Судьба и распорядилась. Сочла, что путь товарищей закончен, Патрику же послала пару вороненых глаз, носик с горбинкой и косу с алой лентой.
Которые, заметим, о ниспосланности свыше – ни сном, ни духом. Наоборот, искренне рады, что под рукой появился человек, который может стать неплохим квартирмейстером. А не захочет идти под командование к девчонке, так хоть абордажную команду и ополченцев в форте натаскает за отдельную плату.
Наветренный пролив между Ямайкой и Эспаньолой – место узкое и опасное. Прижаться к берегу мешают острые скалы, а потерять берег из вида решается не каждый. Именно здесь, а не на экваторе, голландцы крестят новичков, заставляя всякого, кто еще не ходил в западные Индии, трижды прыгать с марсов в воду. Кто решится первым – в честь того ударит пушка, и флаг склонится перед смельчаком. И еще раз – если найдется храбрец, что прыгнет в четвертый раз, во славу родной провинции.
На «Ковадонге» прыгать неоткуда. Разве за борт, но это не страшно и не забавно. Обычное купание! Можно устроить и в более спокойном месте. Но почесть трудной работе моряка и преграде, служащей источником почестей, не отдать нельзя. Поэтому пинасса поднимает флаг, как при входе в порт. В первом выходе предлагали и из пушки выстрелить – пришлось Руфине напоминать, сколько стоит порох. Тратить его на учебу – полезное вложение, но переводить на суеверие? Людям не объяснишь – зато можно, по-кастильски, выпрямить спину.
– Это испанские воды! Потому салютовать первыми нам не следует, но только отвечать на салют.
Встречная барка салютовать что-то не торопится, торопливо перекладывает руль. Под ветер, а ветер к скалам. Команда начинает спорить:
– Разобьются.
– Нет, вывернутся. Успеют!
А кто главный авторитет на борту? Лучше кого так приятно оказаться? Жаль, жаль, не на всех черный взгляд действует. Парусный мастер, похоже, полагает, что главное на пинассе – паруса, а стрельба из пушек и навигация так, баловство.
– Что скажете, донья Изабелла?
– Что он очень не рад нашему флагу… И прав. Когда будет выходить из разворота, мы его возьмем. Даже если это испанец. Нечего бегать от береговой охраны. Красный флаг!
Разговоры окончены. Над канонеркой вьется алый вымпел, значит, приватир идет в атаку. Теперь всякий, кто вздумает перечить капитану, получит пулю. Теперь Изабелла де Тахо не первая после Бога. Пока сражение не закончено, она и есть бог – на десяти саженях смоленого дерева. Впрочем, перехватом занимается парусная команда, донью капитана ждут бронзовые подруги. У каждой свой норов… Пистолеты, те близнецы, пушки похожи только внешне. У Правой, канал ствола наклонен вверх, угол возвышения ей нужно выставлять немного ниже. Левая, голубушка, теперь ее работа, налево и косит, да еще слегка подкручивает ядра. Цепной выстрел или книппель из-за этого летит недалеко. Раньше расправляется. Значит, нужно подойти ближе. Отдать приказ. Вынуть свинцовую пробку из замка.
Полыхает жаровня – ужас деревянного корабля. Жарится пальник. Расстояние все меньше. Пора. Пальник входит в замок. Пушка ахает, прыгает назад так, что борт трещит. Пороховой дым жжет глаза. Стоит проморгаться, перед глазами – косой угол паруса, посреди – прореха на половину неба. Теперь барка точно не уйдет! Корабли сходятся: нос к носу, корма к корме. Там, на корме, двое вцепились в румпель. Можно снять обоих, но тогда барку бросит на скалы. Кошки заброшены! Над бортом барки, ближе к носу, поднимаются головы и стволы. Пальцы играют на спуске пистолетов. Два выстрела – хором, сразу же – еще два. В ответ на носу барки упрямо вспухает одинокое белое облачко. Поздно. Рядом орут и ругаются.
Руфина цела, только с пустыми стволами. Начинается гонка – кто раньше перезарядит. Короткая, потому как разозленные дробовым выстрелом испанцы уже перемахнули борт барки, и Руфина кричит:
– Рулевых не трогать!
Остальные сами виноваты. Хорошо, никого не убили. А могли…
Это стало легендой. Теперь уж и не определить, насколько история правдива. Говорят и пишут одно – изумленная команда обнаружила на барке, помимо перепуганной и не помышляющей о сопротивлении команды, пятерых буканьеров. Один заряжал дробовик. Перехватил за ствол – да так и сгинул в рукопашной. Остальные четверо, вместе с мушкетами, опасности не представляли. Все мертвы. Все одинаково: пуля вошла в глаз, вышла через затылок. Какое уж тут сопротивление!
Команда выполнила приказ в точности, рулевых не тронула. Остальным – повезло, живы остались. Нашлась неотложная работа, скалы-то никуда не исчезли. Свой корабль или уже захваченный – жить хочется и пленным, и абордажной команде. А там, поглядывая на тесаки и мушкеты, французы начали вспоминать, что они тоже католики. Пусть Франция с Испанией воюет, между своими война может быть и благородной! Да, везли на Тортугу пшеницу, обратно собирались взять кожи. Нет, не первый раз так ходят. Ну, сеньора ведь заметила охотников. Вот им что-то и ударило в голову. Стрелять начали… Придется навестить Сантьяго-де-ла-Вега? Так тому и быть.
Первые минуты после победы Руфина не понимала, на каком она свете, потому и сделала все, как следует. Назначила призовую партию, велела новому кораблю держаться за «Ковадонгой», перевела на него парусного мастера – исправлять ее работу. Перезарядила Левую. Потом пистолеты. Только после этого заметила дырку в шляпе – картечина прошла в дюйме от виска. Откуда-то нашлись силы сказать:
– Кажется, мы в убытке. Сколько тут стоит хорошая шляпа?
Ответом стал взрыв молодецкого хохота. Почему-то ее слова приняли за шутку… Потом с барки принесли охапку ружей. Два тромблона французской моды, только и годных путников на большой дороге пугать да птицу бить, – не впечатлили. Таких немало и на Ямайке, с ними охотятся на диких голубей. При удаче можно положить разом несколько птиц. Самое дешевое мясо! И вкусное. Зато три длинноствольных ружья с клеймами епископства льежского – это да, из этих можно стрелять очень точно и далеко. И одно из них – нарезное!
Рука потянулась к перевязи с зарядами – вместо четок. Руфина поняла, что жива исключительно волей Господней. Она должна была получить пулю! Скорей всего – из нарезного. Выбери стрелок рулевого или дай осечку английский замок с собачкой, для нее оставалось еще две пули. Но буканьеры почему-то решили выждать и выстрелить разом, впятером. На расстоянии, вполне доступном пистолетам. Опасались пушки и предпочли абордаж? Или барка только изображала жертву, на деле надеясь захватить канонерку?
Руфина почувствовала, как на нее накатывает штормовая волна, сдавливает сердце, заполняет легкие вязким огнем, что и не вдохнуть… Почти как тогда, в ночной Севилье. Страх. Только тогда теплилась надежда – на то, что родители живы, на широкую спину графа Барахаса. Теперь надежды не осталось, только мечта о возвращении, зыбкая и ненадежная. Она знала – чтобы вернуться, придется не раз стоять под выстрелами, и каждый из выстрелов может окончить ее планы! Руфина-Изабелла подняла голову. С белесых небес, суровый и требовательный, смотрел глаз Бога. Не того, что обещал прощение – того, что велел избранным идти и исполнять его волю! Возложить меч на бедро и брать око за око.