— Выходит, что так. Я думаю, ему пришлось отступать в воду…
— А кто-то, стало быть, надвигался?
— Наверное…
— Ну и кто?
— Откуда я знаю! Не видели мы ведь на берегу никаких следов. Скажем, отпечатков лап с когтями, оставленных каким-нибудь гигантским йети, или чего-то похожего…
— Или совсем даже непохожего…
— То есть?
— А вы припомните, Юрочка! Здесь ведь был в прошлый раз такой странный след. Такой след, как будто…
— Да! Точно… я вспоминаю. Как будто что-то проволокли… Тело, например.
— Безжизненное?
— Ага…
— А может, кто-то прополз?
— Прополз?
— Да!
— Ну а это вы к чему?
— Да след этот странный очень был. Словно червь гигантский прополз…
— Да ну вас!
— А помните, Элла пишет про «нечто белесое», червю подобное. Ночью это «нечто» скользило по горным уступам и исчезало в расселинах и пещерах.
— Ну? И что?
— А то… Могу вам, Юра, сказать: миллионы лет эволюции — это огромный путь. Но в строении тел всех высших организмов все равно угадывается структура червя — трубки внутри трубки! — складывающаяся из сегментов. Просто в процессе эволюции разные сегменты соединились между собой, чтобы создать человека: голова, грудная клетка, таз, а также талия и шея.
Горчицкий осторожно прикоснулся к своему горлу, очевидно, чтобы наглядно проиллюстрировать это утверждение.
— Значит, мы — большие червяки? — немного огорчился Юра.
— Нет, ну что вы! Структура человеческого тела, конечно, сложна и дифференцированна. Однако…
— Что? Опять «эксперимент эволюции, потерпевший неудачу»? «Тупиковая ветвь развития»?
— Ну…
— Так, значит, если мы не видим на берегу отпечатков когтистых лап, то… Жуть какая-то!
— В самом деле… Представьте, что это гигантский червь…
— Угу. Который еще и воет. Этакая славная скотинка!
— Ну, например, некоторые подводные реликтовые животные, такие, как «морские коровы», по свидетельствам рыбаков-очевидцев, издают пугающие трубные звуки.
— Да ну вас, профессор. — Юра пренебрежительно махнул рукой.
И в это время издалека снова донесся вой.
— Кстати, вам не кажется, что «этот»… Уж не знаю, кто он там! Как-то очень по-разному воет? — заметил профессор, прислушиваясь к долетающим издалека странным звукам.
— То есть?
— Я хочу сказать, что, по-моему, это существо вкладывает разный смысл в свое вытье. Разное настроение, разная информация, разные сообщения, понимаете?
— Во-во. — Юра снял с плеча ружье и снова внимательно огляделся. — Именно, что сообщения. Типа: чую, есть чем поживиться!
И Ростовский вдруг подумал, что ему вовсе больше не хочется «убирать» профессора. Перспектива остаться в Прекрасной долинке одному — наедине со всеми этими червяками и каннибалами… В общем, было как-то жутковато.
Но… Может, на то и расчет?
Мыслишка, промелькнувшая было, когда они с профессором обнаружили «наскальную живопись», вернулась снова.
— Пойдемте ужинать, профессор, — вслух произнес он. — Жрать охота. В самом деле, чего мы тут еще ищем? Ну какие после дождя могут остаться следы! — вздохнул милиционер.
* * *
Труп сыщика Королевича так нигде и не всплыл.
Зато нашлись другие трупы.
…Это был небольшой холм, сложенный из камней. Юра и профессор обнаружили его, исследуя в очередной раз окрестности вокруг лагеря.
— Сооружение, над которым явно потрудились руки человека. Не природа, — заметил Горчицкий, рассматривая странный холм.
— По-моему, это могила, — предположил Юра.
— Кажется, да, — вздохнув, согласился Горчицкий.
— Ну что, будем вскрывать?
Профессор снова вздохнул:
— Да! Я должен увидеть, кто там. Это мой долг. Мой родственный долг по отношению к Элле.
И они стали разбирать камни. Сооружение оказалось довольно серьезным — кто-то потрудился на славу. Но зато хорошо сохранились тела — их не тронули ни звери, ни птицы. Не добрались.
Сначала они нашли труп мужчины, а потом еще и женщины.
— Это не Элла… — заметил Ростовский, взглянув на останки. Зрелище было ужасным. И он поскорее отвернулся, успев заметить только длинные темные волосы.
Горчицкий тоже отвернулся от развороченной могилы:
— Какой ужас!
— Да, ладно вам, профессор. То, что мы сделали, по сути дела, называется эксгумацией.
— Ах, вот как… Как все-таки важно подобрать правильное слово! Главное хорошенько подумать — и «ужас» сразу превращается в «просто эксгумацию».
— Но кто же эта женщина, как вы думаете?
— Скорее всего, это жена Звездинского Нинель. Помните, Элла описывает в дневнике ее гибель.
— Да, да…
— Наверное, они похоронили ее здесь.
— Что ж. Труп Звездинского, как я понимаю, мы тоже нашли, — заметил Юра. — Так что задача, поставленная передо мной господином Приходько, можно сказать, выполнена. Деньги я отработал — нашел ему Оскара!
— Вряд ли он обрадуется.
— Ну что делать! Я же не обещал, что найду его живым.
— Почему они все-таки погибли? — задумчиво произнес Горчицкий.
— Откуда ж я знаю?
— В сущности… Мы почти ничего так и не узнали об этой долине. Мы не знаем, что испугало Оскара Звездинского.
— Не знаем, — согласился Юра.
— Мы не знаем, куда делся их проводник. Вам вообще-то все понятно в дневнике моей племянницы?
— Да ни хрена не понятно!
— Вот-вот… Именно так. И мы не знаем, как погиб Королевич, бывалый сыщик Королевич. Мы не знаем, что его испугало…
— Не знаем…
— Вообще-то необязательно, что пугает человека именно страшное зрелище.
— А что еще?
— Звук.
— Ах, ну да…
— Знаете, в одном французском замке есть такое для туристов представление. Вечером зажигаются в окнах замка свечи. В освещенных окнах начинают двигаться силуэты — дам и кавалеров. А маленькие микрофончики, установленные в траве, наполняют темный ночной парк цокотом копыт. Слышен шум подъезжающей кареты, звучит речь — на старофранцузском, музыка… И полная, батенька, иллюзия прежней — минус пятьсот лет! — жизни. Иллюзия… А на самом деле ничего нет. Всего-навсего звук и свет!
— То есть вы думаете, нас сознательно терроризируют этими завываниями?
— Так я не говорил.
— Но вы думаете, что такой страх именно звук нагоняет?
— Все может быть.
— А мне вот, например, не слишком страшно!
— Звуки ведь, Юрочка, бывают разные. Всякие сигналы…
— Какие?
— Например, такие, что вы их вроде бы и не слышите. Но они действуют на подкорку.
— Чего?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});