В период военного коммунизма в каждом городишке имелось свое «кремлевское» снабжение, более или менее напоминающее московский оригинал. Конечно, все эти фунты, ветчина и икра в столовых государственного руководства в ином случае не стоили бы и строчки исторического исследования. Трудно что-либо возразить против того, чтобы руководство страной, правительство пользовалось обеспеченным и полноценным снабжением и питанием. Но если изобилие спецраспределителей и столовых существует на фоне общего неблагополучного положения страны, к которому привела политика того же руководства, когда оно существует наряду с пропагандистской фразеологией равенства, прикрываясь грифами секретности и сказками о том, как нарком продовольствия падал в обморок от голода на заседаниях Совнаркома (это были обычные для слабого здоровья Цюрупы сердечные припадки), то это заслуживает внимания, поскольку лишний раз подчеркивает раздвоение сознания коммунистического руководства и общественной морали, которые сыграли важную роль в стагнации, кризисе и гибели советского строя.
Вместо заключения
Еврейский вопрос в революции, или О причинах поражения большевиков на Украине в 1919 году
Насколько обоснованно выносить в качестве заключения ко всей книге частный, казалось бы, вопрос? На наш взгляд, вполне, поскольку без еврейского вопроса — нет истории революции. Любой серьезный анализ русской революции и вообще всей истории коммунизма неизбежно поднимает т. н. еврейский вопрос. Его значение в ходе революции и гражданской войны в пределах бывшей Российской империи было исключительно велико, и не найдется такой крупной темы, которая бы в той или иной степени не затрагивала его. Настроения крестьянства и рабочего класса, террор, борьба в высшем коммунистическом руководстве, спекулятивный вольный рынок и т. д. — все эти проблемы обостряют внимание к еврейскому вопросу в годы становления Советской власти в России и союзных ей республиках.
Более того, в дальнейшем окажутся малосостоятельными попытки сколько-нибудь продвинуться в объективном отражении важнейших событий русской революции, если продолжать по-прежнему осторожно огибать или пренебрежительно перешагивать через проблему еврейского участия в этих событиях, поскольку оно наложило глубокий отпечаток на все развитие революционного движения в России. Насколько отпечаток был силен, говорит и то, что в сопредельной Польше, среди большей части поляков, разгоряченных борьбой против промелькнувшей во всесильном Париже идеи «Юдо-Полыпи», господствовало искреннее убеждение, что большевистская революция, как и все коммунистическое движение, есть просто еврейское национальное захватническое движение[556]. Но подобный взгляд является примером уже чрезмерной абсолютизации вопроса. Еврейское движение, еврейское участие в революции столь же неоднозначно и столь же вопиет противоречиями, как и все прочее, к чему мы бы там ни прикоснулись.
Судя по многочисленным копиям, на которые постоянно натыкается исследователь, просматривая документы ЦК РКП (б) за 1919 год, тогда в цековских кабинетах внимательно изучали статью видного сиониста Пасманника «Еврейский вопрос в России», опубликованную в парижской газете «Общее дело» от 14 сентября 1919 года[557]. В этой статье доктор Пасманник ставил под сомнение распространенное мнение о том, что армии Колчака и Деникина враждебно настроены против евреев и несут им всякие беды. Напротив, утверждал он: «Несмотря на антисемитское настроение тех или иных офицеров и солдат, (деникинская) армия в своем целом не допустит погромов, которые в последнем счете приносят с собой семена государственного разложения», — и призывал еврейство поддержать белое движение, объявляя большевизм «огромнейшей опасностью для всего русского еврейства», поскольку он ведет к полному разрушению экономического быта русского еврейства, которое в подавляющем большинстве принадлежит к средней и мелкой буржуазии. «Троцкие, Каменевы, Зиновьевы и Ларины — евреи по рождению, но не имеют ничего общего со своей народностью. Об этом цинично заявил сам Троцкий», — писал Пасманник и выносил приговор:
«Большевизм, по существу своему, является потенциально неиссякаемым источником юдофобии, и те евреи, которые так или иначе защищают и поддерживают Ленина и Троцкого, являются злейшими врагами нашей народности и еврейской массы»[558].
