Читать интересную книгу Утро звездочета - Сергей Дигол

Питание в госпитале четырехразовое, а столовая радует даже запахами: в отличие от всех предыдущих случаев, когда мне приходилось бывать в больнице, местные кулинарные ароматы вызывают у меня даже не равнодушие, а вполне определенное слюноотделение. Кормят и в самом деле отменно, и если мне придется задержаться здесь еще дней на пять, апельсины и колбасы, которые мне щедро и предсказуемо доставили уже побывавшие посетители, придется-таки переместить из холодильника в мусорную корзину.

«Двести семнадцать», повторяю я про себя, а вслух чертыхаюсь. Мне нужно, мне просто необходимо поспать хотя бы пару часов. Утром, как всегда будет дежурный осмотр. Пульс, давление, зрачки, с десяток таблеток и опять какие-то датчики, которые ежедневно прикручивают к моей изможденной голове. Мне спокойно в палате, и предстоящий день хлопот неприятно будоражит меня, но и оставаться здесь я больше не могу. Мне кажется, что из пациента я постепенно превращаюсь в пленника.

— Двести семнадцатый, прием! — проскрипела рация, и я едва увернулся от летящей навстречу Тойоте.

Я был неправ и, вылетая на встречную полосу, ставил под вопрос успех всей операции. Милиция, конечно, была в курсе, и номера «неприкасемых» эфесбешных машин были разосланы всем постовым, но моя внезапная авария требовала бы срочной замены вышедшего из строя автомобиля, а это — суматоха и перекройка сложнейшего расписания.

Мне повезло — я не разбился в самом начале дежурства. Я даже получал удовольствие, и меня возбуждали даже команды из рации, эти нелепые «двести семнадцатый, прибавьте до восьмидесяти», «снизьте до шестидесяти пяти». Я был как персонаж компьютерной игры, но удовольствие получал как игрок — мне нравилось, что право конечного воплощения команд все же принадлежало мне. Я осмелел настолько, что осмотрел, насколько это было возможно по ходу движения, салон на предмет наличия «жучков», прощупал свое и соседнее сиденье и порылся в бардачке. На внешний осмотр у меня было лишь две минуты, запланированные на дозаправку, и у меня, честное слово, не было и секунды в запасе, чтобы поймать недоуменный взгляд заправщика и уж тем более комплексовать по этому поводу. На корточках я прополз вокруг машины, но никаких признаков датчика на днище не обнаружил. Заглянул в капот и в багажник — результат был тот же.

Конечно, я выглядел нелепо, а действовал и того хуже. Рация и была жучком, я должен был сразу это сообразить. Как и то, что через оповещатель за нами все же следят и, получается, теперь, в машине, я был под двойным колпаком.

Где-то, в огромном помещении со множеством мониторов, я был лишь светящейся точкой на карте. Сколько всего машин курсировало по Москве? Двести пятьдесят? Триста? У меня не было возможностей это вычислить, полагаться можно было лишь на команды из рации, когда мой номер упоминали в ряду еще нескольких номеров. Последнюю такую команду я запомню, наверное, на всю жизнь.

— Девяносто шесть, сто тринадцать, двести семнадцать, двести двадцать три — к Проспекту мира!

Мне не пришлось разворачиваться, я и так ехал по направлению к проспекту, но тон голоса выражал такую нетерпеливость, что я как следует притопил педаль акселератора.

— Быстрее! — рявкнула рация и, как я понял, это относилось к нам четверым.

Мой Лансер несся мимо Наташиного дома, и газа я не прибавил, правда, и от торможения удержался. Мне казалось, что под колеса машины с тротуара бросятся дети, мальчик постарше и совсем маленькая девочка. Это могли быть только Андрей и Лера и никакие аргументы, даже электронные часы в машине, показывавшие четвертый час ночи, не могли разубедить мой мозг, утомленный отсутствием сна и происходящему вокруг безрассудству.

Поначалу я чувствовал себя чуть ли не сфинксом, сам факт присутствия которого оберегал Наташу и наших чад от безумия этого мира. На третьем круге, когда стрелка бензометра вплотную подобралась к нулю, иссякла и моя вера в то, что для кого-то я могу быть счастливым талисманом. Пусть даже эти кто-то — самые близкие мне люди. Я был рядом и ничем не мог им помочь. Я даже остановить машину не мог, да что там, позвонить не мог — я был уверен, что любые звонки во время дежурства будут фиксироваться и пресекаться как помеха исполнению задания особой важности.

— Двести семнадцатый, ускорьтесь! — приказал голос, и это последнее, что я запомнил.

Потом я помнил собственный крик, от которого и пришел в себя. Подо мной были носилки, надо мной — очертания людей, лиц которых я не мог разобрать в сумраке, но и сейчас мне кажется, что они выражали озабоченность моим состоянием.

