– У нее лицо матери, – прошептал Иосиф, нежно целуя малютку в лобик. – Да дарует ей Всемогущий такую же красоту и доброту.
Он нарек девочку Тии и, поручив ее заботам кормилицы, отправился к своим сыновьям, Инену и Эйэ, дабы поведать им о кончине матери и постараться утешить их в постигшем семью горе. Всю ночь они пробыли вместе и расстались лишь под утро. Но и на рассвете Иосиф не смог найти забвение в сне. Вместо того он вышел на балкон, окинул взглядом золотившуюся в лучах раннего солнца долину Нила и в который раз подивился мудрости и могуществу Творца, создавшего столь дивный, прекрасный и совершенный мир. Правда, в следующий миг сердце сжалось от неизбывной тоски, ибо ему вспомнилось, что возлюбленная супруга мертва и уже более не сможет насладиться земными красотами.
Неожиданно позади послышались шаги. Иосиф обернулся и увидел Тутмоса.
– Я боялся, что и ты уже мертв, – вырвалось у него.
– Мертв? – Голос фараона звучал глухо и хрипло. Внезапно он как-то странно рассмеялся, но почти сразу вновь сделался серьезным и шепотом произнес: – Нет. Теперь-то я наверняка знаю, что никогда не смогу умереть по-настоящему.
– Все люди когда-нибудь умирают, – возразил повелителю Иосиф.
Он отвернулся, устремил взгляд в озаренное солнцем небо и тихо добавил:
– Все. И мужчины, и... женщины.
Тутмос выступил из теней на свет.
– Я пришел к тебе, услышав о твоем горе.
Он подошел ближе, и при взгляде на лицо фараона Иосиф поразился произошедшему в нем странному изменению: череп его словно вздулся, сделавшись огромным, как купол, глаза приобрели миндалевидную форму, а в самом взгляде появилось нечто не поддающееся определению. Весь облик царя производил гнетущее впечатление. Впрочем, в глубине царских глаз промелькнули и вполне человеческие эмоции – как показалось Иосифу, сожаление и чувство вины.
– Я распорядился, чтобы для Туа приготовили гробницу, – сказал фараон. – В Долине царей.
– В Долине царей? – изумился Иосиф. – Но ведь там обретают вечный покой только законные правители Египта, те, в чьих жилах течет кровь древних династий фараонов.
– Разве ты не мой соправитель? А Туа, будучи твоей женой, может считаться равной царице.
Иосиф, однако, не сразу справился с изумлением, а когда пришел в себя, то низко склонился и, поцеловав руку владыки, стал благодарить его за неслыханную честь.
Царь, однако, отмахнулся от благодарностей и, отстраненно глядя на западные холмы, словно бы между делом промолвил:
– Служанка показала мне твою дочь. Чудесная малышка. Очень красивая.
– Такой была и ее мать.
– Ты прав, – кивнул фараон с вымученной улыбкой и вновь устремил взгляд в сторону пристанища мертвых. – Как ты полагаешь, – спросил он, – не малышке ли Тии суждено в свое время смыть кровь с гробниц?
– Я уже говорил тебе, о благороднейший из царей, что лишь Богу единственному дано прозревать грядущее.
– А вот жрец Амона, о Юаа, придерживается иного мнения.
– Но может ли он представить доказательства своей правоты?
– Сила Амона велика, чему было явлено множество странных и пугающих свидетельств.
– Мне было бы интересно о них узнать.
– Вот как? Ты уверен в этом, о Юаа? – спросил царь с холодной улыбкой. – В храме царит великая тьма, скрывающая многое.
Иосиф уставился на него, ничуть не пытаясь скрыть своей заинтересованности, ибо никогда прежде фараон Тутмос даже не заикался о том, что видел или слышал в святилище Амона.
– Я хотел бы узнать, какова природа сей тьмы и что за ней таится.
– Этого я тебе сказать не могу, – промолвил Тутмос и, помолчав, повторил: – Нет... никак не могу.
– Но почему?
– Потому что я поклонялся ей, смирил пред нею свою гордыню, обратился к ней с мольбой и стал ее преданным приверженцем.
– Не понимаю, – покачал головой Иосиф. – Зачем могущественнейшему из владык поклоняться тьме и о чем может просить он ее в своих молитвах?
– Затем, что лишь эта тьма, как всегда говорил мне верховный жрец Амона, позволяла мне так долго сохранять человеческий облик. Иначе я уже давным-давно стал бы таким, каким ты видишь меня сегодня.
Он указал на свое лицо.
– Но... – Иосиф сглотнул. – Великий владыка, каким образом может творить подобное сия тьма?
– Едва ли тебе захочется это знать, – ответствовал Тутмос со странной, кривой улыбкой. Но спустя долю мгновения улыбка растаяла без следа, а когда фараон заговорил, голос его снова зазвучал хрипло и отстраненно.
– И все же, – произнес он так, словно обращался не к своему собеседнику, а к рассвету, – я был глупцом, когда боялся этой перемены. Обличье, которое я обрел ныне, вовсе не уродство. Да, ныне меня трудно принять за простого смертного, но не есть ли сие свидетельство моего божественного происхождения? Жрец Амона поведал мне, о Юаа, что, когда Осирис, снизойдя с небес, воцарился в Египте как первый фараон, он выглядел именно так, как ныне выгляжу я.
Иосиф молча взирал на Тутмоса, на его вздутый лоб, вытянутый череп и странные, раскосые глаза.
– О чем ты думаешь?
– Я думаю...
Не дав ему договорить, Тутмос с горечью улыбнулся.
– Не стоит кривить душою, о Юаа, и пытаться скрыть отвращение: оно написано на твоем лице. Однако во имя связывавшей нас дружбы будь честен и ответь на мой вопрос правдиво.
– Я думаю, господин, что Осирис был демоном и кровь его действительно несет в себе проклятие.
Улыбка Тутмоса замерла на губах.
– Как можешь ты говорить такое о том, чьими стараниями Египет стал родиной наук и искусств, о том, кто открыл людям тайны вселенной, научил их возводить великие храмы, творить прекрасное, познавать мир и врачевать недуги? Кем он мог быть, если не могущественным богом?
– Возможно, он был джинном, не пожелавшим склониться пред Богом Истинным, Богом единственным.
– Истинным и единственным, говоришь? – Некоторое время царь молча смотрел на Иосифа, а потом рассмеялся. – Спору нет, Юаа, ты мудрый человек, способный прорицать будущее, и, возможно, тот, кому ты поклоняешься, и вправду является великим богом. И все же, уверяю тебя, твои познания и возможности не идут ни в какое сравнение с познаниями и возможностями верховного жреца храма Амона.
– Но почитание Амона есть преклонение перед тьмой! Не ты ли, о царь, сам говорил мне это?
– Не только перед тьмой. Есть и иные тайны, о Юаа, такие тайны, перед коими меркнет все, ибо мы прозреваем, что за пределами небытия нас ждет наш прародитель Осирис.
– Ты можешь верить во что угодно, о повелитель, – промолвил с горькой усмешкой Иосиф. – Однако, поклоняясь тьме или нет, ты все равно рано или поздно должен будешь повстречаться со смертью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});