— Уходит!.. Откуда он взялся, черт возьми?
Выяснить это было невозможно. Бубырь молча смотрел на Василия Ивановича, положив лепешку, у Нинки дрогнули губы:
— Может, чего с Юрой?.. Может, чего случилось?
Островок, вернее коралловая скала, торчавшая над водой на несколько метров, давно исчез позади… Они плыли между двумя океанами — голубым, струившим горячее солнце, наверху, и то голубым, то синим, то зеленоватым, брызгающим белой пеной, под ними. Василий Иванович посмотрел на часы: было без четверти одиннадцать. Он проклинал себя последними словами за то, что не взял передатчик и не мог сейчас связаться с берегом. «Вернуться? Но до берега не меньше двух часов, все так или иначе кончится… Кроме того, какие, собственно, основания утверждать, что самолет был в квадрате «М» или направляется туда? Наконец, локаторы прощупывают непрерывно весь квадрат, и, если самолет был там, они его давно обнаружили. А что больше я могу сообщить?»
И Василий Иванович решил двигаться дальше.
— Что же может случиться с Юрой? — сказал он, подтаскивая к себе Нинку за лямки цветастого сарафанчика. — Юра только едет на аэродром Академического городка…
И еще целый час их лодка шла в океан, и казалось, что она не двигается вперед, а стоит на месте или кружится, взлетая вверх и вниз среди соленых брызг, летучих рыб и голубого неба. Утомленная водой и качкой, Нинка прикорнула на коленях у Василия Ивановича, давно спала и Муха, но Бубырь, не то напуганный бескрайностью океана, не то тревожимый смутным ощущением грозящей беды, лежал на носу, неотступно глядя вперед, или молча проверял, не увидел ли чего-нибудь Василий Иванович в бинокль.
Неожиданно Бубырь приподнялся.
— Что это? — спросил он, протягивая руку в небо.
Василий Иванович моментально приставил бинокль к глазам: там ничего не было.
— Да нет! Слышите? — взволнованно выговорил Бубырь. — Вот опять…
Теперь услышал и Василии Иванович. Бледнея, он медленно опустил бинокль. Казалось, тень легла на его лицо.
Тонкий, сверлящий звон шел, казалось, из голубого неба. Оно было беспредельным и чистым. Звук напоминал трещанье кузнечиков.
— Это, брат, сигнал бедствия… — медленно сказан Василий Иванович, сжимая кулаки.
— Откуда? — пробормотал Бубырь.
Василий Иванович мотнул головой в небо, не опуская бинокля.
— От Юры? — прошептал Бубырь
— Не знаю, — так же глядя в бинокль, тихо сказал Василий Иванович. — Кажется, я вижу его…
— Кого? Юру?
— Не могу разглядеть…
Было ровно двенадцать часов. По вычислениям, которые Василий Иванович непрерывно вел, они пересекли границу квадрата «М» несколько минут назад. Квадрат образовывался сторонами, каждая в пятьдесят километров длиной. Успеть попасть туда, откуда доносился сигнал бедствия, они не могли. Да и что он сделал бы, с детьми, без всякого оружия?.. Тем не менее, определив по звуку наиболее вероятное место, где Юра или его двойник терпели бедствие, Василий Иванович, не колеблясь, направил туда боевое судно деревни Вангуну.
— Пусть спит!.. — торопливо сморщился взволнованный Бубырь, когда Василий Иванович покосился на Нинку.
«Не заснуть бы нам всем тут!» — мелькнуло у Василия Ивановича
Что могло там произойти? Юра уже над океаном, он должен был связаться с берегом, в небе с минуты на минуту должны были показаться гидропланы экспедиции, чтобы его подобрать. Что же случилось?
Во всяком случае, то, что он видел высоко над океаном в нескольких километрах отсюда, не напоминало ни облако, ни птицу.
Это были как раз те секунды, когда Паверман, окруженный всем составом экспедиции, принимал в радиорубке «Ильича» первые сообщения одного из андрюхинских Мальчиков, двойника Сергеева:
— «Прибыл на место. Высота над уровнем океана четыреста девяносто восемь метров. Жду указаний…»
Еще не прошел пронесшийся по «Ильичу» вихрь поцелуев, объятий, восторженных восклицаний, как радист, не отходивший от аппарата, требовательно поднял руку. Двойник Сергеева вел передачу.
Он невозмутимо сообщил:
— Внимание!.. Прошу помощи.
На мгновение все в радиорубке замерли.
— Немедленно вызывайте Андрюхина! — крикнул, дрожа как от озноба, Паверман. — Живее!
Его сотрудники бросились к радиотелефону, но остановились, так как двойник возобновил передачу.
Так же размеренно он сообщил:
— Прошу помощи. Включаю сигнал бедствия… — И через мгновение: — Принял сигнал: опуститься на воду. Сигнал не по коду. Прошу помощи…
— Необходимо выяснить, что с ним, — прошептал Паверман.
— Отвечайте, что с вами? — торопливо повторил радист. — Нарушена работа механизмов?
— Да, — подтвердил Мальчик.
— В результате передачи?
— Передача прошла нормально.
— Вы пострадали, прибыв на место?
— Да.
— Можете определить, отчего вы пострадали?
— Нет. Не могу. Не знаю. Прошу помощи. — И после паузы: — Луч из моря…
— На вас совершено нападение?
— Нет. Не знаю. Прошу помощи…
— Вы что-нибудь видите?
— Ничего не вижу… Прошу помощи…
Сотрудники профессора Павермана у радиотелефона были снова отвлечены сообщением локаторов, которые передали, что в квадрате «М» обнаружен самолет…
Паверман, подняв жилистые кулаки, бросился к ним:
— Передавайте Андрюхину…
Но снова заговорил двойник:
— Самолет начал обстрел… Дал очередь над головой. Второй очередью перебиты ноги…
— Передавайте Андрюхину! — страшным голосом крикнул Паверман, хватаясь за мраморную стойку. — Самолет в квадрате «М», обстрелян двойник!
— Он спрашивает, что с Сергеевым… — бледный, как воротник рубашки, негромко выговорил сотрудник, связавшийся с Андрюхиным.
— Как!.. Разве Сергеев… — Павеоман бессильно прислонился к стене, глядя прямо перед собой на огромные часы в радиорубке. — Сообщите: от Сергеева пока сведений нет…
Было принято решение: немедленно, на большой высоте, выслать дежурные гидропланы.
…Второй раз Юра возникал из луча. Юра никому не рассказывал о томительном, тревожном, остро болезненном и все же невыразимо счастливом чувстве, которое охватывало его в момент рождения из луча. Казалось, он расстается с мучительным сном. Сознание было еще затуманено; все тело сотрясали короткие судороги, словно от укусов. Эти укусы ощущались везде — в мозгу, в сердце, в позвоночнике, в желудке… Густая тьма медленно редела; он уже начинал ощущать что-то необычайно яркое, теплое, могучее и понимал — это солнце. Тогда, в первый раз, на аэродроме Академического городка, солнца не было, но тьма редела так же, и он увидел людей, снег, бегущего к нему Ивана Дмитриевича… Но сейчас он ничего не успел увидеть: сердце тошнотворно сжалось в комок… Пальцы сразу стали бессильными; механически Юра ухватился за пряжку на антигравитационном поясе. Он даже не почувствовал, что сделал скачок метров на сто вверх. Сердце медленно успокаивалось. Только голова стала свинцовой. Он глубоко задышал. Сознание восстанавливалось. Что это было? Почему стало так плохо? Этого не было в первый раз…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});