Мне и в самом деле было плохо. Я, не сдерживаясь, кричал и ничуть не стеснялся своих воплей. Уже в салоне скорой помощи я увидел кровь не вате, которой медсестра вытирала мне лоб, но боль — острая, сковывающая, парализующая сознание боль — ощущалась в спине, где-то чуть выше крестца. В скорой мне вкололи обезболивающее, кажется, не одно, но я все равно кричал и даже не задумывался над тем, чем так напугал врачей. Над вероятностью перелома позвоночника.

Из машины в больницу меня перевозили как набор яиц Фаберже, и я не чувствовал под собой ни каталки, ни кочек, ни порогов. О том, что мое тело все же движется в пространстве, можно было судить лишь по больничным лампам на потолке, от которых хотелось жмуриться и вспоминалось, что подобную сцену я видел в каком-то фильме с Аль Пачино. Потом лампы исчезли, я почувствовал, что лежу на чем-то холодном и увидел перед собой иллюминатор. Я понял, что лежу в какой-то барокамере и услышал женский голос, прозвучавший из невидимых мне динамиков.

— Пожалуйста, не шевелитесь, — попросили меня. — Задержите дыхание.

Уже в палате меня навестила делегация. Первой шла девушка с приятной улыбкой и темным рулоном в руке, и я сразу понял, что главная — не она. Главным был мужчина с рыжей бородой, за спиной которого стояли, пока он изучал меня, еще двое мужчин, и тоже в белых халатах.

— Поздравляю, — сказал рыжий, разворачивая поданный улыбчивой девушкой сверток. Им оказался снимок, похожий на рентгеновский, но большого, как настенный плакат, формата. — С позвоночником у вас все более-менее в норме. Есть, правда, межпозвоночная грыжа, вот здесь, — ткнул он пальцем в снимок, — в поясничном отделе. В принципе, это могло случиться с вами в любой момент, но совпало, как видите с аварией.

— Аварией? — первое, что произнес я после аварии.

Мне все терпеливо объяснили. На пересечении улица Бабушкина с Проспектом Мира мой Лансер влетел в бок черному БМВ седьмой модели. Скорая была на месте через семь минут, меня же извлекли из машины еще раньше, и сделали это, если верить доктору, сотрудники ФСБ.

— Наши сотрудники, к счастью, оказались рядом, — сказал он.

Я обвел глазами присутствующих и задал второй вопрос.

— Где я? — спросил я.

Улыбнувшись, доктор потрепал меня по руке.

— В самом надежном и нужном для вашего здоровья месте, — сказал он. — В госпитале Федеральной службы безопасности.

Я застонал: вновь напомнила о себе больная спина.

— Не волнуйтесь, — уговаривал меня рыжий доктор, — мы вас обязательно поставим на ноги, причем очень скоро. Часто межпозвоночная грыжа нуждается в операции, но у вас, — он постучал костяшками пальцев по снимку, — скорее всего, дело обойдется медикаментозным лечением. Двух недель, я думаю, будет достаточно, как вы считаете, коллеги?

Трое за его спиной молча и вразнобой кивнули.

— И потом, у вас голова, — продолжал доктор. — Сотрясения, как я понимаю, нет, но удар был сильный и чудо, что обошлось без серьезных последствий. В любом случае, необходимо провести детальное обследования, чем мы в ближайшее время и займемся. А вы, — он снова коснулся моей руки, — не волнуйтесь. Отдыхайте, ешьте, спите. Если есть какие-то просьбы — готов выслушать.

— Я вижу, здесь есть телевизор, — кивнул я на монитор на стене.

— Э, нет, — покачал головой доктор, — вот об этом думать пока рано. Давайте обследуемся и начнем лечение. А дней через пять поговорим и о телевизоре.

Телевизора не было нигде, я имею в виду коридор. Иногда, проходя мимо других палат, я слышал звон в ушах и понимал, что кому-то просмотр разрешен и меня не очень успокаивало то, что, возможно, уже разрешен. Мне ничего подобного не позволяли и даже пульта не оставили, а по-другому этот гребанный настенный экран не включался.

Зато меня по нескольку раз в день таскали на процедуры, пичкали лекарствами, сканировали голову и шею, а на третий день, когда под действием обезболивающих я уже мог передвигаться самостоятельно и вполне уверенно, даже заставили прогуляться в больничном сквере. Тогда же ко мне пустили первого гостя, и им оказался Мостовой.

В моей палате он выглядел растерянным — то ли из-за халата не по размеру на плечах, то ли из-за огромного букета хризантем в руке. Еще он принес пакет с продуктами, который я при нем же запихнул в холодильник и о котором вспомнил лишь на следующий день.