Высокие ноты сигнала, знакомые всем кавалеристам своим электризующим крещендо, зазвучав вначале на городской площади, через несколько минут уже подымали все живое за рекой, в Селище, чтобы вскоре зазвенеть на подступах к литинским хуторам.
Тревогу трубят, скорей седлай коня...
Подхваченный сотенными горнистами, сигнал боевой тревоги в несколько минут поднял всех наших людей. На литинской площади строились подразделения. Люди в полной боевой выкладке, с задними и передними вьюками на седлах, снарядились в длительный и серьезный поход. Неоднократно до того полк вызывался по тревоге, но ни разу не приходилось видеть такой собранности сабельных сотен и такой сосредоточенности на лицах бойцов.
Семивзоров попал посыльным в штаб. Проезжая мимо комиссара на горячем дончаке, гриву которого, то и дело подскакивая, хватал зубами разыгравшийся Халаур, бывалый казак, сверкнув широко раскрытым глазом, таинственно шепнул:
— Что? Мои ноздри не ерундиция — давно чуют порох!
В нем не чувствовалось взволнованности, подтянувшей весь полк. По безмятежному виду Семивзорова можно было подумать, что он собрался не на тяжелый поединок, а на обычную верховую прогулку.
Вмиг затих, насторожился Литин. Весть о появлении палиевцев на советской земле сразу же облетела весь город. Его жители надолго запомнили короткое, но чувствительное хозяйничанье самостийников — и тех, кто шел под началом Петлюры, и тех, кто совершал бандитские налеты на мирных жителей под командой вонячинского «полководца» Яшки Шепеля.
Как жуткая память тех времен, стояла вся в развалинах главная улица Литина. Предав город огню, атаманы черноморского коша весной 1919 года намеревались посечь мечом и его жителей. Но неожиданный налет червонных казаков Примакова с тыла, со стороны Летичева, сорвал черные замыслы желтоблакитников. Клинки советских конников, обрушившись на головы бандитов, погнали их к топкой пойме реки. Долго еще после этого литинские мальчишки выуживали из камышей тяжелые гайдамацкие шапки, украшенные черными, красными и желтыми шлыками.
Бывший червонный казак из села Коты, на Черниговщине, Феодосий Трухан и сейчас, сорок лет спустя, помнит этот бой. Он рассказывает, что, как только Примаков дал команду, весь полк пошел в атаку. Бандиты были полностью разгромлены. 750 петлюровцев попало в плен. Их обоз сбился возле речки. Казакам пришлось разрезать упряжь, чтобы освободить завязших в болоте лошадей.
Хорошо запомнили литинцы петлюровскую «свободу» 1919 года. Памятными остались и дни белопольской оккупации 1920 года, и кратковременное хозяйничанье в городе белоказаков дивизии есаула Яковлева, который ровно год назад, по договоренности Савинкова с Петлюрой, шел вместе с желтоблакитниками «освобождать» Украину.
В ноябре 1920 года белогвардейцы-петлюровцы были выбиты из Литина объединенным ударом 17-й дивизии Владимира Микулина и башкирской бригады Александра Горбатова. Население радостно встретило бойцов Красной Армии.
Вот и сейчас, встревоженные дурными вестями, литинцы, высыпав на городскую площадь, пристально следили за сборами полка.
Из толпы вышел старик. Сняв соломенную широкополую шляпу-брыль, поклонился бойцам:
— Не пускайте до нас тех запроданцев.
— Не пустим! — раздалось в голове полка и, прокатившись по рядам, завершилось степным криком левофланговой башкирской сотни: — Не пустим!
Давая сотнику Храмкову указание о высылке походного охранения, я заметил в толпе пожилую женщину. Это была мать Братовского, давно уже покинувшего Литин и помогавшего органам чека в их борьбе с петлюровским подпольем. Как-то она зашла в штаб с дочерью, благодарила всех нас за спасение сына. Но мы здесь были ни при чем. Братовский, навсегда порвав с контрреволюционным отребьем, сам себя спас.
Комиссар Климов, привстав на стременах, обратился к полку с короткой речью. Когда он закончил свое выступление словами: «Посечем на куски подарок Пилсудского», казаки ответили дружным «ура».
Под бодрые звуки трубачей мы тронулись с площади. Как-то по-особенному, торжественно и тревожно, звучала труба Афинуса Скавриди. Жители Литина, размахивая шапками, шляпами, цветными косынками, поднятыми вверх руками, провожали нас в далекий поход.
Нэпман Шкляр, мой квартирохозяин, кричал с тротуара:
— Разбейте бандитов — и я вас озолочу!
Мы с Климовым красноречиво переглянулись. Когда я хотел недавно угостить комиссара чаем и попросил у хозяев стакан, мне в этом было отказано.
Конечно, не из особой любви к Советской власти Шкляр желал разгрома петлюровцев. Недавно он добился крупного подряда на поставку дров железной дороге. И тут личный интерес иэпмана стоял выше всего.
Вот уже остались позади последние домишки литинской окраины. Мы следовали широким Екатерининским шляхом, окаймленным тенистыми липами. У дьяковецкого дубняка свернули на юг, к Багриновцам — огромному, утопающему в зелени селу.
Здесь, на дороге, которая всеми нами почиталась как дорога победы, люди оживились. Из-под лихо заломленных папах молодые лица светились боевым задором. Весело гарцевали сытые кони Радовала глаз аккуратная выкладка и начищенная до блеска медь снаряжения.
Стоял конец осени, а бабье лето ни за что не хотело уступать дорогу ненастью.
Я с восхищением смотрел на нашу колонну. В Кальнике нас была «жменька». Но вот страна дала своих лучших людей, лошадей, оружие, а мы, выполняя волю партии, сделали из горсточки всадников боевой, грозный для врагов кавалерийский полк.
Пятой сотни Ротарева не было с нами. Она находилась в Калиновке, тесно связанной с Кожуховским лесом, помогая органам Подольской губчека в их трудной борьбе с петлюровской агентурой и диверсантами, срывавшими сдачу продналога. Помимо этого, из каждой сотни по нескольку бойцов были откомандированы на охрану ссыпных пунктов и конвоирование хлебных обозов.
Здесь, на походе, нас было немного. Не считая всяких команд, в строю находилось всего триста всадников при двенадцати пулеметах. Но нам всем тогда казалось, что 7-й червонно-казачий полк способен обойти всю Европу и штурмовать весь свет.
Кровью омытые дни
К вечеру мы прибыли в указанное нам место. Высланные еще из Багриновцев квартирьеры встретили и развели сотни по улицам широко раскинувшихся Ивановцев.
В Ивановцы прибыли начдив Шмидт, комиссар Гребенюк и начальник штаба дивизии Александр Зубок. Все говорило о серьезности обстановки. Предполагалось, что в дело втянутся все наши полки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});