею традиции спросила, как и в вышеописанном случае, сначала мнения представителей сторон и лишь затем вынесла протокольный вердикт, прозвучавший так: «Суд, совещаясь на месте, определил: в удовлетворении заявленного ходатайства отказать, поскольку данная доверенность, по крайней мере к настоящему моменту, председательствующему по делу не передана и, соответственно, судить о содержании этого документа и обо всем прочем у суда в настоящий момент возможности нет».
Стремление к формализации процесса выражалось и в том, что с судейского подиума, как из рога изобилия, на головы присутствующих в массовом количестве сыпались различные распоряжения, в обязательном порядке заносимые в протокол судебного заседания. Среди них: о недопустимости опозданий к назначенному времени, о запрете смеха и разговоров под угрозой удаления из зала, о недопущении комментариев излагаемой государственным обвинителем позиции, о высказываниях без разрешения председательствующего. Некоторые такие распоряжения многословностью и витиеватостью напоминали указы времен Петра I, как то: «о прекращении разговоров в зале судебного заседания и недопустимости подобного» или «о возможности покинуть судебное заседание кем-либо из участников судебного разбирательства только после обсуждения непосредственно в судебном заседании». Вот как, например, выглядело порицание в адрес конкретного адвоката: «Председательствующий выносит распоряжение в отношении защитника Д„допустившего нарушение регламента и порядка в судебном заседании, выразившееся в нарушении ранее вынесенных распоряжений председательствующего об оставлении судебного заседания после обсуждения вопроса о предоставлении данной возможности и продолжении судебного разбирательства в отсутствие конкретного участника, и обращает внимание на недопустимость в последующем аналогичного поведения» (из протокола судебного заседания от 3 августа 2004 года).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});