— Что? Какой работы? — Алена ужаснулась: неужели он подглядывал за ней ночью, и сюрприза не получится?
— Как это после какой? — опустил он глаза, чтобы не выдать себя. — После сбора и обработки грибов, конечно.
— А! Ну да. Это и правда утомляет. Да еще и надышались хвойным воздухом в лесу...
А сама подумала: «Вонючим клеем ПВА я надышалась, а никакой не хвоей. Но ты, дорогой, об этом не узнаешь, надеюсь».
— Вставай, Аленушка! Я тебя приглашаю!
И снова она испугалась:
— Я ведь просила... ты же обещал, что мы отсюда никуда не поедем.
— А мы и не поедем. У меня будет самый необычный день рождения.
— Неужели опять под водой?
— Лучше! Первый раз в жизни — в собственном доме! Представляешь?
— Если честно — не очень.
— Я тоже! Знаешь, как волнуюсь...
Крыши не было, да и потолка пока тоже.
Над головами скрещивались толстые балки, сквозь которые в дом с любопытством заглядывали пухлые облачка: что за девушка бродит по комнатам, такая же беленькая и пухленькая, как они сами? Они бы охотно приняли ее в свою компанию...
Теперь из дома, сквозь широкие проемы еще не застекленных венецианских окон, открывался вид или, вернее, виды во все стороны: и на озерцо, и на лес, и на вольготную ширь цветущего василькового поля.
Рабочие сегодня были распущены по домам, получив щедрую компенсацию за вынужденный простой.
Кроме того, Алексей поставил им огромный бочонок пива с целым ящиком своих любимых раков. Правда, не выловленных в озере, а заказанных в ресторане «Океан» по немалой цене, зато без хлопот.
Строители, в свою очередь, преподнесли имениннику-работодателю коньяк и шампанское.
К первому этажу уже успели подвести газ, и Алена хлопотала возле духовки, выпекая пирог... ну конечно же с грибами!
— Все остальное к столу — за мной. Но сегодня не из ресторана, я буду готовить сам! Можно?
— Нужно!
Глядя, как сноровисто он справляется со стряпней, как молниеносно разрезает лучок на тончайшие колечки, как лихо переворачивает одним движением полупрозрачные блинчики и как художественно заворачивает потом в них свою фирменную начинку, Алена засмеялась:
— Мы и сами с тобой можем вдвоем открыть маленькое кафе или даже ресторанчик.
— Семейное предприятие? — отозвался Алеша и осекся — не перегнул ли он палку, объединяя их, пусть только на словах, в одну семью?
Он даже незаметно поплевал через левое плечо, чтоб не сглазить.
Но Алена ничего этакого не заметила и продолжала смазывать корочку пирога яичным белком — для блеска.
...— Сядь!
— Сел.
— Нет, не за стол, лицом к стене. И зажмурься покрепче. Не вздумай подглядывать!
— Угу.
Четыре канцелярские кнопочки по уголкам — и вот панно уже пришпилено к свежей штукатурке. Места на этих пустых стенах для него предостаточно, не то что на венецианском вернисаже.
Она отошла и скромненько встала у Алексея за спиной. Сама невольно залюбовалась, изумляясь волшебному преображению, которое произошло с картиной прошлой ночью.
— Ну что, не пора?
— Пора не пора, иду со двора! Три-четыре!
— О!
Сделанное из кожи панно разительно изменилось. Иной стала даже его географическая принадлежность. И еще из пейзажного оно превратилось в сюжетное.
А все из-за крошечного добавления, того самого брюлловского «чуть-чуть».
На темном фоне — том, что прежде изображал пашню, — была выложена из шляпных блесток маленькая золотая рыбка-телескопчик. Блестка к блестке, чешуйка к чешуйке, выпуклые глазищи из двух бабушкиных хрустальных пуговок.
И благодаря этому угрюмая пашня превратилась в спокойное море, а проселочная дорога — в мягкий песчаный бережок. Как пляж на острове Лидо.
Золотая рыбка пока еще плавала на свободе, но на берегу уже поджидала ее крошечная фигурка — не разобрать, мужская или женская.
И этот персонажик, не то рыбак, не то рыбачка, держал в руках тонкую сеть — бабушкину вуальку.
Паутинка сети не была жестко закреплена на кожаной основе, а оставалась большей частью зависшей в воздухе, как будто художница зафиксировала сам момент броска. И ветерок, настоящий ветерок, веющий из оконных проемов, легонько колыхал ее. От этого все изображение как будто двигалось...
Два живых существа на картине. Кто есть кто?
Алеша — в воде, а рыбачка Алена на берегу, и он — ее золотая рыбка, выполняющая желания?
Или наоборот — это он подходит к Венецианскому заливу, чтобы спасти тонущую, пока еще не знакомую ему, девушку из коварных волн?
Понимай как знаешь!
Алексей молча откинул голову назад и прислонился к Алениной груди затылком.
— Ну как? Ничего? — спросила она с трепетом.
В ответ он только потерся об нее жестким ежиком коротко подстриженных волос.
— А знаешь, Алеша, оно ведь ездило со мной в Венецию.
— Правда? Наверно, именно поэтому оно насквозь пропитано любовью!
— Только оно было тогда немного другим.
— Изменилось за полтора месяца или... за вчерашнюю ночь?
— Понимай как знаешь, хитрец!
— Если б я мог выразить, как люблю тебя...
Она позволила ему попытаться выразить свои чувства, и для этого они вернулись в ее дом, в спальню.
И он выражал их талантливо, будто тоже писал картину, — мазок за мазком, оттенок к оттенку.
Вздох к вздоху и стон к стону. И поцелуй к поцелую, и рука к руке, и тело к телу...
Отброшен на пол, мимо стула, серый галстук с лазуритовой булавкой, и мнется под повлажневшими спинами элегантный, но потерявший всю свою строгость пиджак...
— О, простите! — раздался низкий, резкий голос откуда-то из другого мира, извне с их Алешей любви.
— Какой пассаж, нарушили весь интимчик, — лепетал второй голосок, повыше.
Алеша и Алена отпрянули друг от друга, непонимающе моргая и тяжело дыша.
В дверях спальни стоял, загораживая широченным торсом весь проем, Григорий Саранцев собственной персоной. А из-за его плеча выглядывал вертлявый Димочка.
— Вон отсюда! — яростно прошипела Алена.
Кажется, и этот день рождения был испорчен. Не радиограмма из Австралии — так дружки-художнички...
...За «праздничным» столом сидели вчетвером.
Алексей категорически запретил отправить непрошеных визитеров восвояси:
— Гость в дом — радость в дом.
В его взгляде, однако, не только не было радости, но загорелся какой-то хищный, недобрый огонек. И разговаривал он подчеркнуто вежливо, размеренно, слегка понизив голос. Так пьяница, чтобы не шарахаться из стороны в сторону, старательно идет по половице, точно гимнаст по буму.