Читать интересную книгу «Додж» по имени Аризона - Андрей Уланов

Тут-то я в голубой туман и выпал.

Хорошо, думаю, не хотите по-хорошему, значит, будем по-нашему. Вопрос — где располагается пополнение? Ответ — в палатках, в поле перед замком, потому как в самом замке места не хватит, даже если всю эту рыцарскую братию из конюшен выселить и трехъярусные нары установить. Ну а уж если и они не смогут помочь свое непосредственное начальство отыскать, тогда уж остается только идти на поклон к Елике и выпрашивать у нее путеводный клубочек. По-другому никак.

Обошлось. Побродил я по этому лагерю — тот еще цирк. Почти что в прямом смысле. Шатры такие, в разные цвета размалеванные, ну и народец, что вокруг мельтешит, — не знаю, кто как, а я шутов гороховых примерно так и представлял. Запахи, кстати, тоже соответствующие. Слоновник лучше пах.

Скорее всего, конечно, по местным меркам это самая что ни на есть обыденность. Но вот только глядел на это поле и очень живо представлял, что с этим балаганом один-разъединственный «мессер» мог бы сотворить. Кровавая каша — это ведь не просто слова, их кто-то понимающий сказал, кто видел.

Всего там народу было с батальон — немецкий, понятно, не наш. Наши-то по штатам последний раз были году так в 41-м укомплектованы. Меня эти веселые ребята три раза чуть лошадьми не затоптали, а один раз и вовсе едва голову не снесли. Олух один мастерство свое показать вознамерился. А игрушка у этого дитяти — палица здоровенная и к ней на цепи шипастый шар прикован. Видел я как-то такую штуковину на картинках. Как свистнуло над макушкой… волосы еще секунд пять шевелились. Оглядываюсь — стоят, ржут… кони.

Я на них посмотрел… нехорошо, они враз затихли, подобрались. Сопляки сопляками — счастье, если хоть одному из пяти восемнадцать стукнуло. Можно было, конечно, их уму-разуму поучить, мордой об землю, благо землю они здесь копытами так перепахали — хоть завтра засеивай, да времени жалко.

Ладно. Наметил я себе самую большую в лагере палатку — она же, по совместительству, самая высокая, самая желтая, самая охраняемая, и суетятся вокруг нее не в портках на босу ногу, а все больше в шелках да конные. Сунулся было к входу, а тамошний караул — здоровые такие парни, в полном доспехе, каски, то есть шлемы в стиле «буратино», надраено все так, что смотреть больно — ка-ак лязгнут своими топорами. Хорошо, отскочить успел, а то ведь так и без носа остаться можно.

— Куда?

Я свиток показываю. Караульный, что справа, концом шлема на печать навелся, взгляд сквозь забрало сфокусировал, с минуту изучал, затем к палатке развернулся и звучно так: «Ы-ы-г-о-о» прогудел. Эффекта никакого не последовало. По крайней мере, внешнего. Товарищ в доспехе подумал-подумал, да как взревет: «Ы-ы-ы-г-г-о-о!», да так, что полог колыхнулся.

Подействовало. И минуты не прошло — выходит из шатра длинный худосочный субъект, весь в коричневом, даже перо в шапочке, на ходу булку активно дожевывает — так, что крошки изо рта и чавк на пять метров.

— Чаво?

Караульный на меня, точнее, на свиток, указал.

Субъект остатки булки в пасть запихал, руки об камзол вытер, на меня посмотрел — сверху вниз, будто помоями окатил, сцапал свиток и только собрался обратно в шатер нырять — я его за полу ухватил.

— Эй, — спрашиваю, — куда это вы, сударь?

— Мы-у-чить ышо ымо.

— Во-первых, — говорю, — дожуй сначала, прежде чем с человеком разговаривать. Во-вторых, не имей привычки хватать чужие вещи без разрешения. Вредно это бывает. Хватанешь как-нибудь «лимонку» без кольца… А в-третьих, раз уж схватил, читай прямо тут. Здесь, знаешь ли, светлее, воздух чище…

А главное — мне спокойней.

Коричневый аж задохнулся от такой наглости. Не до конца, правда.

— ТЫ! — выплюнул. Вместе с остатком булки. И почти попал, главное. — С кем говоришь!?

— Понятия не имею, — сознаюсь. — Вы мне не представлялись. Но это ничего, — а сам второй свиток достаю, тот, который с пятью печатями, — вы же тоже не знаете, с кем говорите.

Субъект тем временем уже начал было пасть для нового вопля открывать — увидел печати, осекся и так затрясся, что чуть первый мой свиток в грязь не уронил.

— П-прошу п-ростить, — бормочет, — в-ваше…

— Наше, наше, — подбадриваю его, — ты давай, читай.

— Н-не осмелюсь, в-ваше… послание адресовано благородному графу Леммиту.

