Сильви Гиллем в балете «Дон Кихот»
Впоследствии Сильви Гиллем, по одной версии, не вынесла директорской грубости, а по другой, просто захотела поработать в другом театре, и покинула «Гранд-опера». Рудольф стойко выдержал удар, хотя уход Сильви, его любимой ученицы и партнерши, заставил его глубоко переживать.
— Когда я сам решил покинуть СССР, все там говорили, что я не прав, что я погибну как артист, — говорил он. — Но произошло как раз наоборот. Я тоже начал танцевать в «Ковент-Гарден», где многому научился. И я уверен, что она многому там научится. Кроме того, «Ковент-Гарден» нуждается в ней…
«Характер у него был тяжелый и неуживчивый, — подтверждает Шарль Жюд. — Взбалмошный нрав, помноженный на бешеный темперамент и болезненное стремление к независимости поступков, непростительная и ничем не оправданная грубость — все это станет его неотъемлемыми чертами. Он и в последние годы не будет пытаться переделать себя. Отсюда — и сложные отношения с коллегами по театру, и определенный вакуум в общении».
В июле 1984 года взрывной Рудольф, очевидно, будучи на грани нервного срыва, влепил пощечину прямо посреди урока балетному педагогу Мишелю Рено. Последний подал в суд, а труппа стала требовать отставки директора. «Это правда, я слишком импульсивен, — ответил Нуреев на вопрос одного из журналистов уже через год после произошедшего. — Вся эта мелкобуржуазность, мелочность, глупость раздражают меня. И тогда происходит взрыв, как в случае с пощечиной Мишелю Рено. Мне это стоило 60 тысяч франков возмещения убытков».
«Характер творческого человека вообще не бывает ровным, — подчеркивает Мануэль Легри. — Рудольф был человеком щедрой души и если любил творчество артиста, то всячески помогал ему. У меня не было с ним проблем. Наоборот, он способствовал развитию моей карьеры. Благодаря Рудольфу передо мной открылись двери ведущих европейских театров».
Эти слова может повторить о себе и другой выдвиженец Нуреева, Лоран Илер. В 1983-м Рудольф, нарушая незыблемое правило «Гранд-опера» назначать на главные роли ведущих артистов, дал ему возможность станцевать партию Франца в «Коппелии» Л. Делиба. Через два года Илер, опять-таки с легкой руки Нуреева, миновав положение первого солиста, был возведен в высший балетный ранг этуали.
Французская балетная пресса негодовала по поводу предстоящей постановки «Лебединого», где кордебалет, по словам одного критика, «из стаи благородных птиц превратился в толпу разъяренных женщин». Что поделать, Нуреев согласился пойти на компромисс: из двадцати пяти спектаклей «Лебединого озера» только пятнадцать должны были пойти в его редакции, а десять — в редакции Бурмейстера. Сам он считал, что победа одержана!
Вскоре все остальные тоже смогли убедиться в этом: через несколько лет стало очевидно, что Рудольф Нуреев сумел-таки превратить довольно разнородную труппу «Гранд-опера» в первоклассную, отличающуюся высоким профессионализмом. Такой она остается и сегодня, судя по балетным спектаклям театра, представляемым российским каналом «Культура». И первостепенную роль в этом становлении сыграл наш с вами соотечественник, Рудольф Нуреев.
Этот бесспорный, на наш взгляд, факт признают и другие хореографы с мировым именем. Например, Джером Роббинс: «…я глубоко уважаю сделанное им для театра. Он вытащил труппу из депрессии и научил ее соблюдать дисциплину, поставил определенную цель. Он был искренне заинтересован в балете и артистах и действительно создал хорошую, профессиональную труппу».
«Подобные совершенство и блеск тем более замечательны, что не так давно балет Парижской Оперы, несмотря на несколько хороших танцовщиков, служил посмешищем для всего цивилизованного мира танца», — писал критик.
Новая «Гранд-опера» выглядела так хорошо во многом благодаря тому, что Нуреев не позволял своим артистам бездельничать, считают биографы. По словам окружающих, он был предельно суров к самому себе и чудовищно жесток и требователен к артистам труппы. Беспощадный и неутомимый в работе, Рудольф не позволял и другим уставать, раскисать.
Примером высокого профессионализма и лучшим уроком для французов служили и выступления советских солистов, танцевавших в отдельных спектаклях «Гранд-опера» во времена директорства Рудольфа Нуреева: Андрис Лиепа, Людмила Семеняка, Ирек Мухаммедов, Алтынай Асылмуратова… Это была эпоха Советского Союза в Париже. Рудольф прекрасно осознавал, что здесь французам есть чему поучиться…
Что любопытно, он никогда не занимался преподаванием всерьез: проводил один-два урока, но, видя, что ученики за ним не поспевают, бросал занятия. Но любой танцовщик, которому посчастливилось хоть недолгое время быть учеником Нуреева, скажет, что эти редкие уроки врезались в его память на всю жизнь…
Ведущий в прошлом солист «Гранд-опера», ныне артистический директор Национальной оперы Бордо, друг Нуреева до последних дней вьетнамец Шарль Жюд не только навсегда запомнил эти уроки, но и записал их основные постулаты. Азиатские гибкость, томность и скуластое лицо Жюда напоминали многим молодого Нуреева (на наш взгляд, без всяких на то оснований. Ведь одного восточного происхождения явно маловато, чтобы иметь обаяние гения!).
«Рудольф Нуреев никогда не довольствовался тем, чтобы просто передать свои знания, он воплотил в себе школу жизни танцовщика. Благодаря ему мы воспитаны на четырех фундаментальных правилах.
Первое: не тратить свое время.
«Вы занимаетесь профессией молодых, профессией, время которой очень быстро подходит к концу. Если вы не сделаете что-то сейчас, позже будет слишком поздно. Если вы не учитесь, когда вам 25, 28 лет, в 40 вы этого уже не сможете».
Второе: обогащайся, развивайся, открывай свой разум, смотри вокруг, впитывай, чтобы понимать и интерпретировать хореографию, а не просто исполнять ее. Он обладал искусством и манерой общаться с нами, передавая свою безграничную любознательность, сделавшую его обладателем выдающегося интеллекта.
Третье: работать. Никогда не успокаиваться на своей известности и успехах. Исправлять ошибки даже после спектаклей. Рудольф настаивал, чтобы его танцовщики и танцовщицы никогда не отступали перед техническими трудностями, никогда не упрощали ни один элемент даже с риском падения.
Четвертое: сцена, сейчас и всегда. Мы танцевали везде, в лучших и худших местах, часто без технической поддержки, часто без репетиций. Но мы танцевали, и публика была счастлива!
В свою очередь я пытаюсь передать эти правила и принципы. Рудольф всегда рядом, в моем разуме каждый раз, когда я корректирую танцовщика. Я слышу его голос, его подсказки. Так же, как он, когда исправлял нас, возможно, слышал голос своего учителя».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});