– Я могу надеяться, что будет «потом»? – наивно спросил Сардик.
– Не исключено.
– Один человек сказал мне, что сегодня я встречу девушку, которая изменит мою жизнь. Как ты думаешь – это ты?
Последний вопрос выглядел еще более наивным, чем предыдущий, но Ёлка (господи, что за чудное имя!) отнеслась к нему со всей серьезностью.
– Не исключено, – ответила она. – Тем более что теперь я свободна.
– Свободна?
– Рассталась со своей прошлой большой любовью.
– Сочувствую. – Слышна ли фальшь в его ликующем голосе? Наверняка.
– Да ладно тебе… Тем более что инициатором разрыва была я.
– Он, наверное, умер от горя – твой парень?
– Жив-здоров. – Ёлка улыбнулась, посылая привет своим потаенным мыслям. – Только сменил дизайн и готовится к новым приключениям.
– А я бы умер…
– Ты бы – да. А он ничего, железный. А у тебя есть девушка?
– Была. Но она погибла. В начале прошлой зимы. Каталась на лыжах и сорвалась в пропасть.
Полный текст этого заявления выглядел следующим образом: «Была. Но она погибла (прости меня, Шурик!). В начале прошлой зимы (еще раз прости подлеца!). Каталась на лыжах и сорвалась в пропасть (каюсь, но ты должна понять – положение безвыходное. Ты бы и сама так поступила. Что, скажешь нет?.. То-то!). Ремарки в подобных случаях не озвучиваются. Произнеся эту жалостливую фразу (без ремарок), Сардик был вправе рассчитывать на ответное сочувствие. А женское сочувствие и жалость легче всего трансформируются в любовь – так наставляла его когда-то многомудрая Анька-Амаретто.
Куда там!
– А где был ты? – совершенно нейтральным голосом спросила Ёлка.
– В каком смысле?
– Она каталась на лыжах, а где в это время был ты? Разве ты не поехал в горы с любимым человеком?
– Нет. – Сардик смутился. – Я не смог, у меня были дела в Питере. Я должен был приехать позже…
Ёлка смотрела на него так, как будто видела насквозь. Того и гляди начнет расспрашивать про эти проклятые горы, и про место, где погибла Шурик, и про обстоятельства, при которых она погибла. А никаких ясных представлений о Кавказе и горных лыжах у Сардика не было и быть не могло. И счастье еще, что он не успел ляпнуть про стрижку, косичку и походку, и про то, как он принял ее за свою бывшую девушку (Шурик, экскьюзми!) – девушки ненавидят сравнения с другими девушками, об этом тоже упоминала Анька-Амаретто. Ангелу наверняка не понравилось такое банальнейшее сравнение, ион, в отместку, стал бы щучить Сардика. А прищучить его – такого простодушного, такого кристально чистого – с этим и ребенок справится. Не хватало еще опростоволоситься перед девушкой, в которую влюблен, э-эх, не с того конца начинаешь, старичок!..
– Ладно, не будем об этом, – взмолился Сардик.
– Как скажешь.
– Вообще-то у нас к тому времени отношения были так себе… Хреновые были отношения. В общем, мы почти расстались. Вот она и уехала – развеяться.
– Это романтично. Уехать в горы, когда любовь тебя покинула. Так как называется отель у тебя в голове?
Почему она все время спрашивает об этом? Почему этот пароль, этот код так важны для нее? В не-отельной части головы бедного Сардика зрели свои собственные догадки: он, Сардик, должен каким-то образом соответствовать ее ожиданиям, связанным с «Concepcion Jeronima.13», быть именно тем человеком, для которого «Concepcion Jeronima. 13» – не пустой звук. А в момент, когда этого не происходит… Что происходит, когда этого не происходит?..
Надо бы перечитать Борхеса. И Трумэна Капоте заодно.
– Как называется? «Conception Jeronima.13».
– Да… симпатичное название. А я вот не езжу в горы…
– Когда любовь тебя покидает?
– Да. Расслабляюсь совсем по-другому.
– Чашка. – Пора бы и Сардику явить ангелу свою проницательность. – Платок. Пена для ванн.
– Точно.
– Купальник.
– Точно.
– Ароматические палочки…
– Точно. Пачули и мускус.
– Фотик.
– Точно.
– Как тебе удается справляться с рамками?
– А как тебе удается рисовать картины?
– Не знаю. Это дар… – Сардика вдруг осенило. – У тебя тоже дар. Я прав?
– Что-то вроде того.
– А еще у тебя в рюкзаке лежит книга, которая называется «Непостижимый Жан Кокто».
– Сейчас проверим.
Ёлка запустила руку в рюкзак и достала книгу – тонкую и нарядную, в глянцевой, абсолютно несоответствующей глубокомысленному названию обложке.
– Ты прав, – торжественно произнесла она. – Жан Кокто. Непостижимый. Хочешь, погадаем?
– Каким образом?
– Называешь страницу и строчку.
– И что?
– Я ее читаю.
– И что?
– Узнаем, что произойдет.
– Когда?
– Когда-нибудь. Сейчас. Сегодня. Завтра. Через год.
– С кем?
– С тобой. Со мной. С нами. С кем-нибудь еще…
Говоря все это, ангел снова свернул тончайшую самокрутку из темно-коричневой бумаги и вопросительно посмотрел на Сардика:
– Хочешь?
– Нет, спасибо. Я готов назвать.
Жан Кокто – мудрец и курильщик опиума. Сардик знает об этом – неизвестно откуда, но знает. Никто из его знакомых не оставлял книги Кокто на кухне или в туалете – с заложенными спичками или упаковками от презервативов страницами. Даже разговоров о Кокто не велось; о ком угодно, но только не о нем. Жан Кокто умер еще раньше, чем Борхес. У Борхеса была мать, а у Жана Кокто – Жан Маре. И опиум. Следует ли ожидать от курильщика опиума откровений в стиле Гаро? Сладковатый дым самокрутки пьянит Сардика, и ему кажется, что два пророчества задень – явный перебор.
– …Я готов назвать. Страница 143. Тринадцатая строчка… снизу.
Ёлка перелистала страницы, нашла нужную и с выражением прочла:
– «Прощайте, моряки, наивные обожатели ветров».
– Я не моряк, – быстро сказал Сардик.
– Я знаю. Ты художник и составитель ребусов. Бедные моряки…
– Да уж. Не повезло им.
– Зато ты хорошо готовишь какао. Предложение насчет какао еще в силе?..
***
… – Как его зовут? – спросила Ёлка.
– Альбрехт. Я ему уже черт знает сколько дозваниваюсь – никакого результата.
– Ты неправильно набираешь номер. – Совершенно невозможно понять, шутит она или говорит серьезно.
– Что значит – неправильно?
– Такие ленивые и необязательные номера нужно загонять в угол. А для этого в любом телефоне существует специальные кнопки. Нужно только знать, какие именно.
– Какие?
– Не скажу.
Она все-таки шутит.
– Давай наберем твоего Альбрехта – тогда увидишь что я права.
– Хорошо.
Сардик передал ангелу свой мобильник, прикрыл глаза и стал надиктовывать цифры: за время охоты на немца он выучил их наизусть.
– Готово! – сказала Ёлка и, приложив трубку к уху, махнула Сардику рукой: «Скройся!»