— Ну так чего мы стоим? — интересуюсь. — Давай найдем товарища графа и вручим ему письмо. Вас же, наверное, за это кормят.

В этот момент левый караульный не выдержал — гудеть начал. Звук низкий, будто по здоровенному церковному колоколу ломом от души врезали.

Коричневый на него так зыркнул — Елика б таким взглядом не то что от часового, от шатра бы пепла не оставила.

— Прошу вас.

Внутри шатер оказался весь перегорожен. Коммунальный, так сказать. И мой коричневый друг явно в первом отделении ютился — тут и стол с двумя бумажными горами, сундуки какие-то окованные, впереди проем занавешенный и справа тоже, причем из того, что справа, скрип какой-то доносится и шорох… ну да, на столе кувшин, и молоком пахнет. Тоже мне, Ленин в камере нашелся.

— Их сиятельство — там, — кивает субъект вперед. — Но господин граф очень не любит, когда к нему врываются… без доклада.

— Кайне проблем, — говорю. — В смысле, разделяю и сочувствую. Поэтому сделаем так — заходим вместе, и ты тут же обо мне подробно докладываешь. Понял?

Не стоило, наверное, с ним так вот, с ходу, да быка за рога. А с другой стороны, меня эти крысы тыловые — писаря и прочая шушера… нервируют хуже артобстрела. Потому как те подарочки осколочные — от врага, а вот за что ты от своих должен подарочки получать, лично мне на данном историческом отрезке совершенно непонятно.

Да ну, думаю, его… в голубой туман. Будет под ногами вертеться и мешать — прибью. Или нет, стоп, я ж теперь граф. Во — вызову на дуэль и пристрелю! Как собаку!

Похоже, кое-какие магические способности у коричневого были. По части чтения мыслей. Или во взгляде моем уловил чего-то. По крайней мере, занавеску передо мной он раздернул очень резво. И когда говорить начал, голосок от возмущения прямо-таки звенел.

— Ваше сиятельство. К вам весьма настойчиво рвется некий молодой человек…

— Поправочка, — говорю, — уже прорвался.

Вот господин граф мне с первого взгляда понравился. Лежит себе тушей на кушеточке продавленной, жрет что-то, внешне на виноград похожее, а цветом и размером — на клубнику. Причем аромат от этой виноградной клубники — у меня аж слюнки потекли.

На вид господин граф — кабан кабаном, точь-в-точь как капитан Николаев, третий мой комбат. Тоже стрижка короткая, щетиной топорщится, шея в воротник не помещается, а из рожи уже кто-то пытался котлет рубить. Только товарищ граф Леммит еще более габаритный. Как на нем кольчуга на звенья не разлетается — не понятно. Магией, наверное, поддерживает.

— Вижу, что прорвался, — рычит. — Два десятка отборной стражи, дюжина писцов и секретарь — а всякий, кто захочет, заходит, выходит… тебе, Яго, как я погляжу, надоело сладко есть да в теплой постели спать? Так в Гризмрских болотах у нас всегда десятников нехватка.

— Ваша светлость! — Яго этот прямо-таки взвился от возмущения. — Я пытался…

— …Если бы ты, — перебивает его Леммит, — хоть раз в день пытался чего-нибудь тяжелее пера гусиного поднимать, глядишь, и сумел бы остановить кого… цыпленка али лягушку. — Полюбовался на оторопевшего Яго, да как рявкнет: — А ну живо, тащи вина и жратвы, не видишь, чернильная душа, что мы тут от жажды и голода пропадаем!

Ну точно, думаю, Николаев. Тот тоже насчет выпить и пожрать был совсем не дурак. Да и вообще мужик был что надо. Сейчас небось майор, а то и бери выше… если жив.

Коричневого как сдуло — только полог колыхнулся. Я ему вслед покосился, оборачиваюсь — а рядом с Леммитом незнамо откуда девчушка в потертой кольчужке объявилась. С виду чуть постарше Кары моей, гибкая, словно тростинка, волосы пепельные, а над плечами две рукояти торчат.

— А почему, — спрашивает и нежно так Леммита за шею обвивает, — ты не сказал, что он прошел и мимо меня?

— Дык потому, — хохотнул Леммит, — что он мимо тебя и не прошел, раз у него голова на плечах, а не под мышкой. Пока он еще свою громыхалку вытащит — верно я говорю, а, русский?

— Может, верно, — улыбаюсь, — а может, и нет.

Я всяческие громыхалки выхватывать… поднатаскался. Да так, что всяким там ковбоям с Дикого Запада… ну, форы, положим, не дам, но кто из нас на ихней длинной пыльной улице лежать останется — вопрос спорный. А уж против сабель… как говорил наш капитан, «фехтование по-американски — это выстрел в упор». Пока этой железякой размахнешься… вот финка — дело другое. Ей тоже быстро сработать можно, если умеючи.

— Экий ты… — довольно так кряхтит Леммит. — Скользкий, русский. Ты ведь русский, точно?