самом деле, против. Хочешь скажу, как меня зовут? — она ухмыльнулась, приложив ладонь ко рту. — Мое имя «пошел нахрен, я ухожу», — сказала она и направилась к двери.
* * *
Орион не совсем понимала, почему она не поехала домой после бара — в конце концов, ей не помешал бы сон. Она не понимала, почему продолжала идти к дому Мэддокса.
Она знала, где он живет, потому что пару раз довозила Эйприл, но никогда не заходила внутрь. Эйприл перестала пытаться приглашать ее.
Эйприл недавно написала ей, что она сейчас ест самые вкусные макароны с сыром на планете, которые приготовил для нее Эрик, вероятно, пытаясь отрезвить ее. Так что Орион была в безопасности на этом фронте.
Они жили в хорошем таунхаусе в хорошей части города. Не удивительно. Их родители, скорее всего, заплатили за это.
Мэддокс открыл дверь вскоре после того, как она постучала. Он все еще не спал, футболка была слегка помята. Волосы растрепаны, глаза налиты кровью.
— Орион, что за…?
— Мне нужно, чтобы ты занялся со мной сексом, — выпалила она. Не самое изящное из предложений, но она надеялась, что это сработает.
Он моргнул, слегка отодвинулся, как будто она толкнула его. Она использовала это как тягу, чтобы войти в дом, ее каблуки стучали по деревянному полу.
Она заметила много фишек Эйприл, смесь темных мужских тонов и теплых женских штрихов. Подушки на диване. Старинные ковры. Огромная гравюра в рамке с надписью «Сокруши патриархат».
Это не было похоже на строгий декор высшего среднего класса, в котором они выросли. Орион понравилось. Но она была здесь не для того, чтобы изучать интерьер. Она пришла с определенной целью.
Да, если она собралась убивать мужчин, она должна смириться с сексом с ними. По крайней мере, с ним.
Мэддокс закрыл дверь и последовал за ней в гостиную.
Его лицо было настороженным, язык тела напряженным. Он оценивающе посмотрел на нее. Оценил ее наряд. Орион была слишком хорошо настроена на восприятие мужского взгляда, чтобы не признать этого. Но это быстро рассеялось, когда он начал искать признаки употребления наркотиков, опьянения, чего-нибудь, что могло бы объяснить это резкое изменение в поведении.
Она не могла вынести этого осмотра, каким бы холодным и расчетливым он ни был. Она скрестила руки на груди.
— Ты хочешь меня или нет?
Его глаза метнулись вверх.
— Может быть, тебе стоит присесть. Мы можем поговорить…
— Я не хочу говорить, — отрезала Орион. — Я хочу трахаться. Я хочу трахнуть тебя. Либо ты это сделаешь, либо нет.
Она понимала, что это не тот разговор, в котором женщина должна пытаться соблазнить мужчину. Надо говорить тихо, делать грациозные, но в то же время кошачьи движения. Этого не было внутри нее. Она не знала, что такое мягкость или изящество.
Мэддокс ответил не сразу. Он скрестил руки на груди. Мускул на его челюсти напрягся.
— Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, — сказал он со штормовым лицом. Он был взбешен.
— Почему бы и нет? — парировала она. — Я слишком сломлена, слишком запятнана для тебя? — она произнесла эти слова с силой, чтобы скрыть стыд и отторжение, которые покрывали ее кожу.
Он вздрогнул, как будто она ударила его.
— Нет, Орион. Не потому, что ты сломлена. И ты знаешь, что ты не запятнана. Я хотел бы поцеловать тебя еще раз. Двигаться медленно вместе с тобой. Я хочу тебя; всегда хотел. Я чертовски ясно дал это понять. Но я не собираюсь заниматься с тобой сексом, потому что ты этого требуешь. Потому что ты пьяна. Возможно, я не могу читать твои мысли, но я вижу, что ты делаешь это по какой-то хреновой, темной причине, и я не собираюсь быть частью этого. Я слишком забочусь о тебе.
Его слова были железными. Они были указом.
Это взбесило Орион, непонятно почему. Он имел полное право отказать ей. Но ни разу за последние десять лет она не получила права отказать мужчине, с которым не хотела заниматься сексом. В своем холодном, злобном уме она хотела наконец-то иметь право трахаться с тем, с кем ей хотелось.
Даже если она на самом деле не хотела заниматься сексом с Мэддоксом. По крайней мере, не сильно.
Но это не имело значения. Этот гнев, эта ярость были легче и приятнее, чем стыд.
— Темная причина, — повторила она слова Мэддокса, затем шагнула вперед. Его тело напряглось еще больше, приготовившись к нападению. — Все, что я делаю, все, что я говорю, все, что я чувствую, — это темнота, Мэддокс. Ты же полицейский. Хороший, умный, к тому же. Ты знаешь, через что я прошла, откуда я родом, во мне не будет солнечного света. Я полуночный человек. То самое время ночи, когда нет ничего, кроме темноты. Где люди спят, а монстры бродят. Это все, что я теперь знаю.
Она снова шагнула вперед, заговорив прежде, чем он успел возразить.
— Я вырываюсь из кошмаров, понимая, что реальность еще хуже, — прошептала она. — У меня нет спасения и передышки, даже во снах. Это чувство преследует меня. Горло горит от желания закричать, но язык знает, что только в молчании есть сила. Ноги болят, чтобы бежать, но моим ногам нужны корни. Мозг жаждет нормальной жизни, как ты обещаешь, но мое сердце, моя мертвая душа, их жажда крови и тьмы ненасытна, — она двинулась дальше вперед. — Так что, ты прав. Я хочу тебя по темной причине. Но это не меняет того факта, что я хочу тебя.
Это было наполовину правдой. Половина ее действительно хотела его. Та половина, которая надела человеческую маску и сидела в итальянских ресторанах, пила вино и ела тирамису.
Темная половина ее, монстр под маской, не хотела его. Нет, этот монстр просто жаждал его.
— Нет, — он вырвал это слово из самой своей души. С таким же успехом с него могла капать кровь и костный мозг.
Орион сузила глаза, на мгновение удерживая его ледяной взгляд. Затем она отступила назад.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда найду секс где-нибудь в другом месте.
Она повернулась, чтобы уйти, но его рука метнулась вперед, хватая ее запястье. Это была сильная хватка. Болезненная. Это первый раз, когда Мэддокс прикоснулся к ней так сильно.
И ее темная сторона просто наслаждалась этим.
— Нет, черт возьми, ты этого не сделаешь, — прорычал он ей. Скорее предупреждение, чем приказ.
Она посмотрела на свое запястье, такое маленькое, почти птичье по сравнению с его мясистой рукой.
— Отпусти меня, Мэддокс.
Орион ожидала немедленного освобождения руки. В конце