Ясно, что лидер сионистов лукавил, заявляя помимо прочего о том, что на территориях, уже занятых армией Деникина, не было ни одного еврейского погрома. Как раз именно в эти погожие сентябрьские дни, когда писалась статья, тылы Красной армии приводились в смятение дерзким мамонтовским рейдом и евреи были осведомлены, что проделывали казаки на своем пути, в занятых ими Козлове, Тамбове, Ельце. Один очевидец писал в Наркомнац, что как только мамонтовцы оказались на улицах Ельца, то сразу же принялись за погром: «Где жиды? Выдать жидов». Врывались в дома, пытали, терзали, число убитых евреев дошло до 200 человек[559].
Призывы Пасманника против большевиков и за белое движение в контексте действительных событий говорят лишь о том, что и еврейская среда во время революции была затронута глубоким расколом. В значительной мере раскол этот имел характер того противостояния поколений, обнажившегося на революционном переломе, о котором мы читали в «Донских рассказах» Шолохова и видели на примере чапанной войны. Традиционализм зажиточного и обустроенного еврейства столкнулся с претенциозным молодым неофитством, расцветшим на огороженном скудном местечковом поле. И этот конфликт начал вызревать еще задолго до революции.
Условности и ограничения, которые накладывали на еврейский народ царское законодательство и российское общество, явно не соответствовали культурному уровню, запросам и финансово-экономическому могуществу значительной части еврейской общины, что, несомненно, способствовало аккумулированию мощного революционного потенциала среди части российских евреев, который активно проявлялся в оппозиционных самодержавию политических движениях и революционных событиях. Самым распространенным приемом в доказательстве их исключительного влияния на судьбы России в XX веке до сих пор является указание на количество лиц еврейской национальности среди большевистских вождей и советских руководителей всех рангов. С некоторого времени на видное место в этом впечатляющем списке стал претендовать и сам В. И. Ульянов-Ленин (см. статью А. И. Елизаровой в журн. «Моя Москва», 1992, № 4). Однако перечнем большевистской верхушки проблема далеко не исчерпывается. Сохранились и другие важные, но практически не отраженные в историографии свидетельства специфического еврейского участия во всероссийской смуте XX века.
В гражданской войне 1917–1920 годов успехи или неудачи враждующих сторон существенно зависели от настроений российского крестьянства, которое своими людскими и продовольственными ресурсами представляло собой наиболее тяжелую гирю на чашах весов расколотого общества. В течение войны колебания крестьянских симпатий были весьма сильны. Как, например, в 1918 и начале 1919 года украинские селяне обрекли на поражение прогерманский режим Скоропадского и петлюровщину, так вскоре провалили и Советскую власть. Весной и летом 1919 года Красная армия на юге России — и в частности на Украине — потерпела позорное поражение от объединенных сил деникинской и петлюровской армий. Рассматривая причины этого поражения, историки справедливо указывают на утрату опоры Советской властью в украинской деревне как результат земельной политики большевиков, которые отказались отдать украинскому крестьянству плодородные земли помещичьих имений, сохранив их под новой вывеской госхозов.
Но имелась и другая причина, возможно, более важная и весьма деликатная, поскольку была связана с межнациональными отношениями. Речь идет об участии представителей еврейского населения в установлении Советской власти на Украине в начале 1919 года и ее противоречиях с подавляющим большинством коренных жителей края.
В сентябре 1920 года, на IX конференции РКП(б), где в бурных дискуссиях искали виновников недавнего поражения Красной армии под Варшавой, Легошу неожиданно передали письмо от делегата конференции Григория Зайцева.
«Глубокоуважаемый товарищ Владимир Ильич! — писал делегат. — Во вчерашних прениях по докладу ЦК никто не сказал ни слова (по понятным причинам), кто ставился во главе Советской власти в занятых Красной Армией польских городах и местечках. Между тем и это надо знать, чтобы сделать правильные выводы.
По сообщениям приезжавших в Харьков и Киев из Луцка, Ровно (и других мест того направления) товарищей, видно между прочим, что проходившие эти города войсковые части Красной Армии почти не выделяли мало-мальски ответственных коммунистов и во главе местных советских учреждений стояли примазавшиеся молодые люди (преимущественно из еврейской среды), которые своими антисоветскими действиями (варварскими реквизициями и учетами) в кратчайшее время дискредитировали Советскую власть в глазах местного населения. Последнее к возвращению Красной Армии сильно изменило свое отношение к ней и даже было часто радо возвращению поляков.